Лисий народ поднимался на бой. Они не желали этой войны, но свобода слаще жизни под гнётом росомах. Звенели мечи. Стрелы убивали врагов, но за трёх убитых росомах лисы заплатили десятком невинных загубленных душ. Паника в деревне нарастала, захватывая жителей, словно пламя чумы. С каждой попыткой выбить свободу с боем они погибали и сгорали в огне бесславными героями – мятежниками.

Воины защищали княжну, отдавали жизни за её свободу, пока она холодно отправляла их на бойню, не ценя никого. Кайра желала мести и ликовала с новым убитым росомахой, пока в бегстве, спасаясь от стрел, не столкнулась с лисой.

– Всё ты, треклятая, виновата. – Старая лиса мёртвой хваткой вцепилась в плечи княжны, не позволяя ей уйти вслед за воином из гущи смертей. Пусть дышит. Пусть познает смрад смерти и страха. – Из-за тебя дети наши и мужья умирают. Будь же ты проклята! – Женщина разрыдалась, повиснув у княжны на плечах. Она бы задушила её собственными руками, но не хватало сил.

Кайра дёрнулась, сбросила с себя цепкие руки. Женщина пошатнулась, словно княжна была единственной опорой, и рухнула на колени рядом с телом своего убитого сына. Мальчику едва минуло десять зим, как смерть забрала его. Пустыми глазами, цвета васильков, он смотрел на ясное небо. Белую рубаху на груди залила кровь, словно яркая вышивка.

– Нисен. – Кайра схватилась за стену избы, сглотнула кислую слюну и посмотрела на деревню.

Лисы умирали за неё. За её глупость и гордость. Вот уже во второй раз.

К вечеру деревня горела. Росомахи вырезали всех, даже стариков и младенцев. Кайру подобрали в трёх метрах от подмостков в попытке уползти и бежать – благо воины Сэта достаточно насмотрелись на княжну, чтобы узнать её в беснующейся толпе рыжих шкур. Это был ещё один урок глупой лисичке – за каждым её опрометчивым шагом следует смерть.

* * *

Северные земли встретили их метелями и пронзающим холодом, который был для росомах привычным и родным. Ледяной ветер отбрасывал назад длинные волосы и раздавал пощёчины, но сердца северного лиха горели нетерпением и радостным предвкушением. Ветреную степь сменил густой, белоснежный лес. Воины ликовали. Даже Сэт, казалось, впервые за много дней наконец улыбнулся, когда на горизонте показались заснеженные стены Стронгхолда, города-форта росомах. Выпустив клуб пара изо рта, мужчина притормозил горячего коня и на минуту залюбовался родными местами, запоминая, как трепещет сердце при виде своего тотема на дороге к дому.

Росомахи встретили своих воинов ликованием и сбежались, чтобы прикоснуться к победителям, к тем, кто вернулся живыми и с трофеями. Жители знали, что их князь уезжал свататься, и искали лисицу взглядом среди приехавших, заглядывая в лица и спрашивая, где же долгожданная невеста. Кайра, не привыкшая к холоду, кутаясь в меха, потому что собственная шкура не защищала от мороза, не желала показываться. Дыхание клубами пара вырывалось изо рта; она уже не надеялась отогреться. В сравнении с родным лесом, Лисбором, радующим тёплыми зимами, – края росомах, как их жители, щерились на чужаков, будто свирепые звери. Кайра выглядела лисой, которую окружили охотничьи псы. Внутренний зверь скалился и крутился волчком, готовясь к прыжку, даже если он станет последним. Он не отдаст свою шкуру так дёшево.

Взойдя на высокое деревянное крыльцо своего дома, Сэт поприветствовал ликующую толпу – для них он был любимым и почитаемым вождём, во взгляде народа читалась неподдельная преданность и радость видеть предводителя живым. Один за другим из толпы раздавались вопросительные возгласы, и Сэт, услышав их, не без досады вспомнил о привезённой невесте-беде и жестом велел привести её.

– Без глупостей, – предупредил Кайру уже знакомый седой воин, помогая спешиться и развязывая ей запястья. Улыбающиеся росомахи один за другим пытались заглянуть ей в лицо, скрытое меховым капюшоном. Проводив девушку до правителя, седовласый мужчина отступил на шаг, занимая место среди свиты Сэта.

