А тот же Васильев спектакль «Серсо» выпускал по актам – сначала первый акт, потом после долгих репетиций – второй и только потом показал весь спектакль целиком. Именно для этого – для того, чтобы выращивать свой спектакль с учетом того, как его смотрит зритель.

Да, есть «Трудно быть богом» и «Человек, который убил Дон-Кихота» – на мой взгляд, безусловные шедевры. Но и в том и в другом случае авторами были сложившиеся художники, которые точно знали, что они хотят получить в итоге. И которые точно знали, какими средствами, какие зрительские эмоции они будут вызывать.

Я не верю, что таким шедевром-долгостроем может быть первый или второй фильм. Особенно второй. Потому что, полученная после первого фильма обратная связь может быть нерелевантна. Успех первого фильма – очень часто аванс. А автор принимает его как полноценное признание.

Помните, как в «Малышке на миллион» тренер ругает героиню за то, что она вырубает всех своих противников с одного удара? Почему? Потому что такой бой ничему тебя не учит. А что будет, когда ты рано или поздно встретишься с противником, который выдержит твой первый удар и тебе придется защищаться самой, а ты не умеешь.

Авторы боятся и не любят получать обратную связь от своей аудитории. И совершенно зря. Такая обратная связь делает автора антихрупким.

Если у автора получаются одни шедевры – это значит, что автор ни разу не поставил себе задачу выше своих сил. И это значит, что он не растет. И это значит, что шедевры его очень скоро закончатся.

Поражение – плохой помощник, но хороший учитель.

Каждый раз, когда создаешь новый доковский файл, который будет новой книгой или пьесой или сценарием, ощущение полного бессилия. И заранее – чувство поражения. И заранее – ощущение слабости и бессмысленности. И заранее – ощущение собственной неправоты. И ничтожности. И полного неумения. Ощутил это все, прочувствовал всем телом, вдохнул, выдохнул и быстро-быстро-быстро начинаешь писать. И ничего, как-нибудь…

Сегодня пока ездил на занятие по актерскому мастерству, прочитал книгу «Как стать гением. Жизненная стратегия творческой личности». Альтшеллера-Верткина.

Странно, что это книга не попалась мне раньше.

Так или иначе, на мой взгляд, там есть методологическая ошибка, при которой взята за образец только одна стратегия и дальше все данные подгонялись под нее.

А как же Эдисон? А как же Форд? А как же инноваторы конца двадцатого века?

То, что работало в условиях тоталитарного общества, вовсе не обязательно будет работать в других условиях. Есть другие стратегии для творческих личностей, есть. И я это докажу. На деле, а не статьями и книгами.

Тем не менее, отличный инструмент – постановка Достойной цели на трех уровнях: 1) Узко техническая 2) Общетехническая 3) Общечеловеческая.

Проверил свою цель по уровням – все ок.

Работаем.

Вот знаете что? Не вижу никакого смысла в том, чтобы не рассказывать истории.

АК по поводу «Табу» – вроде бы все на месте, но нет юмора. Пещерная серьезность. Однако в четвертой серии есть целая одна шутка:

– Я планирую ограбление.

– Наконец-то слышу голос разума.

Это очень смешно, как говорили у нас в редакции журнала «Крокодил».

Мне кажется, сейчас было бы целесообразно предпринять (и не довести до конца) постановку Булгаковского «Батума».

И еще про третью серию «Last of us»

(если еще не посмотрели серию, дальше не читайте, будут спойлеры)

Я не случайно вчера написал, что, несмотря на задолбавшую повестку, считаю эту серию безупречно написанной.

Ее структура не так-то проста, как кажется на первый взгляд и довольно необычна.

Герметичная центральная история заключена в сюжетную рамку с довольно жирной «Red herring» – наше внимание отвлекают на погибших эвакуированных. Мы видим черную женщину с ребенком и думаем, что сейчас нам будут рассказывать их историю. И пока мы так думаем, начинает развиваться совсем другая история – «выживальщика», который остался в покинутом городе. Какое-то время все еще думаем, что это случайная сюжетная флуктуация и этот герой сейчас погибнет и мы вернемся к эвакуированным. И именно поэтому нам довольно долго не показывают его лицо. И лишь через пару минут нам это лицо дают крупным планом и мы такие: о, да это же старина Рон Свонсон! И сразу даже самому неискушенному зрителю (а нога такого зрителя вряд ли ступала на эти земли) становится понятно, что раз эту роль играет актер-звезда, значит, нам дадут полноценную сюжетную рамку (кастинг здесь чрезвычайно важен, поскольку все сразу узнали и актера, который играл второго персонажа и предыдущая его роль в «Белом лотосе» тут очень важна, потому что сразу дает зрителю намек, кто его персонаж и здесь – гей).

То, что происходит дальше, четко раскладывается на четыре акта:

1) Спасение заблудившегося

2) Приход гостей и предупреждение об атаке мародеров

3) Атака мародеров и ранение

4) Романтичное самоубийство.

Дальше идет завершение рамочного сюжета и возвращение к горизонтальной сюжетной линии.

Не сразу замечаешь, что между героями нет конфликта на уровне целей/ценностей. То есть основой истории является не движение к цели, столкновение и разрешение этого противоречия.

Как это вообще может быть?

У героев сразу есть то, что им нужно и основа истории – не достижение цели, а переживание чувств, реакция на события.

