Неожиданно Дофина остановилась. Я не поняла, как мы так быстро оказались у дверей с рельефом в виде глициний. Огоньки свечей приветливо мерцали и танцевали, словно приглашая отдохнуть.

– Вот мы и пришли.

– Спасибо вам, Дофина. Вы так добры и любезны.

Она улыбнулась:

– Мы очень рады, что вы приехали. Я люблю завтракать в Комнате Бегоний – там очаровательные витражные окна, выходящие на восток. Можем обсудить там детали портрета.

Я кивнула и покраснела, пытаясь сдержать внезапный зевок. Все события прошедшей недели будто навалились на меня в один момент, и я ощутила полное опустошение.

– Спасибо, Дофина. Звучит великолепно.

– Ну тогда доброй ночи, – сказала она, чуть сжав мою руку.

– Спокойной ночи, – ответила я.

Как только я переступила порог гостиной, в нос ударил тошнотворно-сладкий аромат зажженных розовых свечей. Я открыла ящик Аннали и заменила все свечи на те, что прислала она, – с ароматом соли и шалфея. По правде говоря, они были не намного лучше, но, по крайней мере, так в комнате стало немного привычнее. Теперь здесь появилось что-то, напоминающее о доме.

Пока меня не было, видимо, заходила горничная. Чемоданы уже убрали. Я заглянула в шкаф и увидела, что вся моя одежда аккуратно развешена и безукоризненно выглажена. Я нашла ночную рубашку и уже собиралась снять вечернее платье, но присела на край кровати, чтобы снять чулки, и усталость взяла верх. Я откинулась на мягкие подушки; тело отяжелело, глаза закрылись сами собой, и больше я ничего не помнила.

«Дорогая сестра, моя дорогая Камилла, я хотела написать тебе, чтобы…»

«Ее высочеству, всемогущей герцогине Соленых островов.

Камилла, я знаю, что, скорее всего, ты даже не прочитаешь это письмо, поэтому, пожалуй, неважно, как я его начну. Я уже вижу, как ты рвешь его на мелкие кусочки. Но я просто хочу, чтобы ты знала, что я благополучно добралась до Блема. Я и не представляла, как огромна Арканния. Хотя, несмотря на весь ее простор и многообразие, я все равно чувствую, будто ты неотступно следуешь за мной. Будто я по-прежнему в Хаймуре.

Я хотела бы извиниться за то, что вот так бросила все и сбежала. Я просто не видела другого выхода. Я больше не могла оставаться в этом доме ни одной ночи. Только не сейчас. Не сейчас, когда я узнала… все. Я понимаю твое беспокойство и обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы не опорочить честь нашей семьи.

Если честно, даже не знаю, зачем пишу все это. Не уверена, что мне хватит смелости отправить письмо; возможно, я просто засуну его подальше в ящик письменного стола и забуду до тех пор, пока не закончу работу и не начну собирать вещи. Но мне приятно поговорить с тобой вот так. Я почти представляю, как ты сидишь, слушаешь меня и пытаешься понять, что я хочу сказать.

Интересно, куда я отправлюсь дальше? Все же надеюсь вернуться к тебе в Хаймур. Когда-нибудь. Но не сейчас.

Твоя сестра Верити».

11

Уголь скрипнул о бумагу, и толстая черная линия ушла не туда. Я потерла ее большим пальцем, пытаясь исправить угол наклона. Александр неотрывно следил за моими движениями. Из окон за его спиной лился солнечный свет, отбрасывая золотистые блики на его черные, как вороново крыло, волосы и создавая вокруг него сияющий ореол. Даже пальмы благоговейно склонились к нему с обеих сторон, как бы дополняя композицию.

Дофина привела нас сюда после завтрака, заверив, что здесь самый лучший свет во всем поместье. Она назвала это место Восточным зимним садом, и мне стало интересно, сколько же еще зимних садов в Шонтилаль. Свет действительно оказался потрясающим, но из-за стеклянных стен его было даже слишком много. Мне быстро стало жарко; кожа увлажнилась от тяжелого воздуха. Мой накрахмаленный пышный воротничок постепенно начал опадать.

– Можно хоть немножко двигаться? – спросил Александр, едва шевеля губами. Мы начали работу почти час назад, и с тех пор он дышал мерно и практически незаметно.

