– Зато умудрился за один обед собрать целую армию желающих тебя убить. Это слишком даже для тебя, мой князь!

– Заткнись, Цинта, не порти мне праздник, – голос Альберта был странно спокойным и даже каким-то рассеянным, словно он был в глубокой задумчивости.

– Мой князь, а давай я тебе пустырника заварю или мяты с хмелем? Ты хоть поспишь немного. Ну чего ты там углядел на улице? Боюсь даже спросить, где ты провёл эту ночь!

– Вот набью морду Драгояру и буду спать, как младенец.

– И где это видано, чтобы мордобитие успокаивало?

– Ты же не хочешь, чтобы я спалил этот дом или, к Дуарху, весь Эддар? – Альберт прислонился плечом к косяку. – Цинта, я не знаю, что со мной такое, но силы во мне сейчас столько, что кажется, я взорвусь, и я не могу ничего с собой поделать, так что пусть уж лучше это будет Драгояр. К тому же он сам напросился. Жаль только, ждать теперь три дня, тётя Эв попросила перенести дуэль, чтобы мы не портили бал своими синяками и сломанными рёбрами.

– Но ты же хотел сидеть тихо и не высовываться!

– Хотел. Да. Но это было до того, как я узнал, что женщина моей мечты оказалась невестой моего брата!

– Мой князь, Альберт, послушай, я давно не напоминал тебе о данной тобой клятве…

– Цинта, если по вашему таврачьему обычаю я сейчас опять должен сделать какую-нибудь благородную ерунду, то лучше тебе сразу залезть в бочку из-под вина, чтобы остаться в живых. Я даже слушать ничего не хочу!

– Ладно. Ладно. Владычица Степей! Я понял – ты спятил совсем.

– Да, Цинта, считай, что я спятил. И знаешь, я даже вот сам сейчас понимаю, что я просто дурак. Но лучше тебе меня не останавливать.

– Я вот, веришь ли, мой князь, всю ночь глаз не сомкнул! Думал о том, в какой канаве тебя искать поутру! И знаешь, вот ты опять станешь мне грозить…

– Ты не отстанешь, да? – князь обернулся. – Ладно, мы что-то забросили наши уроки, ты же всё ещё хочешь стать лекарем?

Альберт достал старую толстую книгу из сумки.

– Вот, держи. И учи в день по странице! Вечером расскажешь, что выучил.

– А что это такое? – спросил Цинта, вытирая руки о полотенце и осторожно беря книгу.

– Это? Мёртвый язык, на котором говорят все лекари мира. Даже если ты не знаешь, как лечить больного, эта книга, по крайней мере, поможет тебе заработать пару лей.

– В смысле?

– Делаешь умное лицо, трёшь переносицу и произносишь что-то вроде Contradictio simptomatum^[3] и смотришь в потолок. Если лицо у пациента красное и пульс высокий – назначаешь кровопускание, если пациент бледный и холодный, то вино с перцем. И считай ты уже наполовину лекарь… Мне кажется или кто-то стучит?

Цинта поспешил открыть дверь, не забыв предварительно глянуть через цепочку, и почтительно отступил в сторону.

– Где бы записать такое счастье! Дядя Гасьярд? Собственной персоной? – воскликнул Альберт, усаживаясь на подоконник и хлопая себя по колену. – Вот так неожиданность! И что привело тебя в столь ранний час в наше скромное жилище? А дай-ка я угадаю, ты пришёл отговорить меня от чего-нибудь из того, что я собираюсь сделать?

– Пожалуй, что и так, – ответил Гасьярд, входя неторопливо, отодвигая стул и снимая шляпу, – ты позволишь?

– Присаживайся, будь, как дома. Завтрак? – усмехнулся Альберт, указывая на тарелки.

– Благодарствую, но я уже завтракал.

Гасьярд был гладко выбрит и одет изящно, в бриджи, высокие сапоги, атласный жилет и новомодный бархатный сюртук, а его грудь украшало жабо с рядами серебристо-серых кружев. Он даже трость с собой прихватил, хотя на самом деле она была ему без надобности.

– Как ты меня нашёл?

– Это было не трудно, учитывая, какую слабость ты всегда питал к старому вояке Мунсу.

Повисла молчаливая пауза.

– Так и будем молчать, как на первом свидании, или ты скажешь, наконец, что привело тебя сюда? – спросил Альберт, понимая, что дядя занят изучением обстановки.

