– Да там участвовал-то всего один род, – отмахнулся подросток, как от несущественной вещи, – ничего интересного, хотели отравить сначала твою беременную жену, а потом на её похоронах убить и тебя. Нет, ну ты представь, какие скоты! Женщин им не хватает, что ли, ламы им нежные и мягкие!

Плюясь и ругаясь на все лады, Витале крикнул что-то своим воинам, и те бросились таскать и привязывать лежащих на земле инков к столбам. Когда к этому делу подключились и местные, дело пошло быстрее, и вскоре все повисли на верёвках, рыдая и умоляя о пощаде: мужчины, женщины, старики – все.

– Держи, – Джону вручили горящий факел, и он недоумённо посмотрел на собеседника, радостно потирающего руки, а также на факел, – выжги эту заразу из своего племени.

– А что делать-то? – не понял Джон.

Подросток терпеливо объяснил.

– Подходишь, наклоняешься, подносишь факел к хворосту у костров.

– Но он же загорится.

– Ещё как! – подтвердил подросток. – И спалит всех этих скотоложцев ко всем чертям!

Манко Капака замешкался, но ему тут же помогли, Витале аккуратно подхватил его под руку и поднёс её к первому костру, а дальше уже по его сигналу воины зажгли все остальные – над горными склонами почти сразу разнеслись человеческие вопли.

– Вот, кстати, ты спрашивал, как работает инквизиция, – довольно заметил стоящий рядом с ним подросток, на которого Джон боялся теперь даже смотреть. Он повстречал на пути сюда полностью седого переводчика, который видел пытки, что устроил Витале, и теперь, глядя, как задыхаются и сгорают в огне люди, он ощутил страх от того, что для его знакомого убить сотню человек было простым делом, его даже совесть, судя по довольному лицу, нисколько не мучила!

– Смотри, Джон, – внезапно сказал тот, – вот что ждёт твоих потомков, когда сюда придут испанцы.

Эти слова зажгли в груди всегда мирного человека будущего злой огонь, и он резко ответил:

– Витале, идём крестить народ! Ты не задержишься здесь надолго, а я даже основные обряды ещё не выучил!

– Полностью согласен! – Тот удивлённо посмотрел на обычно спокойного англичанина. – Конечно, идём, объяви общий сбор, нам нужна будет лишь вода и крестики для раздачи их новообращённым. Заодно мне нужно потом язык кечуа выучить, да и ваш тоже интересен. Кстати, а ты знал, что инки не знали письменности, а использовали узелки? Почему ты им этого не показал?

Ворох вопросов посыпался от довольного собой собеседника, а Джон, стараясь не смотреть на костры, поспешил вернуться обратно в дом. Этот мир стал ему ещё больше не нравиться, чем прежде.

Глава 7

9 июля 1202 года от Р.Х., г. Куско, Южная Виталика

Месяц промелькнул словно один день, поскольку Джон очень хотел всему научиться, так что дополнительно к латыни и обрядам я учил его ещё и всему, что знаю. Также весьма непрозрачно намекая, что есть рядом майя, которым нужен металл, а меди в здешних горах очень много. На первое время бронзовый век ему сильно поможет, а там, глядишь, и железный не за горами, чтобы завоевать все соседние поселения. Ученик из него вышел крайне прилежный, вот что значит правильная мотивация. Учился он сам и затем попросил ещё учить его жену, когда я стал разговаривать на языке инков и кечуа, как на родных. Я, конечно же, согласился, поэтому всё своё основное время был занят этими двумя, лишь изредка мог позаниматься личными делами. Всех инков крестили до последнего человека, они пока не понимали, зачем им это, их и прежние боги устраивали, но раз Верховный Инка сказал нужно, значит, нужно. Люди пока ещё ошибались, в молитвах и крестя себя, но Джон заверил меня, что будет уделять их духовному воспитанию больше внимания.

