Я надеялась, что дождь быстро закончится, но он только усилился. Теперь он шел сплошной пеленой, стекал по стеклу потоками, с которыми почти безуспешно боролись дворники. Я видела, как из-под колес машины летят грязными фонтанами брызги, и больше ничего. Как Ваня находил дорогу – совершенно непонятно. Через несколько минут мы проехали по тому самому мосту, возле которого я остановилась в нерешительности, направляясь в Васильки. Подумать только, тогда мимо меня проехал Ваня, а я и представить себе не могла…

Кажется, небо чуть-чуть расчистилось, потому что я увидела камень с надписями, а потом мы свернули на какую-то из дорог и оказались в лесу. Здесь казалось, что дождь не такой сильный, но лес от этого вовсе не выглядел дружелюбнее. Он был темным, нахохлившимся и неприветливым. Деревья неторопливо покачивались, кусты ощетинились, как огромные, свернувшиеся в клубок ежи.

Мне почему-то вспомнилась ворона, прогнавшая меня из леса. Может, зря мы едем на этот хутор? Тем более в такую погоду. Там ведь никто нас не ждет, и неизвестно, будут ли нам рады…

Когда мы добрались до хутора, дождь совершенно прекратился. Но тучи на небе не рассеялись, и воздух был так наполнен влагой, что его, при желании, можно было бы черпать половником. Ваня затормозил перед невысоким деревянным забором, из-за которого была видна крыша обычного деревенского дома.

– Ну что, пошли? – спросил он. – Или я сначала схожу на разведку?

– Или я?

– Что? – не понял Ваня.

– Я схожу на разведку, – сказала я.

Ваня открыл рот, но слова застряли у него в горле и он снова закрыл его.

– Такого нахальства я даже от тебя не ожидал, – выговорил он, наконец.

– А почему, собственно…

– Потому что я мужчина. А ты – слабая женщина.

– А, вот оно что… Пошли вместе?

Ваня вздохнул и открыл дверь машины.

Калитка дома Степана Пантелеевича открывалась так же, как и все калитки в Васильках, Мальцево и других деревнях: нужно было просто просунуть руку и повернуть вертушку. А вот дальше все было совсем не так. Как только мы оказались внутри ограды, перед нами, как из-под земли, выросли два блестящих темно-коричневых добермана с цепочками на шеях. Они просто стояли и смотрели на нас, не издавая никаких звуков и не пытаясь причинить нам какой-либо вред, но мне было очень-очень не по себе. Я люблю собак и обычно легко нахожу с ними общий язык, но эти псины явно не стремились к общению. По их глазам я поняла, что мы для них были нарушителями границы охраняемой территории, а, значит, врагами. И у меня не было никаких сомнений в серьезности их намерений.

– Привет, собаки, – беспечно произнес Ваня и сделал шаг вперед.

Тот доберман, что, был ближе к нему, глухо зарычал и обнажил белые острые клыки. Второй смотрел на меня. Видимо, они нас поделили.

– Ваня, – сказала я. – Стой, пожалуйста, на месте.

– Но…

– Никаких «но». Ты что, не видишь, это тренированные собаки. Дипломированные охранники. Они всех впускают, но никого не выпустят без команды хозяина.

– А если его нет дома?

– Тогда нам придется ждать его возвращения.

– Я не думаю, что… – начал Ваня и попытался сделать еще один шаг вперед. Я схватила его за рукав и дернула назад. Собака лязгнула зубами.

– Ваня! – прикрикнула я на него. – Если ты ничего не понимаешь в собаках, то послушай, пожалуйста, меня. Они легко откусят тебе какую-нибудь часть тела, а это может оказаться очень нужная часть…

Собаки внезапно расслабились и отошли, потеряв к нам всякий интерес. Я подняла глаза и увидела, что на крыльце стоит невысокий худощавый пожилой мужчина в очках, джинсах и светло-серой рубашке. Он был похож на профессора, проводящего время на даче, каковым, собственно и являлся. Видимо, он подал какой-то знак собакам, хотя я ничего не видела и не слышала. Хозяин дома не спеша направился к нам, поблескивая стеклами очков.

– Здравствуйте, Степан Пантелеевич, – вежливо произнес Ваня.

Я тоже поздоровалась.

– Здравствуйте, Иван, – отозвался профессор.

