– Не знаю, – честно признался я. – В прошлый раз мы его больше не встречали. Того, которого прогнали. Убежал, только мы его и видели. Но это тогда, а как в этот раз будет, не скажу, не знаю.

Огорчённый Малёк ушёл бдить, а я задумался, глядя в звёздное небо. Думал я о том, можем ли мы теперь полагаться на коня, или лучше на Кондратия? Нужно будет рассказать о бойце командиру, пусть хоть похвалит, а лучше, чтоб к делу приспособил. Конь – это хорошо, но он суслика не видит, и всё. А суслик есть.

– Это не Галагура говорил, а копёрщик. Чужое. Взять, взять! Помнишь?

– Да, Стас, точно. Копёрщик.

Я вскочил. Стас мог прийти только во сне. Когда это я уже заснуть-то успел? Я огляделся. Вроде бы все на месте, но что-то не так. Прислушался. Вроде бы тихо, но что-то не так. Что-то не так! Когда снится Стас, всегда что-нибудь… Что-то не так! Что не так? Что? Туман? Нет. Туман там, у ручья…

Комаров нет! Вот что не так! А куда они делись? И почему? А ведь были. Донимали, сволочи. Ещё бы, болото же рядом. А сейчас их нет. Странно и неправильно.

Тизжил легонько всхрапнул. В ответ с противоположной стороны донеслось тихое ржание, даже не ржание, а так, типа пароль-отзыв на лошадином. Это кто ещё там? Я встал и приготовился стрелять в ту сторону. Снова ржание, но чуть громче и чуть ближе.

– Это же Саврасый! – крикнул Малёк. – Конь Харитона! Вернулся!

Малёк бросил ружьё и побежал в темноту поля.

– Стой! Куда? – заорал Мирон.

– Вернись сейчас же! – крикнул я.

– Я его сейчас приведу! – донеслось в ответ.

Всхрапывание коня верхового нашей группы послышалось чуть дальше – конь уходил в поле.

– Малёк, назад! Это не конь!

– Вернись!

– Слышишь? Давай назад!

Малёк не ответил.

– Вы чё орёте? – послышался голос кого-то из разбуженных драгунов.

– Малё-о-ок!!! – игнорируя вопрос, проорал Мирон. – Вернись скорей, бестолочь!

– Что случилось? – спросил проснувшийся капитан.

Я не отвечая, кинулся зажигать факел.

– Малёк!!! – орали Мирон с Кондратом.

Я с факелом в левой руке и обрезом в правой кинулся в темноту. Отбежав метров на двадцать, я остановился и принялся крестить пространство.

– Малёк! – кричал я. – Евграф!

Тишина была мне ответом. Сзади один за другим подошли ещё четверо бойцов с факелами. Стало чуть-чуть светлее, но никого мы всё равно так и не увидели.

– Возвращайтесь! – приказал капитан. – Не хватало, чтоб ещё и вы сгинули!

Возвращаясь, я убил на шее комара. Вернулись, значит? Ну-ну…

Я рассказал Синюхину, как было дело.

– Думаешь, шуралеи? – спросил он.

– А тут и думать не чего, они это.

– И что теперь делать?

– С точки зрения безопасности стоит поднять бойцов. Сейчас перебдеть, а поспать уже днём.

– Андрей, у нас человек среди белого дня погиб. Можно сказать, у всех на виду. Точно также пытались днём отоспаться. Я считаю, что не поможет, – ответил мне капитан.

Тут он прав, и Малёк ведь тоже не втихаря убежал, а у трёх человек на виду. И что? Как это поменяло ситуацию? Да никак.

Помаявшись ещё минут десять, лагерь улёгся. Мирона с Кондратом сменили трое драгунов. Кондрат пояснил им, чтобы не стеснялись, а по любому поводу звали меня и, если надо будили, потому что я тоже человек и тоже уснуть могу, но шуралеев гоняю добротно, поэтому и надо будить.

Я валялся на своей лежанке из брезентового плаща. Ну, не брезентового, конечно, этот брезент здесь рогожей зовётся. Я не стал брать Лёхин дождевик, потому что предполагал вот такие ночёвки в поле. Плащ, он и побольше, и, если так можно выразиться, потеплее, его и постелить можно и укрыться им же.

Вот лежал я и смотрел на звёзды. Думал про Стаса. Стас приходил редко и всегда только во сне. И не потому что его не было в этом параллельном мире, и не потому что у него не было обеих ног, а потому что не было его самого. Уже двенадцать лет как не было.

