– О, разумеется, синеглазка, я хотел бы получить такую плату, тем более что должница сама намекала мне на это, показывая свои ножки! Но ты же, оказывается, помолвлена, лгунья!

Она снова толкнула его руками в грудь и воскликнула хрипло:

– Намекала? Да как ты смеешь! Подонок! Жаль, я не застрелила тебя там, у обрыва!

Она нырнула ему под руку и бросилась бежать вверх по улице, а Альберт так и остался стоять, прижав ладонь к оцарапанным губам.

– Проклятье! – прошептал он, уставившись невидящим взглядом в костёр.

Он ничего не мог поделать – разочарование, боль и злость захлестнули его в одно мгновенье, сплелись клубком змей внутри и ужалили в самое сердце. И губы горели так, словно она только что прижгла их клеймом позора. Под его взглядом костёр вдруг ожил, взвился огненным языком, лизнув камыши у пристани. Они вспыхнули тут же, просто взорвались огненным вихрем, и сноп искр, ударив в небо, посыпался бисером на чёрную воду. Следом загорелись деревянные мостки, ведущие к воде, огонь покатился волной и взобрался на стог сена, а за ним полыхнули лодки, сложенные на берегу…

– Альберт! Альберт! Что ты делаешь! Мирна-заступница, да что же он такое творит!

Цинта подбежал и принялся трясти князя за плечо, но тот только смотрел невидящим взглядом на огонь, и огонь плясал безумный танец, словно повинуясь безмолвному приказу хозяина. Языки пламени взметались к небу один выше другого, гул стоял такой, что народ бросился прочь с площади с криками: «Пожар! Пожар!».

– Да очнись ты! Ты же спалишь всю деревню! – кричал Цинта, не переставая трясти князя.

– Плевать…

– Ох, прости меня Мирна-заступница! – недолго думая, Цинта схватил с земли глиняную бутылку и ударил ею князя по голове.

Пламя враз опало, рассыпаясь на тысячи искр, задымило и стало угасать, доедая остатки стога, а Альберт без сознания упал на жухлую траву.

Он проснулся утром в доме на кровати. Солнце стояло уже высоко, за занавеской, натянутой от печи, хлопотал Цинта, гремя тарелками, и беседовал с хозяйкой о том, как правильно готовить омлет. Болела голова, муторно и нудно, и на лбу у него лежал здоровенный капустный лист. Альберт отшвырнул его и, запустив руку в волосы, нащупал на затылке шишку размером с голубиное яйцо.

– Цинта? Эй!

Лохматая голова тут же показалась из-за занавески.

– Доброе утречко!

– Доброе? Что-то не похоже… Что вчера произошло? – спросил Альберт, морщась. – Воды дай.

– А ты… а что помнишь… из вчерашнего? – спросил Цинта, как-то с опаской протягивая ему глиняный кувшин.

– Пожар был, а потом я, кажется, вырубился? Так что случилось?

Цинта выглянул в комнату – хозяйка ушла во двор за яйцами, и произнёс тихо:

– Обещай, что ты не погонишься за мной с вертелом!

Альберт сел на кровати, держась руками за виски.

– Не погонюсь, говори уже, башка трещит, сил нет.

– А ещё, что ты не попытаешься меня убить каким-нибудь другим… способом, – добавил Цинта, оставаясь на расстоянии пяти шагов.

Альберт поднял глаза:

– Что-то ты темнишь, таврачья душонка, что случилось? Говори!

– Нет, ты мне сначала пообещай, что и пальцем меня не тронешь.

– Ну ладно, ладно, обещаю, так что ты опять натворил? – князь выпил воды и приложил к макушке мокрую ладонь. – Силы небесные, где это я так приложился?

– Ты вчерась полез к найрэ Рите, но, видать, что-то ей это совсем не понравилось, и она тебя оттолкнула.

– Это-то я помню, – он дотронулся до оцарапанной губы.

– Ну и ты хотел спалить всю деревню, а я тебе не дал.

– Что значит «ты мне не дал»?

– Я ударил тебя бутылкой по голове, – сказал Цинта, на всякий случай отойдя подальше, – а потом сюда притащил.

– Цинта! Какая же ты всё-таки скотина! – воскликнул Альберт и добавил, но уже без особой злости. – Я даже не знаю, что хочу с тобой сделать.

– Ты обещал меня и пальцем не тронуть!

– Ладно. Обещал. А если бы ты убил меня?

