Глава 15, рассказывающая о сокровищах и очень хитром плане

Моя голова болталась, как шарик на веревочке. Это было очень неудобно. И еще мне не нравилось, что кто-то настойчиво меня зовет. Да здесь я! Чего разорались… Разлепив глаза, я увидела перед собой Ванино лицо. Какое-то странное. Бледное и перекошенное.

– Чего ты шумишь? – пробормотала я и попыталась сесть.

Мне это удалось, но с большим трудом и с помощью Вани. Я была как тряпичная кукла: тело вялое и непослушное, руки и ноги не подчиняются командам мозга, во рту какой-то противный привкус… Кроме того, все окружающее было зыбким и неустойчивым, как будто в любой момент может исчезнуть или, по крайней мере, изменить очертания.

– Что случилось? – спрашивал Ваня. – В чем дело? Как ты себя чувствуешь?

Я смотрела на него и ничего не понимала.

– Не знаю, – честно призналась я. – А ты откуда тут взялся? Что-то я не помню…

И тут я все вспомнила. Черную пустоту вместо лица, морщинистые лапы, которые тянутся к моему горлу… Я машинально поднесла руку к шее.

– Я стучал в дверь, – говорил тем временем Ваня. – Звонил по телефону. Но ты не отвечала…

Неужели это было на самом деле?

– Ты… – начала Ваня, заметив мое состояние. – Что же все-таки произошло?

– Я… он… Он душил меня.

– Кто?! – воскликнул Ваня и вскочил на ноги.

– Он… Пустой человек, – выговорила я. – Он появился передо мной, схватил меня за горло… больше я ничего не помню.

Меня сотрясала мелкая дрожь. Ваня сел рядом и обхватил меня за плечи.

– Не бойся, – говорил он и гладил меня по голове. – Я буду рядом.

Но я никак не могла успокоиться. Я не могла думать о том, что произошло, но не могла и не думать… Больше всего на свете мне хотелось забыть об этом, хотя бы на время, убедиться, что в этом мире все на своих местах, все так же, как раньше, но, похоже, это было невозможно.

– Я знаю, что это невозможно, – прошептала я, – но… Может, я просто… продолжаю сходить с ума?

– Нет, – сказал Ваня.

– Но я точно помню… – Мои зубы выбивали дробь.

– Я сейчас принесу тебе чаю, – сказал Ваня.

– Н-не надо. Не уходи.

Мой голос был жалким, но мне было наплевать на это.

– Я открою обе двери и включу свет, – сказал Ваня, вставая.

Пока чайник закипал, Ваня непрерывно ходил туда-сюда и спрашивал меня, где лежит сахар, где заварочный чайник и не хочу ли я чего-нибудь к чаю… Когда он вошел с большой чашкой дымящегося чая, я даже смогла ему улыбнуться.

– У этого чая какой-то странный вкус, – сказала я, пригубив чашку.

– Я добавил в него немного коньяка, – объяснил Ваня. – Это поможет тебе расслабиться и уснуть.

Чай был обжигающим, согревающим и очень сладким. Я выпила его залпом, как лекарство, и откинулась на подушки.

– Я все еще боюсь, но чувствую себя гораздо лучше, – сказала я, когда Ваня вернулся с кухни, выключив там свет. Он также погасил свет в коридоре и в гостиной, оставив включенным только торшер возле журнального столика. – Он был… настоящий, – добавила я. – Хотя было что-то… я не могу вспомнить.

– Об этом мы поговорим завтра утром, – твердо произнес Ваня.

Он укрыл меня одеялом, заботливо подоткнув его по бокам, взял кресло, поставил его у моей кровати и сел.

– А теперь спи, – сказал он.

– А ты…

– Я буду сидеть здесь до утра.

– Спасибо, – только и смогла выговорить я.

Я закрыла глаза, но через секунду снова открыла их. Мне показалось, что все повторяется, и что сейчас морщинистые холодные руки снова сомкнутся на моем горле… Ваня взял меня за руку и легонько сжал мои пальцы. Я некоторое время смотрела на него сквозь полуопущенные ресницы, а потом заснула.

