Точно, зверь… Только не тот, кто челюсть вокруг твоей шее тисками сжимает, а тот, что кругами водит, пока ты в капкан не упадёшь, откуда уже будет не выбраться.

Дедок подпевал радийным песенкам, вилял по заснеженной трассе, везя в сторону рабочего посёлка «Рябинка». Печка дула теплом, меня даже разморило немного, веки стали слипаться.

Я представляла крошечную однушку, ощущала мягкость кресла, в котором было так приятно спать. Света обнимет, заварит чай и выслушает не потому что должна, а потому что настоящий друг. Слезы высохли, воспоминания о Ястребе стали блеклыми. Всё закончится. Непременно закончится… И я почти поверила в свою мантру, когда резкий вскрик водителя вернул в реальность.

– Чёрт! Вот это да!

Рванула корпусом, прижимаясь к передним креслам. Из горла вырвался крик… Чёрное небо раскрасило зарево пожара, будто северное сияние. Вокруг черного от гнили барака столпились жильцы, черные от копоти, а пожарные отчаянно пытались спасти эту рухлядь, что стала моим домом.

Старик притормозил, свернул к обочине, не решаясь проезжать дальше.

Еле передвигала ногами. Скулила и рыдала. Всё стало медленным, как в кино… Еле открыла дверь, вывалилась прямо в снег, еле передвигала ногами. Скулила и рыдала. Голоса людей превратились в гул горя, а здание почти полностью спряталось за языками пламени.

– Это ты! Ты во всём виновата! – внезапно со спины на меня кто-то набросился.

– Света? – её голос едва ли можно было узнать. Обычно спокойная, робкая, немного писклявая подруга сейчас вопила, как обезумевшая.

– Из-за тебя у меня ничего не осталось! – она сжимала руки на моей шее. Толпа была так увлечена пожаром, что на нас никто не обращал внимания. Всем было все равно… А моя подруга, ударив меня под колени, повалила в снег. – Ломается она… Ей чёрную икру на блюдечке приносят, а она нос воротит! Ты знаешь, как умер мой папа? Долго…Медленно. Мучительно… У меня на руках! У нас не было денег на лечение, на хоспис! Этот дом, пропахший его смертью, был единственным, что мне досталось! Осталось от семьи! Но ты и его спалила! Будь проклят день, когда я впустила тебя на порог. Убирайся, Арина! Убирайся! Только знай, что Ястреб тебя всё равно заберет, а теперь думай, сколько душ ты согласна погубить, барахтаясь в борьбе со стихией, что сильнее тебя? Сколько?

Рыдания мои превратились в истерику. Воспоминания об умирающей от рака мамы стали такими яркими, жгучими, будто вчера я видела её, больную, ослабленную. И дело не в том, на каких простынях умирать. У отца были деньги, но порой жизнь делает такой вираж, что богатые и бедные становятся равными в своих бедах. Нельзя откупиться от судьбы деньгами. Нельзя… Она тебя настигнет и в бараке, и в шикарной сталинке с видом на центральный проспект. Вот где нет тех, кто всегда кого-то главнее. И Света этого не понимала. Мы столько лет дружили, она оплакивала со мной маму, а сама копила злость… Виня меня во всем, что произошло в её жизни плохого.

Света сидела на мне, сжимала глотку и со всей силы била головой о землю. Я рыдала, выворачивалась, смотрела на горящий дом. Её слова лупили меня по живому. Я была растеряна, раздавлена, убита. И вдруг в этом хаосе зазвучал хриплый голос Ястреба. Его слова оставляли ожоги. Смотрела в лицо своей подруги и поверить не могла, что это всё может быть правдой.

«Грязнее всего оказываются те люди, что искренне пытались тебе помочь. Все хотят хорошо жить, вкусно есть и носить дорогое тряпьё, а особенно этого хотят те, кто этого никогда не имел».

– Ты… Ты… – ахнула я. – Ты с ним заодно! Эти шмотки, – я подцепила рукав её пуховика, которым недавно хвасталась Света, вернувшись из универа.

