– Я заглянула спросить, как у тебя дела. После санатория. А ты пригласил зайти, – продолжала Алла. – Я трусила, как не знаю кто. В квартире была твоя мама, она еще быстренько убежала из кухни в комнату и дверь за собой прикрыла. Еще бы, сын привел в квартиру подругу… – Алла шумно, по-мужски, отхлебнула чай, прихватила печенье. – Классное ощущение, да? На минутку можно представить, что мы подростки. Такая светлая ностальгия.

Он снова кивнул, хотя его ощущения были другими. Случается, встречаешь человека, с которым давно не виделись, а поговорить не о чем. Нет в ваших жизнях больше пересечений или каких-то общих новостей. Только внутренняя перегородка, отделяющая прошлое от настоящего. Вот с Аллой выходило то же самое. Она стала слишком другая. Да и времени прошло немерено, чтобы вот так запросто вернуться в точку их совместного общения и болтать как ни в чем не бывало.

Совершенно разные люди, так?

– Надолго к нам? – спросила Алла, в три глотка допивая чай.

– Еще не думал. Может, на неделю. Или вроде того.

– Ты не торопись. Тебе отдохнуть нужно, я вижу. Я таких, как ты, месяцами выхаживаю, в порядок привожу.

– Таких, как я?

– Ну да. Сразу же видно. Щетина, грязный, затасканный, с потухшим взглядом. Скулы торчат, нос блестит, руки трясутся, как у алкоголика. Ты ведь не алкоголик? Мы на работе таких называем перегоревшими. Ну или опустившимися, хотя звучит как оскорбление. Проблемы у тебя, Лёва. Поверь профессионалу. Я больше десяти лет по разным волонтерским организациям шатаюсь, бомжей, наркоманов с того света вытаскиваю. А ты как раз выглядишь как один из кандидатов на тот свет.

Выхин попытался усмехнуться, но вышло не очень. Губы растянулись, как резиновые.

– Я побреюсь, – пообещал он. – И волосы вымою. Говорю же, долго ехал. Суетно все, не до того было.

– Не ври мне, Выхин. У меня глаз наметан. Послушай совет бывалой дамы, не беги никуда до поры до времени. Поживи тут, успокойся, жизнь устрой. Знаю я таких бегунов, в которых путешественника дух. Сгорают к сорока годам. Зачем тебе это?

Если бы он знал ответ на этот вопрос, то не оказался бы здесь.

– Мне комфортно, – повторил он, действительно в это веря.

Алла неожиданно поднялась, подошла, нависнув над Выхиным своим безобразно большим и рыхлым телом. От нее пахло духотой, пылью, застоявшимся от жары воздухом. У Аллы был второй подбородок. И еще потрескавшиеся губы. Она зажала ладонями ладонь Выхина – руки сухие и холодные – и пробормотала негромко:

– Не уезжай никуда, хорошо? Я не хочу, чтобы ты уезжал. У нас с тобой столько всего осталось в прошлом. Столько интересного. Надо бы вернуть, да? Хочешь, чтобы все вернулось?

Взгляд ее блуждал по лицу Выхина, ощупывал. Второй ладонью Алла провела по его щетине, дотронулась пальцами до губ.

Выхин подумал, что сейчас она его поцелует. Это было немыслимо и странно. Он встал из-за стола. Неумело приобнял Аллу за плечи, заглянул ей в глаза, сказал:

– Мы оба устали, давай-ка пообщаемся позже.

– Я не высыпаюсь, – внезапно пожаловалась Алла. – Гуляю в лесу ночами, ищу брата. Зову его, а он откликается. Говорит, что я же его нашла, глупенькая. А я не верю и продолжаю искать.

Выхин вздрогнул.

– Ты нашла Андрея? – переспросил он.

Взгляд Аллы стал затуманенным, тяжелым.

– Говорю же, не верю. Продолжаю искать. Все эти годы, все девятнадцать, мать его, лет.

– Тогда тебе следует выспаться.

– Определенно. – Алла отстранилась и часто-часто закивала, будто соглашалась со своими мыслями, что крутились внутри черепа. – Да, Лёва, мне пора. Извини, что вот так, наскоком. Воспоминания, понимаешь? Всё оттуда. Не люблю их. Страшные.

Действительно, страшные.