– Сколько угодно.

Он по-прежнему не шевелился.

– Я точно ничего не испорчу?

– Это только предварительные наброски, – сказала я, очерчивая контур его скул. – Я просто знакомлюсь с вашим лицом.

Я застыла, осознав, как откровенно прозвучали мои слова. Интересно, он тоже это почувствовал?

Александр наконец сменил положение и оперся на подлокотник кресла.

– И как оно? – Он буквально расплылся в улыбке. – Мое лицо?

Я спряталась за этюдником:

– Вполне приемлемо.

– Вполне приемлемо? – повторил он. – О, мисс Фавмант, вы меня обижаете.

– Нос длинноват, – шутливо продолжила я с авторитетным видом. – Когда я закончу, я назову эту картину «Александр…». Как ваше полное имя?

– Александр Этьен Корнелиус Леопольд Лоран, – произнес Александр с напускной торжественностью.

– Правда? Даже длиннее, чем ваш нос.

Он усмехнулся, а я оглядела мольберт и взглянула ему в глаза:

– Думаю, выйдет прекрасный портрет. Поколения будущих Лоранов будут смотреть на него и говорить: «У этого человека было слишком много имен, но посмотрите, как он был красив и какой у него был идеально пропорциональный нос».

– Мама будет рада. – Помолчав минуту, он спросил: – Это ничего? Что мы разговариваем? Я не хочу отвлекать, но так можно провести время немного приятнее.

Я быстро пробежалась по листу, заштриховывая пряди волос и прорабатывая изгиб его бровей.

– Все в порядке. Я люблю разговаривать, когда рисую кого-то незнакомого. Чем больше я узнаю о вас, тем точнее смогу изобразить на холсте.

– Расскажите о Соленых островах, – попросил он, откинувшись на спинку кресла и перебирая пуговицы на пиджаке из матового бархата. Он подобрал шелковый галстук того же зеленого оттенка, что и его глаза, и они будто бы сияли в утреннем свете.

– Рассказы о себе не помогут мне больше узнать о вас.

Я перевернула лист и начала новый набросок. На этот раз штрихи были уверенными и правильными. Линии свободно растекались по бумаге.

Алекс почесал в затылке:

– Да, но бывает трудно открыться незнакомому человеку. Я ничего о вас не знаю.

– Справедливо.

Я взяла карандаш с более твердым грифелем и провела быстрые, четкие линии, обрисовав его кресло.

– Давайте так: сначала вы отвечаете на вопрос, потом я.

Он кивнул. Я сделала паузу и подправила контур высокой плетеной спинки с мягким подголовником.

– Что бы вы делали, если бы не сидели сейчас со мной?

Александр рассмеялся, легко и непринужденно:

– Наверное, сидел бы где-нибудь в другом месте. Большую часть времени я, как правило… Стоп, – резко скомандовал он.

Я застыла с открытым ртом, не успев попросить прощения.

– Что?

– Вы собираетесь извиниться. Не надо. Пожалуйста. – Он вздохнул. – Люди так болезненно воспринимают кресло… меня в этом кресле. А зря. Не надо, – настойчиво повторил он. – Я провел в нем почти всю свою жизнь. Я уже не помню, когда я в нем не сидел. Это часть моей личности, но не единственное, что меня определяет. Меня не смущают разговоры или шутки об этом.

Я отложила карандаш и встретилась с ним взглядом.

– Я… я слышала, что это был несчастный случай.

– Да.

– А можно спросить, как это произошло?

– Лестница в вестибюле. Для маленького мальчика она оказалась слишком крутой. Как-то утром я бежал на завтрак… в свой четвертый день рождения… и упал.

– И это привело к… – Я осеклась, не зная, как правильно выразиться.

– Параличу обеих ног. Я ничего не чувствую и не могу двигать ничем отсюда и ниже. – Он показал на бедра.

– А вы можете…

– Ну-ну-ну! – перебил Александр, качая головой. – Мы договаривались задавать вопросы по очереди. Вы уже задали два подряд.

Он снова откинулся в кресле и внимательно посмотрел на меня.

– Почему бабушка считает, что вы прокляты?