– Я хотел поговорить с тобой… наедине, – Гасьярд бросил шляпу на стол и посмотрел в упор на слугу.

– Считай, что говоришь со мной наедине, Цинта не понимает айяарр, – ответил Альберт.

Цинта тут же отвернулся к печи и усердно загремел котелками.

– Я бы хотел спросить тебя, что ты собираешься делать дальше, Альберт? – Гасьярд откинулся на стуле и уставился на племянника немигающим взглядом.

– Ну как что? – пожал тот плечами. – Зубы драть, делать настойки от колик, открою лекарню, женюсь на купчихе…

– А если без фиглярства?

– А если без фиглярства, дядя, – ответил Альберт серьёзно, – то давай-ка оставим прелюдию для прекрасных дам и перейдём сразу к делу – карты на стол и без дураков, согласен?

– Ну, если без дураков…

– Что тебе от меня нужно?

Гасьярд стал медленно палец за пальцем стягивать перчатку с левой руки и, не глядя на Альберта, произнёс негромко:

– Скоро состоится совет…

– …и ты, очевидно, пришёл предложить мне занять на нём чью-то сторону. Чью?

– Смотрю, ты, как всегда, быка за рога, – Гасьярд прищурился, – а чью ты планировал занять до моего прихода?

– Ну, быка за рога всяко лучше, чем кота за яйца, – усмехнулся Альберт, – я, дядя, планировал выслушать все предложения и выбрать подходящее. Сам понимаешь, папаша ничего мне не оставил, так что имей ввиду – мой голос обойдётся недёшево. И он пока свободен. Отсюда два вопроса: сколько и за кого?

Гасьярд положил перчатки на край стола, медленно поднял шляпу и принялся счищать с неё невидимые пылинки, хотя шляпа и так была идеально чистой.

– Ты, наверное, не знаешь, что на самом деле случилось с Салаваром?

– Насколько я слышал, он упал с лошади и сломал шею.

– И ты в это поверил? – Гасьярд провёл пальцами по серому перу и посмотрел на Альберта.

– Раз ты хочешь произвести на меня впечатление этими словами, очевидно, это была всего лишь… официальная версия? – Альберт склонил голову, внимательно разглядывая выражение лица дяди.

– Да.

– И что же случилось на самом деле? Все обманутые им женщины, наконец, собрались и задушили его чулками?

– Не совсем, но его действительно убили.

– Хм. Кто?

– Ну… не знаю… Его много кто ненавидел… включая тебя, – Гасьярд уставился на племянника немигающим взглядом.

– Интересный поворот в разговоре, – усмехнулся Альберт.

– Как ты узнал? – спросил Гасьярд, не сводя с племянника глаз. – Ты приехал так быстро, что, сам понимаешь, это наводит на некоторые мысли.

– Если бы я решил укокошить папашу, поверь, я не стал бы этого скрывать. И более того – сделал бы это эффектно, с оркестром и фейерверками. Ты же знаешь – нет ничего лучше публичной драки. Меня не было здесь десять лет, и если я не сделал этого тогда, когда он драл меня на конюшне кнутом, то с чего бы мне ехать ради этого сейчас через всю Коринтию? С чем, по-твоему, должен быть связан именно этот момент? Или ты полагаешь, что я однажды встал с утра и подумал – а не убить ли мне Салавара Драго? – Альберт махнул рукой и криво усмехнулся абсурдности обвинений дяди.

– Может и так, – спокойно ответил Гасьярд. – Так всё-таки, как ты узнал?

– Мне пришло письмо. В Индагар.

– Письмо? От кого?

– От женщины и… она не представилась. Так что подозревать тебе нужно не меня, а искать убийцу среди многочисленных обиженных любовниц Салавара. Думаю, одна из них наняла кого-нибудь свернуть папаше голову.

– И зачем любовнице Салавара приглашать сюда тебя? Об этом ты, видимо, не подумал?

– Хм. Вначале я вообще подумал, что это тётя Эверинн, но она была не слишком рада меня видеть.

– Эв? Это вряд ли.

– Я тоже так решил. Это не Милена, не Таисса и не Хейда, как ты успел заметить за обедом. Так что, – Альберт развёл руками, – я не знаю кто это, да мне и без разницы. Но… спасибо ей, что я теперь здесь.