Она заторопилась, выскочила в коридор, распахнула дверь. Уже на пороге развернулась – незнакомая, чужая женщина – и взмахнула рукой, прощаясь. Выхин махнул в ответ. Дверь закрылась, в квартире стало тихо, будто никого и никогда здесь не было.

Глава вторая

1

Выхин проснулся ночью от неприятного ощущения.

Кто-то ходил по квартире. Чужой, незнакомый и незваный – или же, наоборот, старый гость, от которого никак не избавиться.

Его легко можно было вычислить по шелесту занавесок, скрипу половиц и дверных петель, по далеким звукам сигнализаций и подмигиванию фонарей с улицы. Кто-то осматривал кухню, ванную, туалет, комнату родителей, кто-то осторожно заглянул в бывшую детскую и прошептал, целясь в подсознание еще не до конца проснувшегося Выхина:

– Жирный пончик, дай талончик.

Возможно, это был сон, продолжение затянувшегося кошмара.

– А Лёва выйдет? – тонкий пацанский голосок раздался у самого уха. Говорили с надрывом, издеваясь. – Мячик захватит? Мне мячик нужен, футбольный, кожаный. Помнишь, все говорили, что он потерялся?

Выхин вздрогнул и плотнее закутался в спальный мешок. Развешенные над головой пододеяльники пропускали холодный ночной свет, и на его фоне медленно размазалась человеческая тень.

– Хватит бегать, – сказала тень. И тут же добавила другим, маминым голосом: – Понастроил непонятно чего. Стулья тебе зачем? Пододеяльники кто убирать будет? Разбирай немедленно.

– Это моя крепость. В нее никто не может сунуться. Никто плохой, – шепнул Выхин и осекся, закрыл рот ладонями.

Тень отреагировала на его шепот, мотнула большой головой. Вдоль натянутой на спинку стула простыни поползли тонкие пальцы, дотронулись до ткани, провели по ней, будто проверяли на прочность.

– Хитрый, – сказала тень негромко, и Выхин узнал этот голос.

Где-то неровным хором заскрипели старые окна. По полу потянуло холодом, совершенно неуместным в августе. Холод коснулся щек Выхина, его губ, забрался внутрь спального мешка.

– Выходи оттуда, – сказала тень снова маминым голосом, но уже без особой надежды. Длинные расплывчатые пальцы продолжали гладить ткань. – Скоро ужин, а ты до сих пор не разобрал эти свои поделки. Значок валяется какой-то. Влюбился, что ли?

Выхин не ответил.

Тень вздохнула – так вздыхала мама, желая показать, что ей очень не хочется наказывать Выхина за какой-нибудь проступок. От этого вздоха ему всегда становилось стыдно и хотелось что-нибудь исправить. Маме и так сложно в жизни, а тут еще он со своими проказами…

– Лёва, выходи. Пора гулять, как договаривались.

На этот раз Элкин голос. Выхин мгновенно вспомнил, как она вот так звала его с улицы, крича на весь двор. Чтобы все поняли, что гулять с Выхиным не зазорно.

Но той Элки больше нет. Вместо нее взрослая странноватая женщина в армейских брюках.

– Вали отсюда, – пробормотал Выхин. – А не то…

– Что? Зуб мне выбьешь, как тогда? – снова знакомый голос. Дюша Капустин собственной персоной.

В ночной темноте легко можно было вспомнить его лицо, с размазанной по щекам кровью и разбитой, стремительно распухающей губой.

– Выйду и выбью, – буркнул Выхин. – Мне не сложно повторить.

В голове сновали разные мысли. Сон сливался с явью, а настоящее с прошлым. От холода по телу побежали крупные мурашки. Натянутые простыни шевельнулись, потом пошли волнами, и в самодельную крепость ворвались запахи зимнего леса. Где-то закапала вода, хрустнула наледь, зашумела горная река. Та самая.

– Выходи, выходи, – голос Дюши Капустина. – Разберемся на месте. Или слабó?

Его подначивали, глупо и примитивно. Выхин закрыл глаза и позволил сознанию восстановить в памяти тот самый лес, поляну, где из-под тающего снега выползали на поверхность рыхлые рыжие холмики травы и валялись камни, изрисованные ледяными линиями.

Всего лишь сон. Наваждение. Незваный гость остался в кошмарах.

Тень сопела, выжидая. В крепость ей не проникнуть.

