Она смутилась и отвела взгляд.

– Немного.

– Огонь лечит, – он протянул ей нож, – ну же, давайте.

Пальцы её были холодными, и руки дрожали, она храбрилась изо всех сил, и Альберт её подбодрил:

– Я не боюсь боли, миледи, так что и вы не бойтесь.

– Боги всемогущие! – воскликнула она тихо, прикладывая к ране нож дрожащими руками.

Альберт схватил её за запястье, удерживая нож, потому что она бы его точно выронила.

Больно не было.

Было странно.

Очень странно.

Он закрыл глаза, чувствуя, как в крови мгновенно закипает неистовая сила и рвётся наружу. Гром прогремел где-то уже над озером, и снова пронёсся ветер, взметнув жёлтые листья по краю обрыва, но Альберт все не мог разжать руку.

Кровь к крови…

Кровь к огню…

Странные слова всплыли из глубины его памяти. Что-то такое говорил его дядя Гасьярд, проводя очередной ритуал в башне.

– Да отпустите уже! – воскликнула незнакомка, разжимая пальцы, и нож упал на песок. – О, Боги! Да вы ненормальный! У вас же ожог будет во всю шею!

Но кровь перестала идти, и рана сразу схватилась.

– Я же говорил – огонь лечит, – подмигнул ей Альберт. – А вот теперь займёмся вашей ногой. Кстати, я не представился, – Альберт Гарэйл из Индагара, к вашим услугам, – князь приложил окровавленную руку к сердцу и чуть поклонился. – А тот лохматый придурок наверху – мой помощник и ученик Цинта. А как зовут вас, прекрасная незнакомка?

– Ир… ри… Рита… Миора, дочь купца Миора из Фесса, – ответила она и чуть смутилась под пристальным взглядом Альберта.

– Можете звать меня просто мэтр Гарэйл, а лучше по имени – Альберт. Я же лекарь, формальности ни к чему. А теперь, Рита Миора, позвольте осмотреть вашу ногу. И, кстати, у вас красивое имя…

– Не бойтесь, миледи, он вас вмиг поставит на ноги, – крикнул откуда-то сверху Цинта.

– Рифмоплёт, тоже мне, – усмехнувшись, пробормотал князь. – Ты осмотрелся там?

– Никого нет! Но… кто-то тут точно был!

– Ладно, следи за дорогой, мы скоро!

Пока Рита расшнуровывала сапог, он продолжил её разглядывать. Всматривался в её лицо и думал – была ли она красивой? Да, безусловно. Но не той красотой, что обычно волновала его тело, а какой-то слишком уж воздушной и утончённой, как у статуи Богини в храме. И хотя Альберт и не питал страсти к женщинам недоступным и высокомерным, но Рита не показалась ему высокомерной. Хотя и доступной она ему тоже не показалась.

Дочь купца? Надо же! Знал бы раньше, поселился бы в Фессе, а не в Индагаре.

Он окинул её взглядом всю: дорожные штаны цвета охры, а поверх юбка наездницы, открывающая спереди ноги, которая собиралась сзади множеством оборок, приталенный жакет с рядом жемчужных пуговиц, и из рукавов выглядывали тончайшие кружевные манжеты. Рита, как ни странно, была одета по южной моде. И, видимо, купец Миора был очень богат, раз его дочь могла позволить себе такие дорогие наряды. Хотя при этом на ней не было никаких украшений, что показалось князю довольно странным, памятуя о купеческих дочках в Индагаре, которые ходили сплошь увешанные красным золотом. Он посмотрел на её руки – колец не было. Значит она не замужем и даже не помолвлена. А что ещё ему показалось странным, так это то, что незамужняя, богатая и красивая девушка вдруг решила поехать по этой пустынной дороге. Да и слуг при ней было как-то маловато для эскорта.