Утром мы сразу поехали к Орлиному Глазу. Так решил Ваня, разглядывая при солнечном свете мою шею, на которой проявились не очень яркие, но все же заметные, желтовато-синие пятна.

У меня было такое ощущение, что я еще не проснулась. Что я сплю и вижу дурной тягучий сон, из которого никак не могу выбраться. Я выпила два глотка кофе, даже не притронувшись к бутербродам, которые соорудил Ваня, и он, как ни странно, ничего не сказал мне по этому поводу. Он вообще говорил только на посторонние темы. О погоде. О своей вчерашней поездке. О разнице воздействия на организм человека зеленого и черного чая.

В машине он говорил о том, как красивы Васильки зимой, когда все засыпано пушистым белым снегом, деревья покрыты серебристым инеем, а от речки не остается и следа…

– Ваня, прекрати, – не выдержала я.

– Что? – непонимающе посмотрел он на меня.

– Мне, конечно, очень интересно тебя слушать, но я все равно почти ничего не слышу, потому что все время думаю только об одном…

– Через пять минут мы приедем, – сказал Ваня. – И ты подробно расскажешь все, что помнишь и все, о чем думаешь. Я просто не хочу заставлять тебя пересказывать все два раза.

– Какая разница, – пробормотала я, глядя на проселочную дорогу, покрытую кочками и ямами.

Едва взглянув на меня, Степан Пантелеевич взял меня за руку и подвел к дивану. Выражение его лица удивило меня. Он был похож на охотника, долгое время сидевшего в засаде и, наконец, увидевшего, или, скорее, почуявшего добычу.

– Что-то произошло, – сказал он скорее утвердительно, чем вопросительно.

– Да, – ответила я.

– Рассказывайте все подробно, – скомандовал он.

Я несколько секунд сомневалась, с чего начать, но мне на помощь пришел Ваня.

– Вчера я уезжал в город, – сказал он. – Нужно было по работе…

Дальше я взяла инициативу в свои руки, подробно пересказав весь вчерашний вечер, начиная с визита к Галке, как того потребовал Степан Пантелеевич. Потом Ваня рассказал, как он приехал и не мог до меня достучаться и дозвониться, и поэтому влез в окно.

– Так вы говорите, окно было открыто? – обратился Орлиный Глаз к Ване.

– Я толкнул, и оно отворилось, – ответил тот.

– Я не проверяла защелки на окнах, – сказала я, поймав вопросительный взгляд Вани.

– Но я же просил тебя! – сокрушенно воскликнул он.

– Теперь это уже не важно, – отмахнулась я.

– Так, значит, сморщенные лапы, – рассеянно произнес Степан Пантелеевич. – Я думаю, вам нужно выпить чаю, – неожиданно закончил он твердым голосом.

– Чаю? – переспросила я. – Но я пила… вчера.

– И все же вы потеряли сознание не от удушения, а от страха, – сказал он, вставая и внимательно приглядываясь к моей шее. – Интересно, что подумал в тот момент этот ваш… товарищ в капюшоне?

Орлиный Глаз ушел на кухню, а мы с Ваней уставились друг на друга.

– В этой истории есть несколько неясных моментов, – сказал Степан Пантелеевич, разливая чай.

Мы с Ваней посмотрели на него вопросительно.

– Например? – спросил Ваня нерешительно.

– Например, почему Катерина резко села, хотя утверждает, что ее сковал ужас, и она не могла пошевелиться? Или как этот капюшон умудрился одновременно душить ее и держать за локти?

Я задумалась. Я напрягала память, как могла, но чувствовала, как что-то ускользает от меня, какая-то мелкая деталь, скорее всего незначительная. Моя память была наполнена парализующим ужасом и единственное, что я помнила отчетливо – это пустое лицо и серые морщинистые лапы…

– Я не могу вспомнить, – еле слышно сказала я. – У меня такое ощущение, что что-то было, но этот… страх мешает мне думать.

– Хорошо. Это мы пока отложим. А теперь, я думаю, пришло время задать вам главный вопрос, – Степан Пантелеевич выглядел чрезвычайно серьезным.