– У тебя крепкая башка, мой князь, да и я так … легонько.

– Я припомню тебе это «легонько»! Проклятье! Где Рита? Нам надо выезжать…

– Э-э-э, тут такое дело…

– Ну что ещё?

– Пообещай, снова, что не убьёшь меня.

– Цинта, гнус тебя задери? Что ты натворил? Огрел по башке ещё кого-то? – раздражённо спросил Альберт.

– Пообещай, мой князь, – Цинта отступил ещё на шаг.

Альберт встал и произнёс хрипло:

– Если ты не скажешь, то я прямо сейчас затолкаю тебя в эту печь, – он кивнул на открытую заслонку, за которой виднелись глиняные горшки.

– Ладно! Ладно. Только не злись! Но так было лучше для… всех нас.

– Да скажешь ты уже или будешь рожать до вечера?!

– Я дал Рите коня и отправил её в Фесс на рассвете.

Если бы можно было убить взглядом, то, вне всякого сомнения, Цинта упал бы замертво.

– Что ты сделал? – воскликнул Альберт, ставя кувшин с водой на стол. – Ты спятил? Отпустил её одну? Забыл, что в неё стреляли?

– Альберт, так будет лучше. И, я уверен, у неё всё уже хорошо. Я попросил хозяйского племянника проводить её до городских ворот, тут дорога-то идёт сплошь по виноградникам, кого тут встретишь?

– Седлай лошадей, доброхот хренов, живо!

– Зачем? Сейчас хозяйка яйца принесёт, омлет сделаю, тебе бы умыться, куда спешить, мы всё равно её не догоним, уж скоро полдень!

Альберт в три шага оказался рядом, схватил Цинту за воротник, притянул к себе и произнёс грозно и тихо, глядя ему прямо в глаза:

– Я тебя не убью и даже не покалечу… я сейчас пойду, умоюсь, но, когда вернусь – лошади должны быть осёдланы. Ты понял?

– Но… мой князь… Альберт, ты же не собираешься…

– Собираюсь! Собираюсь, Дуарх тебя задери! И лучше тебе не пытаться мне в этом помешать.

– Но зачем она тебе? Альберт! Мало ли женщин?

– Я… может… прощения попросить хочу, – усмехнулся он криво, отпустил Цинту и стремительно вышел из комнаты.

– Владычица степей! Всё хуже и хуже! Да зачем я только сказал! – сокрушённо вздохнул Цинта.

На его памяти князь ни у кого и никогда не просил прощения.

* * *

Фесс встретил их узкими улицами, башнями и высокими каменными заборами, которые закрывали собой заснеженные вершины гор. Солнце пригревало, и казалось, что в этот город осень ещё не добралась. Расписные ставни, рыжие купола храмов и арки, увитые диким виноградом, всё здесь дышало теплом.

Цинта хотел полюбоваться городом, да не вышло – князь, как одержимый, погонял коня. Дом купца Миора нашли быстро. Издали он выглядел весьма внушительно: кованые ворота выкрашены зелёной краской, и такие же зелёные ставни на всех трёх этажах большого каменного дома. У ворот мирно дремал страж в огромном тюрбане. Во дворе под старыми каштанами стояли три экипажа, один из которых, чёрный лаковый с красными колёсами, стоил, по меньшей мере, десять тысяч ланей. Судя по всему, купец Миора был очень богат. И даже крыльцо в его доме было не просто крыльцом, а массивной лестницей с сидящими по бокам мраморными львами. Ступени устилал оранжевый ковёр и когда Альберт и Цинта подъехали к воротам, служанка как раз нещадно чистила его щёткой.

– О-о! – воскликнул Цинта, разглядывая двор. – Видать, неплохо живёт Рита Миора!

В дом их проводили не сразу, страж в тюрбане долго рассматривал странную пару, потирая левой рукой усы, а правую держал на поясе поближе к кинжалу. Сам он был хоть и пузат, как бочонок из-под вина, но на голову выше Альберта, да и рядом с кинжалом на широком кожаном поясе обнаружились айяаррский кнут и тяжёлая двухарданная сабля. И, вне всякого сомнения, человек в тюрбане умел ими пользоваться. Видимо, богатства купца Миора многим не давали спокойно спать. Но, узнав, что Альберт лекарь, едет издалека и при себе везёт редкие лекарства, которыми, возможно, заинтересуется семейство купца, страж их пропустил, предварительно заглянув в седельные сумки и отобрав баритту и кинжал. Склянки и инструменты в сумках подтвердили легенду, наскоро придуманную Альбертом, и когда они остались одни в комнате с голубыми стенами и расписным потолком, Цинта шепнул:

– Ну ты и врать горазд, мой князь!

