– Скажи, чем ты так прогневила Богов, что они дважды за полдня пытались тебя утопить? Да ещё и убить молнией? Не может же тебе так не везти в дороге?

– Я не знаю, – покачала она головой, – я бы и сама хотела это знать.

– Ладно, пришпорим лошадей. Не хватало, чтобы после двух чудесных спасений ты схватила воспаление лёгких, – воскликнул Альберт с усмешкой и стегнул лошадь, – выедем к озеру и разложим костёр.

Они спустились вниз по раскисшей дороге, лес внезапно закончился, и за поворотом открылась чудесная картина. Чуть ниже и вправо по склону холма от озера и до самого горизонта стройными рядами разбегались дорожки виноградников, расположившихся на каменных террасах. Дорога спускалась вниз, и у кромки воды показались черепичные крыши небольшой деревни.

– Слава Богам! Сдаётся мне, что это и есть треклятое Заозёрье, или как там назвал его тот болтливый мужик!

– Это же знаменитые террасные виноградники Фесса! – воскликнула Рита, приподнимаясь на стременах. – О, Боги! Я давно хотела их увидеть! Как же красиво! Между прочим, это самые северные виноградники в Коринтии! А всё благодаря вот этим каменным склонам на южной стороне озера они хорошо прогреваются, и этого хватает, чтобы виноград созрел.

Она приложила ладонь ко лбу, закрываясь от низко висящего солнца, и принялась с восхищением разглядывать бесконечные зелёные поля. А князь смотрел на неё…

Боги милосердные! Любой женщине сегодняшних испытаний было бы достаточно, чтобы слечь на неделю с нервным срывом и лихорадкой, а она восхищается виноградниками!

– Да, действительно, красиво, – усмехнулся он.

Они спустились к деревне, и оказалось, что здесь никакой грозы не было – между кустов проглядывала сухая земля и даже пыль летела из-под копыт. И лишь обернувшись назад и посмотрев на клубящиеся над горами тучи, можно было вспомнить о том, что с ними со всеми недавно произошло.

Маленькая деревенька – две улицы с белёными домами под красной черепицей крыш, несколько амбаров и площадь, мощённая камнем – встретила их суетой. На площади громоздился большой деревянный чан, в который сборщики из корзин сгружали виноград. Вокруг сновали нарядные женщины, мужчины ставили столы, а судя по тому, что местный умелец настраивал дзуну, в деревне намечался праздник.

– Мой кня… мэтр Гарэйл, ведь сегодня первое полнолуние осени! Я вспомнил! – воскликнул Цинта. – Это же праздник вина! Сегодня давят первый виноград! Всю ночь пьют, гуляют и славят Богов! Вот ведь повезло нам!

– Нам бы всем и правда не помешало выпить, – произнёс Альберт, останавливая лошадь и оборачиваясь, но лицо его при этом было серьёзным, – а теперь слушайте. Я так полагаю, заночевать нам придётся здесь, и хоть отсюда до Фесса недалеко, но в ночь мы туда не поедем. И поскольку мы не знаем, кто стрелял в Риту и где эти люди сейчас, то будет лучше нам всем… немного соврать.

Он прищурился и добавил тише:

– Представить Риту моей…

Он хотел сказать «женой». И он знал, что скажи он так, она, конечно же, снова смутится, будет прятать взгляд, покраснеет и примется теребить пальцами край жакета. Зато Цинта выпучит глаза, ляпнет какую-нибудь глупость и будет потом всю дорогу попрекать его тем, что он поставил даму в неловкое положение. И… не будь здесь Цинты, он бы так и сказал, чтобы насладиться тем, как дрогнут её ресницы, как губы чуть приоткроются, ловя судорожный вдох, как она отведёт глаза и будет думать о том, что он имел ввиду, покрываясь лёгким румянцем… И мысль эта была возбуждающе приятной. Вот только сейчас ему почему-то не захотелось делить её смущение ни с кем, и уж точно не хотелось, чтобы Цинта испортил этот момент каким-нибудь дурацким вопросом. И, сдержав свой порыв, Альберт произнёс, как ни в чём не бывало:

– …сестрой. Надеюсь, ты не против, Рита?

Он посмотрел на неё пристально, и она тут же кивнула согласно:

– Да, конечно, это разумно. Спасибо вам!