Опустив голову, Кайра не показывала лица, не пыталась продемонстрировать крутой нрав и вновь кинуться в бой при любой возможности. Её злило, что на неё смотрели как на трофей. Каждый взгляд, прикованный к себе, она чувствовала кожей и хотела сбросить как налипшую грязь. Но не могла. Держалась, помня, что где-то в этой толпе росомах остался её младший брат. Сейчас его жизнь была дороже её гордости.

– Мы ехали к лисам с миром, а нас встретили подлым ударом в спину, – тем временем вещал Сэт, обращаясь к народу. Он рассказывал о том, что победа в неожиданной войне осталась за ними. О том, что привёз из лисьих земель завидную добычу. И словно в подтверждение своих слов князь росомах потянулся к девушке, мягким движением сбросив с её головы меховой капюшон.

Толпа восторженно ахнула. Накидка тяжело легла на плечи княжны, обнажив лицо девушки и рыжую макушку – Сэт властно демонстрировал её своим подданным, как поживу, привезённую с войны. Росомахи смотрели на неё, раскрывая рты, как на диковину – лисичка ни в какое сравнение не шла с женщинами их рода, которые на её фоне казались грубыми, неотёсанными, свирепыми медведицами. Рыжие кудри, обрамляющие острые черты лисьего лица, тёплые, медово-янтарные глаза – всё это было чуждым для жителей севера, привыкших довольствоваться малым и впервые увидевших красоту тёплых, вечнозелёных лесов. Хрупкая, маленькая невеста едва доставала князю до плеча. Все до единой женщины-росомахи с укоризной посмотрели на своих мужей, не скрывающих восхищения этой красотой лесного княжества, вызревшего на солнце янтаря и гречишного мёда.

Сжав руки в кулаки до того сильно, что ногти впились в кожу, Кайра подняла голову, пытаясь гордо вздёрнуть подбородок – пусть смотрят. Она ещё не сломлена, она ещё скажет своё последнее слово. В этот раз она не станет спешить и выждет время.

Ладонь Сэта так и осталась лежать на её плече. Он даже удивился такой реакции своих подданных, украдкой глянув в лицо пленницы, и сам увидел её будто бы в первый раз, глазами соплеменников. Что говорить – Кайра была красавицей, но донельзя избалованной и дерзкой. По её вине они хлебнули лиха и оставили позади много горя. Она уже пыталась убить его. Сэт улыбнулся краем губ в ответ на собственные мысли.

Интересно, когда она попытается убить его в следующий раз?

* * *

Месть – особое блюдо. Подать его подогретым на эмоциях – всё равно что испортить. Кайра испробовала его вкус, когда решила, что у неё хватит сил нанести решающий удар. У неё была возможность, но Зверь распорядился иначе. Шанс ускользнул из её рук, и вместо этого судьба продолжила мстить ей сама, подбрасывая новые испытания.

Всё, что происходило с ней, Кайра считала виной Сэта, а его действия – только ради того, чтобы ещё раз унизить, втоптав лисью гордость в грязь. Он уже убил людей её народа, отнял жизни её родителей, разорвав её сердце в клочья. Отнял брата, не позволив видеться с ним, но и этого ему показалось мало. Клетка с толстыми прутьями была бы меньшей жестокостью, чем то, кем она являлась теперь. Невестой убийцы. Росомахи. Мужчины, чьи руки омыты кровью её родителей. Забывая о брате, поддаваясь порыву гнева, Кайра хотела расцарапать ему лицо, впиться лисьими клыками в горло и драть до тех пор, пока князь не захлебнётся собственной кровью, но… смиренно ждала.

Казалось, что нет большего унижения и проклятия, чем стать женой князя росомах, но впереди её ждало ещё большее разочарование. С отвращением она смотрела на женщин, пришедших помочь ей подготовиться к свадебному обряду и грядущей ночи. После всего, что он сделал, она должна была разделить с ним ложе. Мерзко. Противно. Желудок скрутило, а голова пошла кругом. От одной мысли об этом Кайре становилось тошно.