Но Альберт, погружённый в свои мысли, Цинту не слушал, лишь ходил от окна к окну, как тигр в клетке, временами пытаясь нащупать рукоять отсутствующей баритты. Служанка принесла им чай и сладости, а вскоре появилась и хозяйка. Высокая стройная девушка в синем атласном платье и с искусно заплетённой косой. Золотые браслеты, серьги и кольца и даже поясок на платье был расшит золотыми узорами. Её сопровождала смотрительница – внушительного вида женщина в зелёном платке поверх клетчатого платья, скрывавшего под многочисленными оборками её необъятную фигуру.

Альберт поклонился, церемонно представился, отвесив пару пышных комплиментов городу, дому купца и присутствующим дамам, включая смотрительницу. Та даже зарделась от смущения. И Цинта подумал, что князь, когда хочет, может быть милым и любезным, и люди сразу тянутся к нему, как подсолнухи к солнцу. Только вот хочет он этого редко, а большую часть времени ведёт себя так, как будто задумал собрать коллекцию врагов побольше.

– Отца нет дома, он в Талассе, – ответила девушка в синем платье на вопрос о здоровье купца Миора. – Слава Богам, на здоровье он не жаловался.

– Могу ли я увидеть его дочь? – вежливо спросил Альберт.

– Я его дочь.

– Нет, не вас, Риту Миора, – он улыбнулся, но руки нервно крутили пряжку на шляпе.

– Я и есть Рита Миора, – ответила девушка с улыбкой, – простите, что не представилась сразу.

– Хм, вы уверены?

– Милорд, странный вопрос. Конечно, я уверена.

Альберт посмотрел на неё исподлобья, а затем перевёл взгляд на портрет внушительного вида мужчины, висевший в простенке.

– Это ваш отец? – спросил он, кивнув на картину.

– Да.

– Вы похожи, – произнёс Альберт задумчиво.

Мужчина на портрете был круглолиц и курнос. Чёрные, как смоль кудри, которые, как подтверждало сходство, передались и его дочери, стоявшей перед князем, карие глаза, оливковая кожа. Некоторая доля таврчьей крови, совсем как у Цинты. И ничего в облике этих людей не говорило о том, что Рита Миора, та, которую он встретил на озере, хоть какая-то им родня. Но он всё-таки сделал ещё одну попытку.

– А у вас есть ещё сёстры? Старшие?

– Нет, только братья. Но они младше. А к чему этот вопрос, милорд? Вы же вроде хотели предложить редкие лекарства? – удивлённо спросила дочь купца.

– Простите, найрэ, но нет ли в Фессе ещё каких-нибудь купцов по фамилии Миора?

– Нет, милорд. Но почему вы спрашиваете?

– А вы или ваши… ну не знаю, родственники, не ездили давеча в Индагар или в Мадверу? К тёте, например?

– У нас нет родственников в Индагаре, да и в Мадвере тоже. Так что нет, не ездили.

– Вы уверены?

– Конечно, уверена, милорд! – уже раздражённо воскликнула девушка.

– А кто ещё из женщин живёт в этом доме? – Альберт оторвал пряжку от шляпы и засунул её в карман, и его глаза смотрели недобро.

– Милорд, кажется, вам пора, – произнесла строго дочь купца, – если у вас нет намерений ничего нам предложить, то я бы попросила вас уйти.

– Погодите! Погодите! – смягчился Альберт, видя, что она собирается уйти. – Извините за эти странные вопросы, но… Дело в том, что в дороге мы повстречали одну женщину, я вынужден был оказать ей помощь. Она представилась как Рита Миора, дочь купца из Фесса, и я волнуюсь за её жизнь. Быть может, вы её знаете?

– Послушайте, милорд, я не знаю, кого вы встретили в дороге, и кто представился моим именем. Вам лучше уйти.

– Я уверен, вы должны её знать – высокая, стройная, синие глаза, белая кожа, красивая… очень. Не могла же она придумать это имя! Наверняка, она знает вас! Подумайте, нет ли у вас подруг, похожих на неё? – горячо произнёс Альберт.