– И уж я надеюсь, что ты Цинта, не сболтнёшь здесь чего-нибудь лишнего. Никому ни слова о том, что произошло с Ритой, о стрелах, карете и прочем. Мы просто попали в грозу. А ты – Рита Гарэйл, моя сестра, и мы едем из Индагара в Фесс, потому что там мы живём, а были на свадьбе у родственника. И ты Цинта – наш слуга. Всем понятно?

Рита кивнула.

– А утром мы уедем, как только встанет солнце.

Глава 8. Праздник вина

Золотая луна медленно вставала над горами. Гроза ушла, и озеро застыло, как тёмное зеркало, лишь блестящая дорожка лунного света дрожала на его поверхности. Медленно спустилась ночь, рассыпав неяркие звезды по краю неба, и на площади собралась почти вся деревня. Ночь придала нехитрому убранству праздника особенной красоты – масляные лампы в слюдяных колпаках зажглись на старых абрикосах словно огромные светляки. На длинных столах, украшенных цветами и гирляндами виноградных лоз, девушки расставили свечи. Появились блюда с жареным мясом и куропатками, бутылки вина, сыр и лепёшки с травами. Запылали факелы – праздник начался.

Где-то неспешно наигрывала дзуна, а ей отвечала протяжная горская дудка. Все женщины пришли в широких цветастых юбках, с обнажёнными плечами и в лёгких блузках, подхваченных короткими корсажами. И это, как объяснил один из стариков, сидевших за столом рядом с Альбертом, всё ради танца. В разгар праздника, по местному обычаю, все женщины забираются в огромную бочку и танцуют – давят виноград ногами, вознося хвалу Богам за хороший урожай. Завтра, конечно, принесут большое колесо, приведут лошадь и соорудят пресс. И лошадь будет ходить по кругу, давя сизые ягоды, а из тонкого желоба потечёт отжатый виноградный сок. Но сегодняшний танец и сегодняшний сок из ягод – для особого, самого первого вина, которое преподнесут в дар Богам.

Среди женщин Альберт увидел и Риту. Она шла рядом с хозяйкой дома, в котором они остановились, и на ней была такая же широкая цветастая юбка. Она улыбнулась ему и села за стол, напротив, а рядом примостился Цинта.

Вот же прохвост! Он же на шаг от неё не отходит!

Цинта и вправду, увязался за Ритой, всё расспрашивал её о чём-то, а она ему охотно отвечала, и Альберт даже забеспокоился, как бы этот прохвост не болтнул чего лишнего. Говорить правду, когда не надо – такой грешок за ним водился.

Все собрались, расселись за столами, дзуна умолкла, и староста деревни встал, велев наполнить кубки. Он произнёс торжественную речь – благодарил хороший год, землю, урожай и милость Богов, говорил о том, что земля – это мать, солнце – отец, а вино – это их дитя, которое дарит всем радость, а потом кубки радостно стукнулись друг о друга, расплёскивая половину содержимого, все выпили и принялись за еду. Разговор за столом потёк плавно, в основном о погоде, урожае, предстоящей осени, приметах и будущей зиме. Альберт ел молча, наблюдая за тем, как Рита разговаривает с хозяином одного из домов – пожилым виноградарем по имени Йола.

– Так, значит, это вы делаете знаменитое фесское золотое? Скажите, а в чём же его секрет? Эта сладость и вкус! Этот бесподобный и такой насыщенный аромат! – донёсся до него обрывок её вопроса, и Альберт прислушался.

– Ах, найрэ, боюсь, если я отрою секрет, после этого вы не сможете пить золотое фесское с тем же наслаждением! – усмехнулся Йола.

– Нет! Нет! Ну что вы, меня трудно испугать! – рассмеялась она. – Если только вы не поите землю кровью младенцев!

– Нет, найрэ, дело тут совсем в другом.

– Ну расскажите же! И обещаю, я никому не открою ваш секрет, – лукаво произнесла Рита.

– Да это вовсе и не секрет, – ответил он, улыбаясь в ответ щербатым ртом, – всё дело в плесени и туманах.

– В плесени? – удивилась она.

– В плесени.

– И туманах! О Боги! Расскажите подробнее, это так интересно!