– Неужели вы меня помните? – изумленно воскликнул Ваня.

А я думал, что Ваня только слышал о Степане Пантелеевиче. А оказывается, они знакомы… Сплошные сюрпризы.

– Почему вы считаете, что вы можете меня помнить, а я вас – нет?

– Ну… потому что вы… это… а я… нет, – Ваня растеряно хлопал глазами.

– Это довольно точное замечание, – с легкой усмешкой заметил профессор, – хотя оно не полностью соответствует истине. – Здравствуйте, Катенька, – обратился он ко мне. – Можно я буду так вас называть?

– Да, но… – пролепетала я. – Кажется, мы с вами не знакомы…

– Это только кажется, – Степан Пантелеевич подмигнул мне левым глазом. Или мне это померещилось? – Давайте пройдем в мой кабинет.

Кабинет профессора оказался длинной комнатой с высокими потолками, широкими окнами с переплетами и деревянным полом. Из чего сделаны стены, и в какой цвет они покрашены понять было совершенно невозможно, потому что все они, от пола до потолка, были заняты полками с книгами. Похоже, кабинет тянулся во всю длину небольшого дома. Окна затеняли густо разросшиеся кусты сирени и жасмина, поэтому здесь царил полумрак. Дверь располагалась посередине и делила кабинет на две части – прошлое и будущее. Где здесь обитало настоящее, сказать затруднительно.

В левой части кабинета стоял письменный стол темного дерева, огромный и невероятно захламленный. На нем вперемежку лежали книги, старые тетради, отдельные листы и клочки бумаги, а также потрепанная шляпа и надкусанное с одной стороны яблоко. Еще на нем разместилась пара чугунных статуэток, изображающих человеческие фигуры в неестественных позах и глиняная пивная кружка, набитая ручками и остро заточенными простыми карандашами. Возле стола стояло глубокое кожаное кресло, старое и потертое, но выглядевшее очень уютным. В таком кресле приятно сидеть, поджав под себя ноги и расположив на коленях интересную книгу.

Справа от входа, у окна, стоял компьютерный стол, совершенно обычный, с обычным компьютером, правда, насколько я могу судить, довольно новой модели, и обычным офисным креслом. На нем ничего не лежало и не стояло, кроме одинокой мышки на зеленом коврике.

Посередине комнаты, между окнами, напротив двери разместился темно-коричневый кожаный диван, видимо, из одного комплекта с «левым» креслом. Из чего можно сделать вывод, что условное прошлое занимает больше, чем половину комнаты.

Степан Пантелеевич неслышно проскользнул в комнату вслед за нами. Он жестом указал нам на диван, а сам разместился в кресле, придвинув его ближе к дивану.

– Вы очень похожи на Катерину Андреевну, – произнес он, глядя на меня сквозь очки. В вашем возрасте она выглядела точно так же. Правда, носила другую прическу…

– Вы так долго были знакомы? – удивилась я.

– Да, довольно долго. Но еще дольше я был знаком с вашим дедом. Можно сказать, с младенческого возраста.

– Странно, что я вас не знаю…

– А вот я вас прекрасно помню. Как-то я заходил к вам в гости. Вам было лет семь и вы очень любили мороженое… Мне потом очень влетело за то, что я купил вам целых три штуки. Но вы не заболели, нет! Только это оправдывает меня, старого болвана, который поддался на уговоры очаровательной девочки с разными бантиками.

– С разными?

– Как сейчас помню, один бантик был розовый, второй – синий.

– Точно, – сказала я. – Я всегда не могла выбрать и надевала разные. Жаль, что я вас совсем не помню.

– Жаль, но совсем не удивительно, – сказал Степан Пантелеевич. Но, я думаю, вы навестили меня не затем, чтобы предаваться воспоминаниям? – закончил он уже совсем другим тоном.

Я заерзала на диване и бросила беспомощный взгляд на Ваню.

– Я подумал, что вы сможете нам помочь, – начал Ваня. – Я помню, как в прошлый раз, когда мы с вами встречались…

– Давайте ближе к настоящему, молодой человек, – перебил его Степан Пантелеевич.

Ваня на мгновение задумался.

– Происходят странные вещи, – сказал он и замолчал.

Я решила, что пора брать инициативу в свои руки.

– Вообще-то происходят они со мной, – сказала я и тоже замолчала.

– Так, – произнес Степан Пантелеевич. В комнате повисла тишина.

– Наверное, нужно начать сначала, – подал голос Ваня.

– Только не совсем понятно, где начало, – добавила я. – Может оно вовсе не там, где кажется.

– А почему вы решили, что обязательно нужно начинать с начала? – спросил Степан Пантелеевич. – Это предрассудки. Можно с не меньшим успехом начать с конца, с середины или с любого другого места.

– Кто-то хочет меня напугать, – выпалила я.

– Только хочет? – спросили Степан Пантелеевич, – или…

– Или, – сказал Ваня. – Кто-то уже действует, и вполне успешно.

– Я бы не сказала, – перебила его я. – Я вовсе не напугана.

Ваня промолчал, а мне стало немного стыдно, потому что я вспомнила, как вчера чуть ли не силой затащила его к себе домой в двенадцать ночи, причем вовсе не с какими-то романтическими намерениями, а просто потому, что жутко боялась.

– Меня это вовсе не удивляет, – неожиданно заявил Степан Пантелеевич. – Я предполагал нечто подобное.

– Предполагали? – изумилась я.

– А теперь расскажите мне все, и как можно подробнее.

Степан Пантелеевич откинулся в кресле и приготовился слушать. Я рассказала обо всех странных и пугающих происшествиях, произошедших со мной с тех пор, как я приехала в Васильки. Не скрыла я и того, что пустой человек, напугавший меня до полусмерти, моя давняя детская страшилка. Я даже пересказала связанную с ним легенду, услышанную в детстве от Серого. Ваня, который ничего об этой легенде не знал, выслушал ее с большим вниманием.

– Так, так, очень интересно, – подытожил Степан Пантелеевич, после того как я замолчала. – Очень хорошо, что вы умеете связно излагать свои мысли.

– Я просто рассказала все, как было.

– Если бы вы знали, какой большой проблемой становится для большинства людей, особенно чем-то напуганных, просто рассказать все, как было! – с чувством произнес Степан Пантелеевич.

– То есть вы не думаете, что я… Что у меня слишком богатое воображение?

– Я нисколько не сомневаюсь в богатстве вашего воображения, – ответил Степан Пантелеевич, – но здесь дело совсем в другом.

Он задумчиво постукивал пальцами по подлокотнику кресла. Я чувствовала взгляд Вани, который сидел слева от меня, но не поворачивалась к нему. Я смотрела на Степана Пантелеевича.

– Мое прозвище – Орлиный Глаз, – неожиданно заявил он.

Я чуть с дивана не упала. Я смотрела на этого невысокого, можно даже сказать, маленького, сухонького человека с копной седых волос, лицом, покрытым мелкой сеткой морщин и озорным блеском в глазах и с трудом удерживалась от смеха.

– Не сдерживайте эмоций, барышня! – воскликнул он. – Хотите смеяться – смейтесь!

Я расплылась в улыбке.

– Не сомневаюсь, что вы заслужили это громкое имя, – вежливо сказала я.

– Да, были времена, – мечтательно проговорил Орлиный Глаз. – Хотя на самом деле все дело в фамилии.

– Ваша фамилия – Орлов? – предположила я.

– Наоборот. Воробьев, – вздохнул Степан Пантелеевич.

Ваня кивнул с большим пониманием.

– А меня всегда Макаронной звали, – сказал он, – с двумя «н».

– Макаров? – почти утвердительно спросил Степан Пантелеевич.

– Ага.

Не понимаю, почему все всегда говорят о прозвищах. Разве нет на свете других тем для разговоров? Хотя, если бы меня звали «Орлиный глаз», то я, наверное, тоже не прочь была бы об этом поговорить… Так, о чем это я? И о чем это они?

– Давайте разберем первый эпизод, – сказал Степан Пантелеевич, как будто услышав мои мысли.

– С полотенцем? – спросил Ваня.

– Да, с полотенцем. Первый по времени, но не по значению.

Интересно, что он имеет в виду?

– Я бывал в вашем доме и хорошо помню расположение комнат. Ванная находится напротив спальни и дверь в нее открывается наружу, так?

– Да, – кивнула я.

– Вы вошли в ванную приблизительно в девять вечера.

– Приблизительно. Может, позже.

– Вы всегда посещаете ванную в это время?

– Да нет у меня никакого расписания. Я просто случайно туда забрела.