Это была мина. Взрывом ему оторвало обе ноги. Левую чуть выше стопы, а правую по колено. Мы перетянули культи жгутами, вызвали вертушку и неслись к месту посадки, ни разу не остановившись, но всё равно не успели. Мы успели на вертушку и в госпиталь мы принесли его ещё живого, но всё равно не успели.

Прости, Стас, мы сделали, что смогли, наверное, мало, раз этого не хватило, но мы старались.

– Я знаю, Андрей, не вини себя. Вы сделали даже больше, чем могли. А сейчас вставай! Нельзя, чтобы в лагере спали все.

Я вскочил. Как это все? Где караульные? Тоже спят? В свете угасающих костров я видел только лежащих на земле солдат. Кто из них должен сейчас быть на посту, я не знал. Подбросив дров в костры, я походил среди спящих, нашёл Буцина и попытался разбудить. Вот скотина пьяная! В сердцах я пнул его под рёбра и пошёл будить капитана.

Все трое солдат из третьей смены сладко посапывали на своих местах. На тех местах, на которых они и должны были спать. Да-да, они должны были спать, потому что их сменили. Это мы с Синюхиным выяснили, разбудив одного из них. Выяснили мы, и кто их сменил. Один из утренних, так сказать, предрассветных часовых, был хорошо знакомый мне Власов, но где его нужно искать, не знали ни я, ни капитан, ни разбуженный нами боец. Разбудили того, который знал. Он долго не мог продрать глаза, а когда подвёл к месту, где он будил одного из сменщиков, оно оказалось пустым. Это озадачило.

Самым простым решением оказалась всеобщая побудка. Небо на востоке уже светлело, так что ничего страшного – уже можно. Если получится, днём отоспимся.

Когда Громов делил нас надвое, в нашей половине оказалось тридцать семь человек. С капитаном, со мной, с Буциным. Минус Харитон – тридцать шесть. Минус Силантий – тридцать пять. Минус Малёк – тридцать четыре. Сейчас Синюхин вместе с собой и со мной насчитал ровно тридцать. Буцина так и не растолкали – тридцать один. Четвёртая смена отсутствовала в полном составе.

– Убёгли, – предположил кто-то.

Хреново, если так. Дезертирство это дело такое, только начни. В смысле драпанёт кто-то один, и другим захочется. Тем более тут такая обстановка с повышенным риском для жизни.

Как поднять боевой дух среди оставшихся драгунов? Сейчас ещё истории с ночными посетителями и загадочным исчезновением Малька обрастут разными несуществующими подробностями, и жуть сама себя нагонит – ветра в поле бояться начнут. Синюхин, тем не менее, не проводя никаких политзанятий, отдал распоряжение нашему сержанту людей накормить и готовиться к выдвижению на маршрут.

Небо всё больше светлело. Ночные страхи отступали вместе с темнотой. С утра всегда хочется где-нибудь ненадолго уединиться, вот бойцы и расходились от лагеря в разные стороны поодиночке.

– Эй! Сюда! – закричал один из таких.

Мы поспешили к нему.

Малёк лежал на земле с неестественно вывернутой головой. Он споткнулся о крупный булыжник размером с голову ребёнка. Как получилось, что при падении боец сломал шею так, что голову чуть ли не назад вывернуло, мы никогда уже не узнаем. А вот булыжник… Сержант наклонился и поднял его с земли:

– Ты поглянь, даже трава не примята!

Судя по всему, камень лежал здесь совсем недолго, меньше суток. Как он сюда попал, я догадывался, но вслух свою догадку произносить не стал, а молча пошёл за лопаткой.

Глава четвёртая

Утро красит нежным цветом… Хорошо, что погода стоит хорошая, а то дождь сейчас вот совсем уж некстати бы. И так всё погано. Опять потери и опять небоевые. Интересно, каким составом мы подойдём к месту решающего сражения? И подойдём ли? Ещё нужно решить, каким составом мы к месту решающего сражения пойдём сейчас. Я предложил на подгруппы больше не делиться, ввиду отсутствия, какого бы то ни было смысла. Буцин, разя перегаром, только плечами пожал, а капитан, посоветовавшись с буродольцами, отдал приказ выдвигаться прежним походным ордером, то есть Буцин со своими и бесполезным конём-индикатором впереди, а мы – версты на полторы сзади. Типа так мы больше шуралеев наловим, а до этого мы их просто пачками хватали.