Нужно было отметить, что шерсть викуний он и правда запас к моему прибытию, как я просил у того торговца, так что за этот месяц инки добыли мне её ещё, в обмен на часть специй, наши железные топоры, которые я отдавал с лёгким сердцем, поскольку на борту был некоторый их запас, также подарил ему свой золотой пояс, получив в ответ радужную тесьму на голову, которую он снял с себя. Её я быстро постарался спрятать под его насмешливым взглядом. Он после сжигания заражённых сифилисом стал надо мной подшучивать по поводу моих фобий, особенно когда узнал, что я девственник. На полном серьёзе предлагал сменить образ жизни, оставшись с ним любимой женой, даже предлагал построить для меня целый храм. Я не злился только потому, что видел, как смеются при этих словах его глаза, поэтому сил сердиться на его гейские шуточки не было, я лишь ругался и обещал, что никогда больше моя нога не ступит на эти земли тотальных извращенцев, правда, это ещё больше смешило его.

К сожалению, всё хорошее, в том числе беззаботная, хоть и простая жизнь в горах, подходит к концу. Поняв, что тут нет ничего, чем можно сейчас поживиться, кроме шерсти викуньи, мои офицеры заскучали и стали ныть, просясь назад. Поэтому, едва закончив обучение Джона с супругой, доведя его до приемлемого уровня, я посвятил их обоих в ранг епископов, даже несмотря на то, что она стала первой женщиной-священником вообще в этом мире. Об этом маленьком нюансе я, конечно же, никому не сказал, чтобы потом по возвращении ко мне не было претензий со стороны Святого престола, поэтому возведение в сан самого Манко Капака прошло торжественно, на виду у всех, а маленький тихий обрядец с Мамой Оккло я провёл, только когда мы остались втроём, ну, или вчетвером, если учитывать её беременность.

Закончив приготовления и собрав людей, мы отправились в обратный путь. Офицеры и солдаты летели едва ли не на крыльях, неся семена картофеля, перца, помидоров и всего остального, чем я поживился у инков.

«Свои запасы, конечно, хорошо, но семена никогда лишними не будут», – решил я следовать недавно выдуманному правилу.

Джон лично пошёл меня провожать, но этому мало кто удивился после той чистки, что я устроил месяц назад, теперь его иначе, чем на коленях, не встречали на улице. Причём неважно, знатный или простой инка, все падали ниц, от меня же все только шарахались, поскольку думали, что я вижу человека насквозь, стоит мне только на него взглянуть. Мы, конечно, с верховным Инкой это заблуждение только поддерживали, что позволило нам узнать ещё парочку тайн, которые от него скрывали в селении.

***

12 июля 1202 года от Р.Х., западное побережье Чили, Южная Виталика

– Прости, если что сказал не так, Джон, – мы искренне обнялись, мне было жаль расставаться с таким хорошим человеком, – сам знаешь, не со зла, а только из-за воспитания.

Он грустно усмехнулся.

– Предложение остаться ещё в силе.

– Ты же сам хотел уехать? – удивился я. – Сколько раз слышал от тебя, что не нравятся тебе горы и этот мир.

– Куда я теперь уеду, Витале, – он показал на стоящих позади него воинов, ожидающих своего правителя на коленях, – на мне такая ответственность, целая цивилизация.

Мне после этих слов стало ещё грустнее, я вспомнил Наташу и свою прошлую жизнь.

– Всё, прекрати, а то сейчас тоже разревусь тут, как баба, – нахмурился я, видя, что его глаза полны слёз.

Секундное озарение пришло мне в голову, и я без колебаний расстегнул свой оружейный пояс и протянул ему свой полуторный меч.

– Держи, думаю, тебе он пригодится больше.

Англичанин искренне удивился.

– У тебя же он в одном экземпляре, сам хвастался, сколько времени и сил мастеров ушло на его изготовление!

– И тем ценнее становится подарок, бери, пока я не передумал, – я с силой вложил пояс с ножнами в его руку, – прощай, Джон.

– Прощай, Витале, – тихо ответил он, опоясываясь и понимая, что мы больше никогда с ним не увидимся.

Не оглядываясь, я быстро пошёл к лодке, где сразу сел на нос, чтобы не видеть, как оставляю хорошего человека прожить яркую и насыщенную жизнь, о которой будут помнить ещё много веков после.

На корабле царил ажиотаж, все готовились к отплытию, и только мой натренированный на инках глаз сразу выделил двоих почёсывающихся в области промежности. Холодок мигом пробежал у меня по спине, и вовсе не оттого, что на улице стоял собачий холод.

– Отставить отплытие! – приказал я и поманил рукой к себе капитана. Когда он подошёл, недоумевая, я тихо сказал:

– Вернуть на берег всех, кто был со мной у инков. Одежду снять, оставить только исподнее.

– Почему, синьор Витале? – изумился он.

– Быстро! – жёстко приказал я, и он без промедления бросился выполнять приказ.

Через час непонимающих солдат и офицеров под охраной вернули на берег. Я сошёл следом и, прохаживаясь вдоль ряда, стал говорить:

– Я предупреждал! Я просил! Я угрожал! Я запрещал вступать в половые контакты с местными женщинами! Сколько вам нужно ещё объяснять, что все эти язвы на самом деле метки дьявола, которыми он клеймит всех скотоложцев, от которых мы недавно очистили этот мир. Теперь и вы оказались замараны в этом.

При моих словах те, кого я заметил почёсывающимися, внезапно побледнели, как и ещё трое других. Остальные же, ещё не понимая последствий своего поступка, смотрели на меня удивлённо.

– Если бы я не настаивал, если бы не говорил на мессах о последствиях, вы, возможно, избежали бы наказания, – я прошёлся обратно, – всем снять с себя одежду!

Мужчины – кто нехотя, а кто и быстро – поснимали исподнее и теперь тряслись на холоде. Второй раз мне в этой проклятой местности пришлось смотреть на мужские гениталии, и в этот раз всё закончилось точно так же, как и у инков. Несмотря на мольбы и просьбы, все пятеро, у которых я обнаружил знакомые язвочки или сыпь, отправились на костры, которые мы тут же и соорудили на берегу. Остальным же я приказал одеться и бросил перед возвращением на корабль:

– Их семьям скажем, что они умерли героями, но вы! Будете знать, что значит нарушать мои приказы!

Это проняло всех, так что, когда они одевались и грузились в лодки, я ещё долго тёр руки песком, отмывая их в море, поэтому последним вернулся на корабль.

– Больше я не потерплю никаких оправданий, – кинул я всем, кто столпился у борта, встречая меня, – это было вам моё последнее предупреждение.

Ответом стало молчание, сопровождавшее до самого спуска вниз. Дойдя до конца коридора, я встретил там сидящего на коленях Карло, который истово молился, шепча слова из Священного Писания. Также я услышал ещё «помоги», «спаси меня».

Настроение было ужасное, хотелось просто пройти мимо и не вмешиваться в проблемы другого человека, но я сжал волю в кулак и подошёл к нему, опустившись рядом. Увидев меня, он вздрогнул и отшатнулся. Это меня удивило, Карло никогда меня раньше не боялся.

– Давай вместе помолимся, – я спокойно положил руку ему на плечо и вернул к молитве, присоединившись к его словам.

Прошло десять минут, как внезапно его плечи стали сотрясаться, и он вместо молитв уткнул голову в грудь. Не понимая, я посмотрел на него и увидел, как с его глаз стекают слёзы, делая мокрой форму.

– Что случилось, Карло? – удивился я, понимая, что у него и правда что-то стряслось. – Ну же! Говори, я требую!

– Я такой плохой человек, синьор Витале, – тихо ответил он, не поднимая на меня взгляда, – я сам себе отвратителен!

– С этого места подробнее, – я вздохнул, поднял его с колен и отвёл в каюту капитана, надеясь, что он извинит меня за непрошеное вторжение.

Усадив молодого человека за стол, я внимательно на него посмотрел.

– Рассказывай.

Он, скрывая лицо в ладонях, тихо сказал:

– Вы доверили мне единственному, синьор Витале, такой важный пост, а я вместо этого.

Тут уже у меня спёрло в груди. Огромным усилием воли я остался спокоен.

– Угу?

– Я влюбился, синьор Витале! – вскрикнул он. – В синьориту Инну! Жить без неё теперь не могу!

«Тьфу ты», – облегчённо выдохнул я про себя, уже было подумав, что он покусился на то, до чего я сам ещё не добрался.