Альберт видел, как загорелись глаза старого виноградаря, неподдельный интерес и внимание со стороны красивой женщины будто стёрли с его лица несколько десятков лет. Альберт уже заметил, как Рита умела зажечь в людях огонь – ей всё было интересно, её искренние вопросы заставляли собеседников идти навстречу, и она улыбалась им так, будто душу открывала. Немудрено, что все тянулись к ней, как цветы к солнцу. И, непонятно почему, Альберт вдруг почувствовал странное раздражение, в чём-то похожее на ревность.

Почему она одаривает всех этим лучистым взглядом, а от него прячет глаза? Будто всё время его боится.

– …и влага в воздухе, которую даёт озеро, – говорил Йола напевно, – осень длинная, туманная и тёплая, мы оставляем жёлтый мускат висеть на лозе до поздней осени, и он усыхает, покрываясь плесенью от туманов, и от этого становится очень сладким, а уж потом мы делаем вино из этих ягод. Это и есть фесское золотое.

– А что делает плесень? – спросила Рита с интересом. – Зачем она?

– От неё ягода становится во много раз слаще и ароматнее.

– Как удивительно! Значит, во всём виноваты туманы?

– Выходит, что так, найрэ, – ответил Йола и налил ей в кубок, – да благословят их Боги!

– Красное вино у вас тоже очень хорошее, хотя, пожалуй, слишком терпкое, на мой вкус. Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, что самые лучше красные вина делают всё-таки в Шербе? – сказала Рита лукаво.

– Ах, найрэ Рита, если бы у нас было столько солнца, сколько в Шербе, мы бы делали не просто золотое, мы бы делали солнечное вино из любого винограда! – воскликнул Йола.

И все подхватили его слова, снова стукнули кубки, и за столом стало шумно.

– Я погляжу, ваша сестра разбирается в винах не хуже нашего старосты, – произнёс сидящий рядом с Альбертом старик.

– Моя э-э-э… сестра разбирается во многих вещах, – хмыкнул он в ответ, не сводя с Риты глаз.

– И она у вас красавица!

– И не говорите! – он посмотрел на неё снова, уже поверх кубка, и увидел, как она снова смутилась и сделала вид, что не слышит их разговора.

– Замужем?

– Пока нет.

– Отчего же? Будь я помоложе, эх, я бы не пропустил такой случай!

– Разборчива.

– И то правда, не всякий совладает с умной и красивой женщиной, – вздохнул старик.

Староста встал, снова поднял кубок, восславил Богов и пригласил всех к чану начать ритуал. Взметнулись факелы, окружая чан кольцом света, и женщины бросились к нему радостной стайкой. К высокому борту приставили деревянные ступени и помост, чтобы идти босыми ногами. Девочки принялись раздавать всем венки из виноградных листьев, а мужчины начали поднимать женщин на руки и под визг и хохот опускать в чан. И откуда-то появился палмеро с бубном, отстукивая ритм. Подтянулась дзуна, полилась плавная мелодия, и дудки подхватили её, а поверх зазвучала скрипка. Скрипач – кудрявый коротышка – пошёл вокруг чана, и рядом с ним заскользила женщина с чёрной косой, уложенной на голове короной и украшенной кистями винограда. В руках у неё заиграли, щёлкая, деревянные браслеты, и её бархатный плавный голос затянул старинную песню.

– Ну и что ты стоишь? Подсади свою сестрёнку, пока наш Марко на неё не набросился, вон как глазами зыркает, – старик толкнул Альберта в бок.

Марко?

Альберт увидел высокого парня в тёмной рубахе с закатанными рукавами, который смотрел на Риту, и взгляд его был совершенно недвусмысленным. И то ли от выпитого вина, то ли неизвестно от чего, на Альберта внезапно накатила злость, он усмехнулся и, похлопав старика по плечу, произнёс негромко:

– Марко, значит! Хм. Я ему шею сверну, как котёнку, если этот ваш Марко хоть пальцем до неё дотронется.

Он вышел из-за стола и подошёл к Рите, которая стояла босиком на помосте поодаль от взбирающихся по ступеням женщин, и легко подхватил её на руки.

– Ну что, сестрёнка, танцуешь ты также хорошо, как и пишешь стихи? – спросил он насмешливо и, прежде чем она успела что-то ответить, опустил в чан к остальным.