Сколько пройдёт пешеход, если он будет идти с утра и до обеда? А если у него с собой вещмешок, ружьё, сабля и деревянная пика? И идёт он не по дороге, а по нескошенным июльским травам? Или уже август? С какой скоростью он вообще движется? А как любое подразделение на марше – со скоростью самого слабого бойца. Бойцов нам в отряд Ватулин подкинул самых разнообразных, из-за них в основном и пришлось сделать пяток привалов, три коротеньких, чисто оправиться, а один совсем уж минут на двадцать.

Прошли мы, наверное, километров пятнадцать. Сколько ещё осталось, не понятно. Мы ведь не по прямой идём, а вдоль опушки леса, в который добрые люди не ходят, и опушка эта извивается как змея. Интересно, а полный круг за сколько дадим? За неделю, или всё-таки меньше? И шуралеев этих ни хрена не видно. Умар на своём скакуне с Буциным. Уж не знаю, что он там ему на вещует, да и по фигу, с нашей-то группой Кондрат, ему я после ночных приключений как-то побольше доверяю. Ни тот, ни другой присутствие неприятеля не заметили. Это хорошо, или плохо?

Лесной массив круто изогнулся вправо, километров на пять, а то и на семь. Аккуратненько нам поперёк дороги. Буцин со своими ждал нас в поле. И то сказать: время-то – обед. Да и посовещаться пора. Я повертел башкой влево-вправо, никаких источников пресной воды не увидел. Вот сколько глаза хватало, не увидел ни каких признаков протекания хотя бы крохотного ручейка. Хреново. Достал бинокль. Не помогло. В рюкзаке у меня имелся полуторалитровый ваучер с водой, но это на самый крайний случай, потому что воду я освятил. Ну, как освятил? Попытался. Во имя отца и сына… и всё такое. Поможет, не поможет, не знаю. Но не помешает. Вот эту воду я и решил приберечь. Пить, конечно, хочется, но терпимо. У кого-то был бурдюк с водой, так что от жажды не умрём. Конечно, ещё у Синюхина была кожаная фляга, по виду литра на два, но он командир, а следовательно делиться не обязан. Что во фляге у Буцина, даже думать не хочу.

Идти дальше прямо сейчас, смысла не было, и командир принял решение, на обед остановиться здесь. Бурдюк оказался у Умара, опрометчиво, конечно, но как сделано, так сделано. Кашу варить не стали – воды мало, только напиться. Достали «сухпай» – хлеб, сало, пяток луковиц. Умар посетовал, что коня напоить не чем.

Кто-то из бойцов крикнул ему:

– Ты ж на коне бы и съездил, поискал бы воды-то. Всё одно воевать не сгодился. Али один боиссьи?

Тот сразу вспылил:

– Умар не трус! Ты говорить, Умар плохой солдат? Умар хороший солдат. Умар стрелять хорошо, Умар на коне скакать хорошо! Умар русский плохо говорить! Плохо понимать. Умар не трус!

Я подумал, что вот таких, которые просто не понимают по-русски, мы очень часто и иногда очень напрасно считаем тупыми. А они просто не понимают язык. Хотя, с другой стороны, почему не учат? Кому надо-то?

Прошлая ночь не отличалась спокойствием, что будет этой ночью, тоже не известно, поэтому лучше сейчас впрок выспаться. Отец-командир посчитал, что по часу нам должно хватить. И на том спасибо. Пропадать тут, вроде, особо-то некуда, но свинья, она же везде грязи найдёт, и капитан в великой мудрости своей приказал даже по большой нужде по одному не ходить. Вот спасибо, так спасибо. Прямо-таки отеческая забота, по-другому и не скажешь.

Подежурив и покемарив, двинулись дальше. Километров через восемь-десять опушка снова изогнулась, на этот раз влево. Почти сразу обнаружился ручей. Напились, умылись, Умар наполнил бурдюк, напоил Тизжила. Я подошёл к Кондрату:

– Как? Всё спокойно? – спросил я его.

Тот посмотрел в сторону леса, вздохнул и ответил:

– Лес не тот.

– Что ты имеешь ввиду? – насторожился я, но понял, что говорю на ново-русском, и пояснил свой вопрос: – Лес не тот, а что не так?

– Да он, вашброть, молодой. От тот был… – он манул в ту сторону, откуда мы пришли. – Тама старый лес, а этот молодой. Годочков с полста, а то и этого нет.

– И что?

Он пожал плечами: