Разбежались линии руки (страница 8)
Ото сна на полночи отбиться.
Я ещё отосплюсь: ночь без утра не так далеко.
Я боюсь не узнать
Улетевшие в прошлое лица,
И уже не боюсь,
Что забыть их мне будет легко
Как бы иронические:
Сторож
Шёл ночью сторож мимо дома
Номер сорок два.
Сторож был не шибко пьяный,
Просто шёл едва.
Он бутылку выпил дома
Со своей женой.
Он давно не пил давно уж,
Только с ей одной.
А вот в этом самом доме
Номер сорок два
Проживала с другом Колей
Колина жена.
Он в окне был виден, Коля,
Со своей женой.
И выпивал бутылку, что ли,
Только с ей одной.
– Как же так, – подумал сторож.
– Вот тебе и на!
Очень жаль, что Маня всё же
Не моя жена!
А была бы если б, Маня,
Ты моей женой,
Мы сейчас бы выпивали
Лишь с тобой одной.
Постучал, конечно, сторож
Сразу к ним домой.
Говорит: – Хотел бы выпить
Тоже по одной.
Только ты, Микола,
Можешь выйтить покурить,
Я жеть только с ей одной
Собираюсь пить.
Отнесли потом уж люди
Сторожа домой.
Говорили, жить не будет.
Ну а он живой.
Говорит: – Живу покуда
Со своей женой,
Или вовсе пить не буду,
Или с ей одной!
Люблю не могу
Она уж давно не зовёт меня спать,
А утром уходит – забудет, не будит.
И пусть меня дома неделю не будет,
Не будет она меня в моргах искать.
Она ненавидит, когда я молчу,
Когда не молчу, ненавидит сильнее.
И как от мороза от злости синеет,
Когда я шепчу ей, чего я хочу.
Но женщина! Вы бы её видели!
Настой благородных кровей.
В графьях вся родня и родители,
А прадед библейский еврей.
Ах, женщина, радость безмерная
Вон бёдра – не в сказке сказать!
А вместо неё мог, наверное,
Я жизнь с кем попало связать.
Мы с ней уже год и четырнадцать дней,
Четыре часа и четыре минуты.
Я мою посуду, и в блеске посуды
Всю жизнь свою вижу и с ней и не с ней.
Она ненавидит, когда я хожу,
А если сижу, ненавидит сильнее.
И как от гангрены от злости чернеет,
Когда я шепчу ей, чего я хочу.
Я понял, что кто-то не думал совсем,
Когда нас столкнул и не дал разбежаться.
Но грех мне теперь на судьбу обижаться.
Когда я пристроен не хуже, чем все.
Она ненавидит меня ни за что,
А было б за что, то, наверно б, любила.
И этим меня бы уж точно добила,
И страшно представить, что было б потом.
Но женщина, вы бы её видели!
Настой благородных кровей.
В графьях вся родня и родители
А прадед – библейский еврей.
Ах, женщина, радость безмерная!
Вон бёдра – не в сказке сказать.
А вместо неё мог, наверное,
Я жизнь с кем попало связать.
У дедушки с бабушкой
У дедушки с бабушкой внучка была,
Где надо румяна, где надо бела.
Жила, осторожно невинность неся.
С невинностью этой ну прям измучилась вся.
Да бабка я ей камнем на душу легла,
От мыслей опасных её берегла.
– Гляди, говорит, как мы с дедом живём:
Не спим, говорит, лет уж тридцать вдвоём.
Ну что ты, дед у тебя бы всегда молодец.
Не зря ж я пошла с ним тогда под венец.
Невинность мою он берёг и жалел –
Три года ко мне, говорит, прикоснуться не смел.
И слушала внучка, мила и тиха.
И так натурально боялась греха,
Что бабушка верила: всё на мази,
Паденье моральное ей не грозит.
А годы, как птицы, им удержу нет,
Давно уж в могиле и бабка и дед.
И внучка уже не боится грехов,
Но только вот нет у неё женихов.
Ах, где ж они где, почему не идут?
Ну, губки у внучки уже не цветут
И щечки, конечно, уж цветом не те.
Но дело ведь, граждане, не в красоте.
Не делайте, парни, ошибки большой,
Ведь внучка ужасно красива душой.
Не каждый сумеет её сохранить.
Такую невесту ведь грех не любить.
Но грубо ругались в ответ мужики:
Пусть просят руки у неё дураки.
Так кто же купца назовёт молодцом,
Когда он товар покупает с гнильцом?
И вот уже к старости дело идёт,
А внучка обет безгреховный блюдёт
И рада, быть может, нарушить его,
Да только желающих нет никого.
Ах ты, женщина моя!
Я ночевать в субботу только к ней,
Она мой долгожданный выходной.
За пять моих дурных рабочих дней
В субботу отдуваться ей одной.
У ней закуски в доме на сто лет,
И, уходя, сухим пайком беру
Я всё, что остаётся на столе
От ночи нашей бешеной к утру.
Ах ты, женщина моя, жаль, что временная!
Всё равно к тебе попал своевременно я.
Ведь покуда ты, любимая, есть,
Есть мне, где попить, поспать и поесть.
Вон грудь торчит из кофты за три штуки,
Ты вся такая: хочешь, падай, можешь, стой…
А где ещё найдёшь такие руки?
На каждом пальце перстенёк,
А я рабочий паренёк –
Фуфайка, майка да карман пустой.
Она – в СП бухгалтером, а мне
Зарплаты не хватает ни хрена.
Любовь у нас без вздохов при луне.
Сдалась мне эта чёртова луна.
Вчера поел у ней: ни охнуть-ни вздохнуть.
Красиво жить никто не запретит.
Любовь, она пройдёт когда-нибудь,
Пусть только не проходит аппетит!
Зачем я только нужен ей – не знаю,
Но, как всегда, в субботу, холостой
Жене своей с едой я изменяю.
Кому любовь, а мне паёк,
Ведь я рабочий паренёк,
Фуфайка-майка да карман пустой
Жизнь моя дешёвая
Я иду по городу
И пою,
Воспеваю гордо я
Жизнь свою.
От машин до творога
Всё мне в жизни дорого
И за это я люблю её,
Милую.
Дорогая моя, жизнь моя дешёвая,
Я костюмчик куплю, если накоплю.
Приодену тебя, чтоб была как новая.
Ну, а новую жизнь я не разлюблю.
Нет без денег роздыху –
Не беда!
Есть вон маленько воздуху
И вода.
Если пить тихонечко
И дышать легонечко,
То до смерти не помрём уже
Никогда.
Ты, моя хорошая,
Не горюй,
Что к тебе желанием
Не горю.
Вот скоплю наличные
На дела на личные,
И смешную свою жизнь тебе
Подарю!
Передовик
Я не пью вообще ни грамма,
Чтоб проспать – да не дай бог!
Просыпаюсь утром рано,
Хрясь сметаны три стакана
Да скорее за порог.
Нюрка с тёщей спят не чутко,
Хоть бульдозером дави!
Эх, была б одна минутка,
Я б обнял тебя, Анютка,
Но мне нельзя, ведь труд не шутка.
А я в труде – передовик.
Раньше всех бегу я утром к гаражу,
Именной свой трактор ловко завожу
На Доску Почёта мельком погляжу
Да скорее в поле на межу.
Эх, гаечки, вы болтики, цепная передача,
Система подвесная да безотвальный плуг!
Пускай там Нюрка с тёщей ревнуют или плачут,
Но мне родимый трактор жена, и брат, и друг.
Трясусь я, пыль глотаю, с гектара полкило,
Рекорд у нас в бригаде – килограмм.
Пашу, но как всегда меня в раздумье повело,
В котором смех и слёзы пополам.
Нет, ну надо ж, в Минсельхозе-то ушами промахали,
Позволили настроить городов невпроворот.
Мы б лучше города эти насквозь перепахали
Под просо с кукурузой, под сад и огород.