Говорила про стипендию, про премию и идиотскую скидку в семьдесят процентов за брак. Этот забитый деликатесами холодильник, новенький телефон, планшет. Она даже не пыталась скрываться, врать и прятать. А я верила! А я ей верила, пока она питалась с его руки…

– Да! И снова бы поступила так же. Я не росла на перине, у меня не было всего, что только в голову взбредет, и когда ты устроила тут целую драму, я даже посмеялась. Ты – дура… Да любая бы уже давно ублажала его, лишь бы не оказаться с голой задницей на морозе. Но Арина из себя чистую невинность строит, о морали говорит, о совести. Так где твоя совесть теперь? Ну? Тебе стыдно? Ты – тварь, набивающая себе цену. Я тебя сразу раскусила, Куликова. Сразу… И Ястребу твоему так и сказала, что стоит сильнее надавить, и ты сама к нему приползёшь! Ещё умолять станешь, чтобы пригрел, приголубил.

– Вы что! Ой, дуры девки, – таксист оттолкнул взбесившуюся Светку в сугроб, схватил меня за шкирку и потащил в машину. – Ишь, че удумали!

– У всех есть цена, Куликова! У всех!

– Только ты продаешься за бутерброды, – я рыдала, как ненормальная. Мне было так больно… Так жалко…. Я словно часть души потеряла! – Света, как же так? Как?

– И ты продашься, когда свернут твою шею лебединую. Послушай совета, не сопротивляйся, всё уже решено…

Глава 11

– Дуры-девки… Дуры! – шептал старик, усаживая меня в такси обратно. Он даже скинул снег с капюшона, отряхнул ботинки, а когда сел за руль, добавил температуру на печке, чтобы согреть. Меня колошматило от холода, зуб на зуб не попадал. Дрожала и сдерживала рыдания. – Куда тебя отвезти?

– Я не знаю…

Слёзы душили меня, убивали, забирали всю силу. Я словно в стену бетонную упёрлась. Смотрела на объятое пламенем здание и тонкую фигурку той, кого считала подругой, а внутри пусто было. Боль сжимала сердце, туманила разум, но даже через эту муть я ощущала предательство. Света… Она была для меня зазеркальем, миром, в котором не правят деньги. Миром, где господствуют любовь и твердое плечо семьи.

А что оказалось? Я все это придумала? При малейшей возможности моя лучшая подруга связалась с тем, кто хочет купить моё тело, мою душу! И по её глазам было видно, что угрызениями совести она не страдает.

Я снова пришла к тому, от чего ушла, вот только сейчас у меня не осталось ничего. Душа вдребезги, вещи и документы сгорели, а впереди – бесконечность неизвестности.

Руки машинально нырнули в карманы, а когда я нащупала твёрдую корочку, замерла. На моей ладони лежали паспорт, пачка денег и мой телефон. Я ничего не помнила, ничего не понимала. Ну ладно, паспорт и телефон могли остаться в пуховике, но откуда деньги? Провела пальцем по вспыхнувшему экрану телефона и взвыла в голос, вчитываясь в уведомление от незнакомого номера:

«Пока ты убеждена, что я зверь. Но тебе не кажется, что всё выглядит немного иначе? Порой в зверстве намного больше честности, чем в словах близких тебе людей».

– Ты учти, что я не могу всю ночь таскаться за тобой. Просто назови адрес, – вздохнул таксист.

– Вот, – протянула ему деньги, заглядывая в глаза, сама не понимая, для чего. Он же добрый? Все дедушки такие, ну не бросит же он меня здесь одну? – Пожалуйста, мне нужно время…

– Хорошо, – старик просто опешил от суммы, включил в салоне свет и стал просвечивать банкноты, но после четвертой успокоился, спрятал во внутренний карман и тронулся с места.

Листала телефонную книжку, набирая наобум тех, кто когда-то был своим. Часть бывших друзей заблаговременно заблокировали мой номер, часть скидывали вызов, в числе которых волей судьбы оказалась и родная сестра. Но мне уже было не больно.

Из головы никак не выходили слова Ястреба. Что он хотел сказать? Что не так уж и плох в своей откровенной подлости?

Бред!

Остался последний человек, которому можно было позвонить. Тут уж не до гордости и не до попытки отстоять свою жизнь, мне даже переночевать негде! Все мои хвалёные друзья, двоюродные сёстры… Они ВСЕ вычеркнули меня из своих благополучных жизней, как прокаженную.

А почему?

Потому что у отца ничего не осталось? Так на моём месте может оказаться каждая. Нет… Не может. Они с радостью прыгнут в постель мужика, на которого укажут отцы, и снова будут запивать икорку игристым, не мучась моралью и совестью.