Взгляд скользнул по изящной шее…

Что-то было в этой девушке такое, что невольно притягивало к себе. Но что – непонятно. И ничего из того, что нравилось князю в женщинах – ни томного взгляда с поволокой, ни пухлых капризных губ. Наоборот, взгляд у неё был прямой и искренний, и глаза синие, как небесная лазурь, казались слишком чистыми и глубокими. Она не порхала ресницами, как делает любая девушка, изображая смущение, а смотрела на него прямо и открыто, и не улыбалась, заигрывая. Но его взгляд невольно скользнул по её губам, своенравным и нежным, с красивым изгибом, похожим на силуэт крыльев птицы в полёте. Эта девушка не была томной и капризной, более того – и князь очень этому удивился – она даже не попыталась с ним кокетничать, изобразить слабость или обморок, как будто он и не мужчина вовсе.

Она, наконец, справилась с сапогом и поставила ногу на камень. Альберт оторвался от созерцания линии её скул и, посмотрев на ногу, нахмурился и покачал головой. Лодыжка Риты выглядела плохо, похоже, что перелом – нога уже опухла и даже появилась синева.

И она ещё пыталась в него стрелять!

Альберт снял вторую перчатку, присел рядом и положил ладонь на больное место. И в самом деле – перелом. Он отчётливо ощутил жар, идущий изнутри, и нарастающую боль. Видимо, Рита была ещё в шоке от падения и только сейчас начала её чувствовать, стала совсем бледной, а на лбу появилась испарина.

Князь медлил, не убирая руки.

– Ну что? – спросила она тревожно. – Только, пожалуйста, скажите, правду.

– Плохо дело, – пожал он плечами, – похоже на перелом.

– О, нет! – сплеснула она руками, и на глазах у неё снова заблестели слёзы. – Да как же так!

– Стойте, стойте! – он поднял руку вверх. – Рита, только не надо плакать! Подумайте, вы упали в такую пропасть и выжили, а перелом – это же ерунда! Это не так уж и плохо.

– Это? Это очень плохо, мэтр Гарэйл, – развела она руками, указывая на озеро, обрыв и разбитую карету, – а учитывая обстоятельства, хуже не бывает!

– Хм. Обстоятельства так себе, согласен, – он попробовал её приободрить, – но мы сейчас что-нибудь придумаем. Только не плачьте, прошу вас, это же не смертельно, это всего лишь перелом, вам же не голову оторвало! С переломом я как-нибудь справлюсь.

Она посмотрела на него так, что у Альберта сердце сбилось с ритма. Больные иногда смотрели на него с благодарностью и даже плакали от счастья, когда он избавлял их от боли и мук, женщины смотрели с восхищением, но чтобы вот так, искренне и доверчиво, словно на Бога или чудо какое-то, так на него никто никогда не смотрел. И этот взгляд внезапно его смутил, что случалось с ним крайне редко, и заставил думать, что зря он ляпнул про то, что ничего страшного нет. Потому что срастить перелом, да ещё быстро – дело очень сложное. Для этого придётся забрать много силы у других органов и ослабить всё тело. Так иногда делают опытные лекари, но на свой страх и риск и только когда риск этот оправдан. Хотя после такого она ослабеет настолько, что ему придётся всю дорогу везти её на руках, и в себя она придёт дня через два, не раньше, при условии, что всё получится как надо. Он ведь не такой уж и опытный лекарь, что бы там не говорил Цинта. Есть риск и немалый, что это приведёт к отказу одного из органов.

Князь глянул наверх: небо медленно заволакивали сизые тучи, прохладный ветер потянул с озера сыростью – собиралась гроза. Странно это для середины осени.

Треклятый этот Индагар – одни сплошные дожди!

Нужно поторопиться и выбраться из этого глухого места до темноты и до начала грозы. Нет ничего хуже, чем грозы в горах.

Ну и как он вытащит её отсюда, да ещё со сломанной ногой или без сознания, когда сам едва смог спуститься вниз по обрыву?

И хотя эта мысль ему не нравилась, но был ещё и второй путь. Можно дать ей своей силы, соединив их на время вместе, пропустить её через себя и перелом срастётся. У Альберта достаточно сил, чтобы поделиться с ней, и тогда она сможет идти сама. Но гильдия лекарей строго это запрещала. А уж храмовники враз сожгут на костре, если узнают про его лекарское самоуправство.

Айяаррской магией нельзя лечить людей.