– Убирайся, я все равно не выйду, – пробормотал Выхин, не открывая глаз.

Он стоял на изломе поляны и смотрел, как люди-уродцы загоняют жирного пацана на лед, на скользкий край, позади которого – черная февральская река. Все смеются, улюлюкают, радуются. Только одна девочка не смеется, это Элка. Она серьезная и сосредоточенная, а в руке у нее нож.

– Убирайтесь, – повторил Выхин тени и сну.

И вдруг стало тихо.

Ощущение чьего-то присутствия прошло. Выхин открыл глаза и увидел над головой натянутые простыни и желтоватый свет, проникающий сквозь них. Никого в квартире больше не было.

В самодельную крепость начала медленно просачиваться южная духота.

– Хрен вам, а не мяч, – сказал Выхин в пустоту. – Я не просто так столько лет убегал, чтобы попасться.

А про себя подумал: убегал, но не убежал. Вернулся туда, откуда все и началось. Значит, пришло время собирать камни.

2

Сон его все же одолел. В этом сне Выхин снова впервые оказался в Псыуфше.

Ему было четырнадцать с половиной, он соскочил со ступенек вагона на перрон и сразу же ощутил запах вокзала. Накинулись масляные и бензиновые привкусы, аромат жареной курицы и горячего кофе, сигаретного дыма и помойки. Водители такси, опять же, как голодные собаки, оценивали высоченного пацана – напасть или подождать?

К нему подошел неизвестный мужчина, протянул руку для рукопожатия:

– Привет, богатырь, где мамку-то потерял?

Это был Иван Борисыч, дядя Ваня, статный, широкоплечий, красивый. Он вытряхнул из недр вагона клетчатые сумки с вещами, два кожаных чемодана и потрепанный торшер, следом выудил, будто подцепленную на крючок, маму и успел поцеловать ее усами, прежде чем поставил на перрон.

– Ну вот, доехали! Справились!

Выхин озирался. Никогда раньше он не выезжал за пределы своего родного городка под Мурманском. Там сейчас была зима, минус двадцать, а здесь – плюс шесть, голубое небо, огромное солнце, сверкающая наледь на окнах вокзала и капающие сосульки на козырьках крыш. За вагонами вразброд выстроились деревья, похожие на оловянных солдатиков. И еще вдалеке утопали в зелени холмов треножные столбы электропередачи.

Выхину сразу же сделалось жарко, он избавился от куртки, оставшись в водолазке. Мама взяла его за руку. Дядя Ваня удивительным образом собрал весь багаж чуть ли не в охапку и поволок его.

– Добро пожаловать в Псыуфше, – на ходу говорил дядя Вяня. – Это по-адыгейски примерно означает «Холодный берег». Знаете, почему? У нас тут две большие и очень холодные реки. Одна пересекает город на севере, а вторая на западе. Они даже летом холодные, я вас свожу обязательно. На улице плюс сорок, а в воде – плюс пять! Околеть можно в момент. Там, где обе реки уходят в горы, можно в августе наткнуться на лед вдоль берега… А название адыгейское, потому что тут раньше все земли принадлежали адыгейцам. Лес их, море их тоже, горы эти, холмы. Тут много адыгейских названий, всего такого. Сначала уху непривычно, а потом нормально. Такой красоты никогда, наверное, не видели. Какие тут водопады! Какие пещеры! А дольмены? Знаете, что такое дольмены?..

Дядя Ваня еще много о чем говорил, Выхин уже не помнил. Он так устал трястись в поезде, что хотел растянуться где-нибудь и нормально выспаться. Хоть на холодном берегу реки, хоть в адыгейских горах.

Со слов мамы выходило, что это никакой не город, а так, небольшое курортное поселение около моря. Спокойное и тихое, а главное – теплое. Выхин думал, что увидит скопище одноэтажных домиков за заборами, сельские дороги, гусей и коров на обочинах. Однако же дядя Ваня погрузил их в старенькие «Жигули» седьмой модели и вывез к многоэтажным домам вполне приличного вида.

– Микрорайон «Жемчужный», – весело сообщил дядя Ваня, припарковавшись у подъезда панельной пятиэтажки. – Новенький, шесть лет назад построили. Детская площадка, пивная, на первом этаже вон там кафе «Светлана», все по высшему разряду. Ты, Оленька, не думай, что в глушь какую-то заманил. Иван Борисыч слово держит!