Для неё специально натопили баню. Прекрасная возможность смыть с себя всю грязь за то время, что она провела в пути, но зная, что всё ради князя, она не желала подчиняться. О строптивой невесте успели прослышать все в округе княжеского дома. Женщины, которым пришлось прислуживать ей против воли, не находили мер по укрощению. С боем сняли старую одежду, сменили её на банное полотенце, с горем пополам скрывая тонкую девичью фигуру под грубой тканью, да щедро окатили водой, чтобы сбить пыл с разгоряченной и рвущейся в бой лисы. Кайра смотрела на них как на врагов и не желала ни одну из женщин подпускать к себе. Позволить им привести себя в подобающий вид – значит, согласиться лечь под росомаху.

– Нет. Никогда. Ни за что! – рычала она, скалясь на каждого, кто подходил слишком близко. Оружием в её руках стали банные принадлежности. Летели деревянные вёдра и тазы, разлетались веники, усеивая листьями пол и намокшее тело.

Вид у невесты князя был самый непривлекательный. Содранная кожа на руках от кисти до локтя – воспоминание о доме и первой борьбе за свободу. Синяк вокруг запястья – от неудачной попытки свершить свою месть. До кучи курчавые волосы сбились, намокли и спутанными прядями спали на влажный лоб и тело. Янтарные глаза хищно смотрели на всех и ненавидели загодя каждого. И до коликов в животе угрожающе выглядел ковш в её руке.

Северные росомахи за короткое знакомство с лисьей княжной успели взвыть и возненавидеть её во всех её проявлениях. Но не стоял бы на капище тотем Росомахи, если бы они так просто сдались и оставили лисичку в покое. Переглянувшись, злые бабы взяли баню осадой, содрали девчонку с полки, отобрали черпак, скрутили и навешали ей воспитательных оплеух. Словно в отмщение за устроенный погром, росомахи растянули лису вдоль лавки и без капли нежностей тёрли её жестким мочалом так, будто всерьёз намеревались шкуру спустить. Играть против них грубой силой и бешенством – вот уж нашла коса на камень. Бурошкурым этого добра хватало на многие поколения вперёд, так что лисичку выкупали, перемазали душистыми травяными маслами, одели в чистую сорочку и усадили на лавку в предбаннике – разбирать длинные кудри, спутанные комом после короткой драки. Вычёсывая рыжие колтуны деревянными гребнями, рабыни без стеснения чесали языками, обсуждая княжну так, будто её здесь не было. Ещё бы! Приволок из тёплых лесов себе игрушку, мало того дикую, так ещё и тощую, как осинка, – ну как она такая здоровое дитё выносит? Мало, что ли, среди родного племени красавиц, сильных да крепких, чтобы стать любимой женой, матерью его детёнышей, поддержкой и опорой?

И то ли лиса подустала бегать по углам бани, то ли тяжела была рука, раз за разом отвешивающая воспитательных оплеух под затылок, но бабы своего добились: девчонка сидела тихо, слушая разговоры женщин чужого рода, а те и рады были её не замечать. Каждая вслух позавидовала участи лисички, помечтав оказаться на её месте, а кто-то шёпотом посомневался – она чужая, а значит, не такая уж и невинная – откуда им знать, какие у этих необузданных дикарей нравы? На сплетницу тут же шикнули, но между собой покосились – действительно, молва о лисах шла как о мудрых и хитрых зверях, а эта была явно подпорченная – ни мудрости, ни хитрости, одна дурь в голове.

За окном уже слышался глухой барабанный бой, разжигали душистые костры – капище Росомахи оживало. Наступали сумерки – близилось время свадебного обряда.

– Пей, – сунули княжне в руки дымящуюся чашу, пахнущую сладкими травами. – Пей, не отравим, – убеждала её женщина-росомаха, старшая среди соплеменниц. – Выпей, дурочка, не вороти нос. По первой каждой боязно и тяжко, тебе же легче станет князя ублажить. Пей.

Лучше бы яду в кружку плеснули! Так бы и терпеть дух росомах не пришлось. Всё время, что Кайра молча слушала разговоры рабынь, она утешала себя мыслью, что силы ей ещё понадобятся. Как ни противно это говорить, но именно на ту самую злополучную ночь, чтобы князю скучать не пришлось, пока она показывает клыки да когти, щедро одаривая новоиспечённого супруга за всё хорошее и плохое тоже.

Лисица отпрянула, не желая пробовать неизвестную дрянь на вкус, да и вдыхать её запах – тоже. Неизвестно, что ей там подмешать успели.