– Но, очевидно, что она знала о волеизъявлении Салавара на твой счёт. Иначе, зачем приглашать тебя сюда в такой момент? Разве не для того, чтобы с твоей помощью повлиять на решение совета? – вкрадчиво спросил Гасьярд.

– Ах, вот оно что! Ну, логика в этом, безусловно, есть. Только знаешь, я и впрямь ни сном, ни духом кто эта женщина.

– И мы возвращаемся к моему первому вопросу – так на чью сторону ты хотел встать, когда только приехал в Эддар?

– То есть, ты думаешь, что тот, кто написал мне письмо – и есть наниматель убийц Салавара? И узнав, чью сторону я собираюсь занять, ты узнаешь, кто они?

– Было бы логично.

– А почему тебе было не понаблюдать за мной втихую и не узнать это самостоятельно? Я же могу и соврать. Вдруг мне уже заплатили, и я намеренно скрою имя? Меня настораживает твоя откровенность, дядя, – Альберт впился в Гасьярда взглядом. – Зная тебя, могу сказать, что ты вовсе не за тем пришёл, чтобы выяснить, на чьей я стороне. Тогда зачем? Почему ты явился ко мне, едва успев доесть клубничный мусс?

– Потому что я вижу, что ты и сам не знаешь, кто втянул тебя в это.

– Допустим, и что с того?

– А то, что раз ты не знаешь, кто пытается тобой играть, то, как ты сказал, карты на стол – я предлагаю тебе занять вполне определённую сторону – мою сторону, – произнёс Гасьярд, не отводя глаз. – Видишь ли, Драгояр и Милена не поддержат Себастьяна на совете, а значит будет поединок. И мне бы не хотелось, чтобы в поединке победил Драгояр. Думаю, и тебе тоже.

– А ты, стало быть, поддержишь Себастьяна и хочешь, чтобы я тоже его поддержал?

– Возможно. Себастьян ведь будет не самым плохим главой Стрижей, согласен? Он достаточно умён и дипломатичен, он хорошая кандидатура. Ты не думал о том, чтобы забыть старые обиды?

Альберт прищурился.

– Забыть старые обиды? Дядя, я не настолько глуп, чтобы поверить в то, что смерть Салавара враз превратила тебя голубя мира. Я не хочу просчитывать твоих ходов, но я уверен, что Себастьян только пешка, которой ты пожертвуешь, когда придёт время. И я совсем не против, знаешь, я ведь не слишком дорожу братскими узами, так что мне глубоко плевать, что будет с домом Драго дальше. Волеизъявление папаши не превратило меня в хранителя семейного очага. Но, если ты хочешь, чтобы я поддержал на совете того, кого тебе нужно, хоть Себастьяна, хоть Тибора, хоть Дуарха с рогами – называй сумму.

– А ты изменился, Альберт, поумнел, – Гасьярд взял перчатки и похлопал ими по другой руке, – и я даже удивлён. А я редко бываю удивлён. Кстати, вижу, твоя сила выросла с тех времён, как я видел тебя в последний раз. Интересно, откуда она?

– Живительный воздух скандрийских болот, отсутствие солнца и треска с капустой творят чудеса, дядя, – усмехнулся Альберт и развёл руками.

– А если серьёзно?

– Я пил силу из младенцев-подкидышей, старушек и бродяг – я же лекарь, – прошептал Альберт притворно-зловещим тоном.

Гасьярд встал, надел шляпу и собрался уходить. Уже в дверях обернулся и произнёс:

– Совет состоится на следующей неделе. К тому времени я пришлю тебе условия, и, полагаю, ты рассмотришь их всерьёз.

– Не сомневайся дядя, я решил осесть в Эддаре, и деньги для меня нынче на первом месте, так что не поскупись, и в благодарность я буду приносить тебе в зубах даже шляпу и ночные туфли!

Когда Гасьярд ушёл, Цинта спросил несколько удивлённо, ставя на стол тарелку с яичницей:

– Почему ты сказал ему, что я не понимаю айяарр?

– Решил в кои-то веки, довериться твоему чутью. Что оно тебе подсказывает насчёт этого старого лиса?

– Он врёт.

– Это-то я понял. Зачем, думаешь, он приходил?

– Мне показалось, что он как-то уж слишком пристально тебя разглядывал.

– Вот это беспокоит сильнее всего – такое внимание к моей персоне.

– И, клянусь своими башмаками, – добавил Цинта, – он не поверил в твою историю насчёт денег.

– Думаешь?

– Видел.