Ткнула в номер отца и, затаив дыхание, стала слушать длинные гудки.

– Ариша! Дочь! Что-то случилось? – он орал в трубку, пытаясь перекричать голос диктора, объявляющего посадку в самолёт. – Я чувствовал, что-то произошло. Чувствовал!

– Пап… Ты где? – старалась не расплакаться, потому что услышать голос отца было совсем непросто. Горло сжимало спазмом, хотелось рыдать, хотелось спрятаться на его плече и просто поскулить, как заледеневшему щенку. – Мне некуда идти!

– Дочь, я вернусь в среду! Слышишь? В среду! Мне срочно нужно уехать, чтобы решить проблемы. У тебя есть деньги?

– Да…

– Езжай в гостиницу, пока меня нет. Я вернусь, и мы всё обязательно решим.

– Пап, я не пойду за него замуж! – взвыла я, выпуская страх, от которого уже было не спрятаться за бравадой. Он знает обо мне всё! Знает, где я, с кем я! И ощущение, что от него не спрятаться, просто убивало.

Быть может, он и сейчас следит за мной?

Я начала оборачиваться, всматриваться в снежную взвесь, но кроме нас на трассе никого не было. И вдруг страшно стало… Старик тоже засуетился, особенно после моих слов про замужество. Все чаще встречала его взгляд в зеркале заднего вида. И там читалось далеко не сочувствие.

– Арина, мы всё решим…

Отец что-то ещё пытался сказать, но связь оборвалась, и дозвониться во второй раз я не смогла.

– Мне нужно выйти, – прохрипела таксисту, указывая на пустую парковку возле торгового центра. – Я не могу дышать!

– Горе луковое, а не девка. Ты что ж такая бедовая-то? – вздохнул старик, но притормозил. Выскочила на мороз и стала глотать ледяной воздух, как спасительную пилюлю. А когда смогла остановить истерику, услышала шорох колёс.

– Да вы издеваетесь! – взревела я, зачем-то пытаясь догнать уезжающее такси. Но старик оказался вежлив, поэтому просто поморгал мне аварийками и скрылся за поворотом.

И вот теперь стало жутко. У меня не было будущего. Оно оборвалось, оставляя позади роскошь шелков, а впереди – тьма. Но ведь отец обещал? Он вернется, и все будет по-прежнему!

Шла по заснеженному проспекту, ловила языком снежинки. Одна… Без смысла, цели и надежды на завтрашний день. Мне было страшно думать о безликом стерильном отеле, было гадко от самой себя, от безысходности, о тупике, в котором оказалась. Жалела себя, поглаживала по плечам, пытаясь успокоить. Что-то внутри бесновалось, забирало спокойствие, уверенность.

А когда упёрлась в смутно знакомое здание, в голову пришла мысль. И вдруг тепло стало, спокойно… И почему я раньше о нём не подумала? Достала телефон и буквально на последних процентах аккумулятора сделала звонок.

– Рустам, привет! Прости, что так поздно, – стыд буквально сжирал меня! В столь безвыходной ситуации я ещё ни разу не оказывалась. Думала, что труднее всего будет выживать, работать, привыкать считать деньги. Но оказалось… Оказалось, что труднее всего просить помощи у людей, что когда-то были статусом ниже тебя.

– Арина? Я переживал за тебя! Ты не ходишь в универ, что случилось?

– Мне некуда идти, Русик, некуда…

– Ты где?

– У твоего дома, – обессилев, я припала спиной к скрипучим качелям и закрыла глаза. Выдыхала горячий пар, ощущала, как на лицо ложатся крупные хлопья снега. Двор был пуст, лишь эхо моих всхлипов отскакивало от бетонных стен и кружилось, радуясь моей беде.

– Я сейчас…

Он отключился, а через несколько минут подъездная дверь открылась. Мой друг, с которым мы болтали на парах, а после ходили в кино и театр, был всегда ко мне добр. У него нет причин для зависти, нет повода для подлости. Хотя у Светки их тоже не было. Так я считала до сегодняшнего дня.

Ведомая внезапным порывом, рванула в его объятия и в очередной раз расплакалась. Он что-то шептал, гладил по волосам, поправлял шарф и помогал подниматься по лестнице. А когда мы вошли в квартиру, он помог снять одежду, усадил на стул и до утра поил горячим чаем, слушая то, что должны были услышать родные и близкие мне люди. Но их не оказалось рядом…