Во рту пересохло. Лучше бы он задал любой другой вопрос.

– М-м-м, думаю, потому, что некоторые мои сестры… умерли.

– Некоторые – это сколько?

– Шесть.

Александр присвистнул:

– Похоже на… невероятное невезение.

Я лишь кивнула в ответ, затем снова взяла карандаш и покрутила его между пальцев.

– Но у вас ведь есть еще сестры, не так ли?

– Да, пять.

– Какая большая семья! – произнес он, задумчиво глядя вдаль. – Мне всегда было интересно, каково это – расти в одном доме с кем-то, близким по возрасту.

– Мы не все близки по возрасту. Например, моя старшая сестра Камилла на четырнадцать лет старше меня.

Он тихонько хмыкнул.

– Я всегда хотел брата. В детстве я буквально умолял маму пойти в магазин и купить мне братика. Как будто дети появляются именно так, – грустно улыбнулся он. – Это имение слишком просторно, чтобы жить одному.

Это и правда печально. Огромный, но почти пустой дом. Если бы в залах и коридорах звучал топот маленьких ножек, крики и смех, здесь было бы больше жизни. Я перевернула страницу, но никак не могла начать новый эскиз.

– Ваши родители больше не пытались завести детей? – вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать, насколько бестактно задавать такие вопросы.

Алекс покачал головой:

– Папа хотел… Но не… Мама не могла… – Он остановился и откашлялся. – Похоже, ей было очень тяжело во время беременности мной.

– Да, женщинам бывает непросто. Моя мама умерла, родив меня, – неохотно согласилась я и горько усмехнулась. – Может, я и правда проклята.

Алекс нахмурился:

– Я не верю во все это. Боги… они ведь создали нас. Создали все это. – Он очертил рукой широкий круг, подразумевая пространство далеко за пределами зимнего сада. – Какой смысл проклинать собственные творения?

– Чтобы повеселиться? – предположила я.

Он снова покачал головой:

– Они очень переживают за нас. Порой даже слишком. Вы знали, что мама… – Он сделал паузу, и в его глазах загорелся веселый огонек.

– Что?

– Она, наверное, сойдет с ума от смущения, если узнает, что я вам рассказал, но… На самом деле она потомок Арины, – заговорщически сообщил Алекс.

Я вскинула брови:

– Правда?

Муж Аннали, Кассиус, был почти бессмертным – сыном богини ночи Вирсайи, но он не любил об этом распространяться. Многие опасались людей с божественным началом и сил, которыми они могут обладать. Как правило, такие люди выглядели так же, как все, и не имели никаких особенностей, но известны и случаи, когда потомки богов были наделены сверхъестественными способностями, поэтому в обществе возникло стойкое предубеждение.

Алекс прикусил губу, как будто пожалел о том, что рассказал слишком много.

– Ее мать… Говорят, у нее был роман с одним из сыновей Арины, но она попыталась убедить мужа, что ребенок от него.

– Получилось?

У Алекса снова проступили ямочки на щеках.

– Если верить слухам, то не совсем. А вы как думаете?

Мы обменялись улыбками, и я начала новый набросок.

– Знаете, она уехала, – осторожно начал Алекс. – Бабушка. Сегодня утром.

– Уехала? – с тревогой переспросила я. – Почему?

Алекс отвел глаза:

– Чтобы быть подальше от «проклятой дочери Фавманта».

Я густо покраснела в ужасе оттого, что мое присутствие произвело на пожилую даму такое впечатление. Закусив губу, я попыталась подобрать правильные слова:

– Возможно, если она испытывает такую сильную… Не сомневаюсь, ваша мама сможет найти другого художника… Я могу… могу уехать прямо сегодня, если…

Я осеклась. Уехать куда? Только не в Хаймур. Не к Камилле. Не сомневаюсь, что вход в гавань Сольтена будет преграждать целый флот и мне придется возвращаться обратно на материк на маленьком ялике – чтобы прочувствовать гнев и осознать всю правоту Камиллы.

– Нет-нет, – добавил Алекс. – Конечно, нет. Бабушка любит устраивать драмы. Уверен, она просто хочет наказать маму за… – Он пожал плечами. – За что-нибудь. Не сомневаюсь.

– Но она уехала из дома…