Он поднял взгляд с лежащего на земле капитана и перевёл его на меня, прокашлявшись, перед ответом.

– Да, синьор Витале?

– Как закончите с установкой лагеря, я хочу, чтобы все начали копать яму глубиной в рост человека и шириной по плечи, начиная от того дерева и заканчивая вон там, у холма.

– И наёмники? – уточнил он.

– Все, кроме аристократов и рыцарей.

– Будет сделано, синьор Витале.

Я тронул лошадь, но тут один из пажей французов подал мне мизерикордию, предварительно вытерев её. Кинув ему золотую монету, я вернул кинжал в ножны, молча направляясь в сторону легионов, начавших заниматься заготовкой леса, чтобы ставить частокол.

***

Через пару часов вернувшись на поле, я с удивлением увидел, как солдаты ковыряются в земле деревянными лопатами с железной кромкой, а рыхлят её предварительно палками. Так могло продолжаться неделями, с полной очевидностью понял я.

– Мастеровых и кузнецов ко мне, – приказал я, даже не оглядываясь. Двое офицеров моего войска стремглав бросились выполнять приказ, после сегодняшнего показательного боя взгляды многих перестали быть недовольными, и они старались не играть больше со мной в гляделки.

Когда вокруг собрались отрядные мастера, занимавшиеся ремонтом кольчуг, шлемов, копий и всего того, что было надето на воинах и животных, я нарисовал на листке бумаги, что они должны сделать, выделив под эти работы треть всего запаса нашего металла. Получив задание, они бросились его выполнять, и уже через час железные лопаты и кирки появились в руках солдат, ускорив земляные работы в десятки раз. Чем больше инструментов изготавливалось, тем больше и шире становилась траншея. Со стороны города на стенах собрались люди, которые, не понимая, что мы делали, выкрикивали какие-то слова, точно не бывшие приветственными. Приведённые служанки, краснея и бледнея, перевели часть из них. Хотя это уже было не нужно, на стенах кто-то поворачивался к нам задом, оголяя жопу и показывал её нам, вызывая этим смех остальных защитников.

Через два часа мне доложили, что траншея закончена, и корзины с землёй выставлены поверх ямы на сторону города, как я и просил.

– Синьор Бароцци, теперь копайте наискось, от конца прямой траншеи вон до того бугорка, – я показал рукой направление.

– М-м-м, – он сначала отдал распоряжение, затем обратился ко мне, – а можно в целях повышения самообразования поинтересоваться, зачем мы это делам, синьор Витале?

– Конечно, синьор Пьетро, – я показал рукой на ров рядом с городом, – после этой косой траншеи мы сделаем ещё одну, но уже в другую сторону, ближе к городу, и там ещё одну прямую.

– Нас не смогут достать стрелки, – ахнул один из офицеров, стоявших рядом, – мы сможем подойти почти к самим стенам города, не потеряв ни одного солдата!

Я покосился на смышлёного и кивнул, продолжив объяснение.

– Всё верно, а затем, оказавшись почти у самого рва, прокопаем под него тоннель и, оказавшись под углом стыка стен, обрушим их, открыв проход в город.

– А как мы это сделаем? – военачальник со всё большим уважением смотрел на меня.

– Как я уже говорил, стены – это моя забота, – пожал я в ответ плечами, решив не говорить, что с собой у меня пара десятков бочонков пороха, которые я планировал использовать для подрыва стен осаждаемых нами городов.

***

10 мая 1199 года от Р.Х., Польша, Краков

Почти неделя понадобилась нам на осуществление моего плана, причём войска Лешеко Белого, хоть и не понимали, чем это мы там занимаемся, вскоре сообразили, что так мы приближаемся к городу, а они ничего не могут поделать, поскольку первая же их конная вылазка из города с попыткой напасть на копателей закончилась мгновенным разгромом. Арбалетчики, дожидавшиеся своего часа в прямой траншее второй линии, перебили почти две трети их отряда. Больше попыток поляки не предпринимали, как, впрочем, и не шли на переговоры. Они не посылали парламентёров к нам, а мне также не о чем было говорить с ними.

Подкоп был почти закончен, и ночью, поместив под углы сходившихся в этой точке стен три бочонка с порохом, я лично поучаствовал в том, чтобы гулко прозвучавший взрыв обрушил оба проёма, обнажив пространство шириной метров в двести. Зазвучавший почти сразу после этого колокол на церкви, собирающий войско в ослабевшее место защиты города, просто опоздал, поскольку из траншей в проём хлынули мои воины и наёмники, широким обручем охватывая улицы, и, не спеша, контролируя всё пространство, занялись зачисткой города и грабежом. В этот раз, поскольку хотел показать всем, что будет, когда пытаются мне противостоять, я разрешил участвовать в грабежах и своим, отдав им город на три дня. Моего личного участия в штурме не требовалось, поскольку дальше синьор Бароцци и без того знал, что делать, поэтому я вернулся в шатёр, окружённый лишь личной охраной. Со вздохом опустившись на кресло, я вытянул ноги. Мгновенно бросившиеся девушки сняли сапоги и, отнеся их в угол, вернулись ко мне, сев на колени и опустив головы. Пара десятков плетей значительно продвинула их в послушании.

– Продолжим обучение, – по-польски, старательно выговаривая слова, обратился я к ним, – несите бумагу.

– Да, господин.

***

Следующие дни я лишь выслушивал доклады о том, как идёт грабёж города, а также о том, что к штурму самого замка польского князя никто не приступал, как я и приказал. Оттуда лишь смотрели, как на их глазах уничтожается население и некогда красивый город обращается в руины.

На четвёртый день я сначала отдал приказ прекратить грабежи и ввести в городе патрулирование, которое будет вешать мародёров. Под горячую руку попались как наёмники, так и французские аристократы, попытавшиеся выразить мне возмущение этим фактом, на что я ответил, что в походе они, согласно приказу своего же короля, подчиняются мне, и для тех, у кого мозги отключаются, у меня всегда найдётся крепкая верёвка. Это их не примирило с мыслью, что с дворянами так поступать нельзя, но зато в городе наступил относительный порядок. Если это можно было так назвать. Горожан больше никто не трогал, поэтому на улицах стали появляться мужчины в попытке найти съестное для своих семей.

Поняв, что вряд ли это им удастся, поскольку город был вычищен подчистую, я приказал выпустить разъезды, чтобы заставить найти попрятавшихся окрестных крестьян и снова обеспечить подвоз продуктов, а в самом городе поставить бесплатный пункт выдачи еды для местных. Солдаты, охраняющие его, скучали недолго, поскольку очень скоро выстроилась очередь, и им пришлось успокаивать особо ретивых, пытающихся кулаками решить проблему первенства. Узнав о таких случаях, я распорядился сразу вешать борзых, дабы не нарушали общественный порядок.

Все эти меры начали успокаивать оставшееся население, и ко мне пришли шестеро купцов, которых город уполномочил на переговоры. Поляки уже не выглядели такими весёлыми, как это было до штурма, с моим же взглядом они старательно пытались не встречаться.

– Я услышал вас, – ответил я на их просьбу дать в город проход большему количеству человек, поскольку еды всё равно пока на всех не хватало, – один из вас останется и покажет, кого конкретно нужно пропустить. Я отдам приказ.

– Благодарим вас, господин Витале, – они поклонились в пояс.

Один, старательно тиская в руке шапку, замешкался.

– Говори, – приказал я, видя, что он хочет что-то сказать, но боится.

– Что будет с замком, господин Витале? – спросил он едва ли не шёпотом. – Пока князь там, мы не можем вам повиноваться.

– Вас это меньше всего должно волновать, – я отмахнулся, показывая, что они свободны.

Низко кланяясь, пятеро пошли в обратный путь, последний остался, как я и сказал. Приказав одному из офицеров заняться им, я задумчиво посмотрел на замок, который так и стоял непокорённым посреди города.

– Синьор Витале, – рядом остановился мой полководец, – а можно узнать, чего вы ждёте и почему не отдаёте приказа о штурме?

– Предательства, – хмыкнул я.

– Предательства? – он очень удивился, а к нам стали подъезжать и остальные главы отрядов, вернувшиеся в лагерь.

– Да, – кивнул я, – в замке заперто в весьма стеснённых условиях много людей, так что без поставок продовольствия их пребывание в нём становится весьма проблематичным. Вот я и думаю, принесут мне голову своего князя те, кто хочет выжить, или нет.

– А, так вот зачем вы приказали забрасывать на стены стрелы с привязанными на них листками бумаги! – понял он.

– Да, я пообещал тем, кто это сделает, свободу.

– Тогда нам остаётся только ждать?

– Именно, синьор Бароцци, именно.

***

Польская шляхта пыталась несколько раз торговаться, высылая парламентёров, которые, постояв на стенах с белыми флагами, возвращались ни с чем. Никто из нашего войска не выезжал к ним, а учитывая то, что они видели, как город медленно оживал после учинённой резни и грабежа, им не захотелось больше проводить время внутри замкнутого пространства, так что уже через три дня отряд из десяти военных в сопровождении моих рыцарей въехал в лагерь, привезя голову молодого князя. Объяснив, что оставшиеся в замке решили стоять насмерть, а они лично выбрали свободу.

Которую я им и предоставил, показав, что держу слово, даже не отняв оружия. Оглядываясь, они отправились на север, видимо, не понимая, почему я их отпустил. Этого же не понимали и мои капитаны. Их вопрошающие взгляды были направлены на меня.

– Вы, видимо, забыли, синьоры, наша цель – захватить всю Польшу, куда бы они ни поехали, мы позже найдём их, – я развёл руками.

Взгляды наёмников и вояк мгновенно просветлели и послышались шутки в сторону уезжающих поляков.

– Ладно, – я пнул мешок с отрубленной головой, – на копьё её, и вперёд, на штурм замка. Никого не жалеть!

Этот приказ все выполнили с удовольствием, и уже через час, загодя подготовленные штурмовые лестницы потащили по городу в сторону замка. Горожане, увидевшие эти приготовления, посчитали за лучшее попрятаться по домам, чтобы не попасть под горячую руку.

Глава 3

11 июнь 1199 года от Р.Х., Великая Польша, Гнезно

Оставив одного из французских аристократов в качестве наместника Кракова, а также гарнизон для соблюдения порядка, дальше войско покатилось по разбитой на уездные княжества Польше словно огненный вал. Те города, которые сопротивлялись, ждала судьба Кракова, остальные, что откупались и принимали наместника над собой, оставались целыми.

Моя тактика по обрушению стен, как и переизобретение кирок и стратегии взятия крепостей, придуманной в семнадцатом веке маршалом Вобаном, оказались слишком эффективными для века, даже не знавшего пороха и пушек. Лучники и арбалетчики вообще ничего не могли противопоставить траншеям и появляющимся из-под земли войскам, это настолько деморализовало каждый следующий взятый нами город, что буквально через месяц они сдавались один за другим, сопротивлялись только те, в которых засел обороняться очередной польский князь, судьба которого была крайне незавидной, как, впрочем, и всей воинской шляхты, которую по моему приказу вырезали или вешали под ноль. Поэтому-то они и дрались до последнего, понимая, что терять им нечего. Купцы и знатные горожане же предпочитали расставаться с деньгами, но не с жизнью.

Через месяц непрерывных маршей и копания земли мы вышли наконец к землям Мешко Старого – основного конкурента на Польское княжество после безвременно умершего от усечения головы в Кракове Лешека Белого. Передовые дозоры лёгкой конницы принесли удивительные новости, впереди нас ждало войско, стоявшее лагерем и ожидающее, видимо, генерального сражения.