А то земля пустует вон, придавлена бетоном,
Кругом одни музеи, театров штук по пять.
Мы как-то толковали тут вот с нашим агрономом,
Он так на них ругался, аж страшно рассказать!
Нет, правда, поглядите, театр Юный зритель
Гектар почти что занял, и ты его не трожь.
Не, вы его снесите, гектар перепашите,
Капусту вон посадите или пли посейте рожь.
Всю жизнь народ скучает по бананам.
Из Африки такую дрянь вози!..
А выход есть: уже давно пора нам
Снести с десяток крупных ресторанов
И супер-пупер маркет магазин.
Особое же зло библиотеки представляют,
От книжек пыли, как и на меже
Пустить под пашню место то, что книжки занимают,
Редиской завалились бы уже!
Мне этот город только покажи!
Я ж, блин, ни разу не был в нём с рожденья.
Но часто снятся эти этажи,
Музеи, рестораны, гаражи,
Как мрачное ночное наваждение.
Эх, мало нас ещё на тракторах!
На трактор гнать и молодых, и старых!
Я лично жизнь считаю не в годах,
А строго в перепаханных гектарах.
Паспорт
Я из широких штанин достаю
Гордость свою и надежду свою,
Силы, достоинства эквивалент,
Самый увесистый мой аргумент.
Мой краснокожий, красивый, большой,
Сделанный прочно, надёжно, с душой,
Годный ещё лет на двадцать вперёд,
Чистый такой, просто зависть берёт.
Всюду ношу драгоценность свою,
В руки чужие его не даю.
И не позволю теперь никому
Даже на миг прикоснуться к нему.
Как же он долго без дела лежал!
Сам я в руках его редко держал.
Паспорт, мой паспорт, теперь без него
Я просто никто, никогда, ничего.
И достаю из широких штанин
Паспорт, когда подтвержденья нужны.
Вот! Вы не верите? Я гражданин
Нашей счастливой страны!
Правда жизни
Я правду жизни черпаю из прессы
И с радостью читаю, например,
Что запад скоро доконают стрессы –
Продукт их слишком шустрой ИТР.
Глядеть противно, что у них творится
Сплошное ожирение у них.
Я ж в нашей прессе вижу ихи лица:
Ну, там вапще кошмар – на психе псих.
Там психи все и все друг другу волки
На бургер доллар сроду не займут.
Зато, смотри, какие кривотолки
Про нашу жизнь хорошую плетут
Мол, всем нам тут на водку не хватает,
А на закуску вовсе денег нет,
Зарплата на квартплату улетает,
На спички, соль да хлеб. Такой вот бред!
У них о нас ни строчки в интернете,
А с телевизора всё гадость говорят.
И вруг они про нас в любой газете,
И слухам верят, гады, всем подряд.
Но верить надо прессе только нашей.
У нас никто не курит и не пьёт.
А каждый только сеет, жнёт и пашет
И на гора стране угля даёт.
Мы все в полях, на тракторах и жатках
Растим пшеницу с просом круглый год.
Нам пять минут терять на водку жалко:
Кто плавит сталь, кто мелет, кто куёт.
И на кого ни глянь – вся грудь в медалях,
В кого ни плюнь – на каждом ордена.
На западе такого не видали.
Любую взять страну – не та страна.
А наша нас и любит, и лелеет,
И за любовь не просит ни гроша.
Весь наш народ от счастья просто млеет.
Так пишет пресса, добрая душа.
И я правду жизни черпаю из прессы.
Живём мы все прекрасно без прикрас
Пахать и сеять – наши интересы,
А больше интересов нет у нас.
Живём мы от получки до получки.
Нам их дают в любые времена.
А то, что где-то там живут получше,
Так это нам не надо ни хрена.
Запойная
Всю неделю я деньги свои пропивал.
Я гудел, я тащился и кайфовал
И с дивана сползал, а обратно не мог
И гулял по квартире на всём кроме ног.
Бился всем обо всё, остальным об себя.
Сколько, гадство, в квартире предметов!