Потому что люди всегда доноры. Можно не суметь разъединиться, и человек умрёт, отдав всю свою силу лекарю. А ещё к этому привыкаешь. Потом захочется ещё, и ещё – взять немного силы у одного, немного у другого. Альберт слышал о лекарях-убийцах, пристрастившихся к человеческой силе, и храмовники не дремали – кого-то регулярно сжигали на площадях. Так что это было очень опасно, и в первую очередь для него. Но, подумав недолго – а князь любил принимать решения быстро – он послал к демонам храмовников с их кострами, а мнением гильдии по этому вопросу он и вовсе не дорожил. Доносить на него тоже едва ли кто-то станет, свидетелей в этой глуши нет, Цинта в таких вопросах нем, как рыба, и позже они с Ритой разъедутся в разные стороны – кто его найдёт, даже если узнает? А насчёт привыкания – он уже пробовал это однажды и считал, что ценность человеческой силы изрядно преувеличена. Так что можно было рискнуть, да и выхода особого не было. Думать надо было раньше, до того, как он полез по обрыву вниз.

– Вы и правда можете вылечить перелом? – спросила Рита удивлённо, и то уважение, к нему, которое сквозило в её голосе, снова заставило его почувствовать укол совести.

А ну как он убьёт её сейчас? Это очень даже вероятно. Проклятье!

Но он же, в конце концов, давал клятву лекаря, и там было что-то такое про «… любыми доступными средствами», а кто виноват, что из всех средств у него осталось только это? Он улыбнулся и произнёс спокойным голосом:

– Вылечить? Да пара пустяков! Закройте глаза и ничего не бойтесь. И не открывайте, пока я вам не разрешу.

Она была бледна, слишком бледна, и ему следовало торопиться.

– Хорошо, – ответила Рита тихо, закрыла глаза и вцепилась пальцами в дерево.

Альберт положил вторую руку на её лодыжку и тоже закрыл глаза.

– Потерпите, боль сейчас уйдёт, – прошептал он, впитывая в себя её боль и забирая горячку.

Молитва к покровительнице лекарей вышла почему-то короткой и глупой.

Мать Всеблагая, помоги мне не убить эту прекрасную женщину!

Было страшновато, ведь такое он делал лишь однажды. Ощущения тогда показались ему странными: было щекотно и хотелось пить. Больной был бродягой, и Альберту особо ничего не грозило, даже убей он его на месте – мало ли умерших бродяг регулярно находили в сточных канавах Скандры? Сила текла из него, как вода из мутного ручья, и отдавала она, по чести сказать, перегаром, луком и сырыми опилками, поэтому задерживать её в себе Альберту не было никакой радости, и поэтому она также быстро вытекла обратно. В тот раз остановиться ему было совсем несложно.

Но сейчас, как только он открылся, с ним случилось нечто странное. В него хлынул поток, какого он никак не мог ожидать. Он задохнулся на миг, словно с разбега прыгнул в море. Его подхватила гигантская волна и потащила за собой в глубину. Это была небывалая сила, как весенний сель, мчащийся с гор и смывающий все на своём пути, она закрутила его, выбивая из головы мысли и из лёгких воздух. Перед глазами вспыхнули искры, кровь закипела игристым вином, закружилась голова, затопило совершенно неведомое счастье, пронизывающее до кончиков пальцев и до боли в сердце. Он почувствовал, как падает куда-то вниз, и падение это был вовсе не падением, а полётом. Он летел над миром и видел его сверху, он вдыхал его полной грудью и, кажется, сам был этим миром. Он видел радугу, раскинувшуюся над озером, над лесом и уходящую куда-то за тёмную кромку гор. Эта сила пахла горячим степным ветром, шалфеем и чабрецом, смолистыми почками, цветущими садами…

Что это? Что это такое?!

Нет, щекотно не было и совсем не хотелось пить. Хотелось остаться так навсегда, не отпускать её, спрятав внутри себя это сумасшедшее ощущение. Он чувствовал её, как себя. Слышал её. Дышал с ней вместе. Бился её пульсом и ощущал кожей её страх.

Почему страх?