Ого. Да это же вообще какая-то не западная история!

Угу.

«Полно, Молчанов, да уж не Кисётэнкэцу ли ты имеешь в виду?» – сказали самые продвинутые из вас и да, вы совершенно правы.

Невооруженным глазом мы можем разглядеть:

1) введение (起),

2) развитие (承),

3) поворот (転),

4) заключение (結).

Утако Мацуяма (это такой японский Пропп) в свое время разработал шаблон классической японской народной сказки:

1) Хороший человек спасает попавшее в ловушку животное, которое оказывается голодным и заблудившимся богом.

2) Бог показывает герою всякое волшебство.

3) Завистливый сосед пытается отнять у героя то, что у него теперь есть.

4) Плохой злодей наказан, а герой получает свою награду.

Сравните с сюжетом – один в один, как по линеечке написано.

Все-таки грамотно написанный сценарий – это всегда очень красиво.

А самый ужас – это услышать зов приключения, отказаться от него и… все. Никуда не ходить.

Вы думаете, тем самым вы сбережете себя от невзгод и опасностей Пути?

Черта с два!

Несостоявшееся путешествие выжжет вас изнутри.

Вы станете полым, дымящейся шкуркой вместо человека.

Поэтому, когда я говорю «следуйте за белым кроликом» – мать вашу, поднимайте вашу задницу и следуйте за белым кроликом.

Почему я считаю, что «1917» – хороший фильм

Вчера написал по горячим следам пост про «1917» и сразу удалил – получилось слишком жестко.

Попробую сформулировать еще раз, но помягче.

Фильм мне понравился чрезвычайно.

Не только тем, что хорошо снят, хотя он очень хорошо снят. Он действует буквально на физиологическом уровне, противостоять ему совершенно невозможно.

Но самое главное, мне понравился его антивоенный посыл. Это кино про то, что война – говно и единственное, что человек может на ней хотеть – выжить и вернуться домой. Никаких великих войн, никаких священных войн быть не может. Любая война – говно. Армейская форма – омерзительна. Если вам кажется, что ваш ребенок отлично смотрится в пилотке и гимнастерке, представьте, как эта пилотка будет смотреться на его посиневшем и раздувшемся трупике. Любое оружие отвратительно. Любого, кого тянет вешать на стену сабли и фотографироваться с пистолетами, нужно отправлять на лечение.

В то же время с этим фильмом произошла удивительная вещь. Молодым (относительно) критикам и зрителям фильм понравился. А старикам нет. Причем, молодые хвалят этот фильм именно за антивоенный пафос. А старики ругают его за то, что «шибко красиво» (Так и хочется обыграть здесь выражение из этого фильма – Age before beauty). Так вот, вчера я понял, что советское кино, которое у нас считается эталонным в смысле показа войны, почти никогда не показывало ее бессмысленность. Оно всегда пыталось оправдать ее, найти в ней какой-то смысл. Потому что – ну не может же такого быть, что все это – совершенно бессмысленно. Кстати, американцы в этом тоже идут за советским кинематографом. Тоже воспевают подвиги и пытаются как-то рационализировать пережитый человечеством опыт.

И кстати же, такая позиция неизбежно приводит к романтизации и эстетизации войны. Наверное, единственное исключение в советском кино – «Иди и смотри».

И только у бритишей хватило отваги посмотреть в глаза войны и сказать – все это совершенно бессмысленно, никакой красоты и романтики в этом нет, война – говно. Все, что можно здесь хотеть – это выжить и вернуться домой.

Я считаю, что когда после военного фильма зритель испытывает воодушевление и желание «повторить» – это плохой и вредный фильм.

А если после него хочется сделать что-то для того, чтобы прекратить все войны – этот фильм хороший.

«1917» – хороший фильм.

Вот этот комментарий по поводу видео «Хочу быть как Гете» взорвал мой мозг:

«Гёте по знаку Зодиака был Девой и никаким пофигистом он не мог быть по определению. Стоиком – да, но пофигистом – никогда.»

Так и представляю защиту докторской диссертации по философии.

– Как известно, главным признаком стоика является рождение под знаком Девы…

И седые профессоры согласно качают своими седыми головами.

Дочитываю Славкина. И если в начале книги имена звучат в основном легендарные, то теперь тот тут, то там – люди, с которыми я пересекался, созванивался, работал вместе – Бабицкий, Мальгин. Как будто этот легендарный мир вдруг оказался прямо у меня в комнате.

И никак не идет у меня из головы рассказ М. о том, как он встретил Славкина на вахте в «Амедии».

Кстати, любопытно, что именно Славкин для многих моих коллег был всегда совершенно авторитетным. Даже к Володину или Вампилову могли быть вопросы, но какие вопросы могут быть к Славкину? Абсолютный гений, сверхчеловеческая чувствительность, совесть поколения.

Мне кажется, по «Разноцветным тетрадям» можно сделать очень крутой спектакль.

Самое интересное, что правильное состояние творческого человека – это сочетание расхлябанности, расслабленности, пофигизма с полной концентрацией и запредельным напряжением сил.

Не чередование.

А сочетание этих противоположных состояний в один и тот же отрезок времени.

Но как?

Буддисты со своими парадоксами про хлопок одной руки просто покуривают.

Пять лет назад я написал вот это:

И вот еще. Сейчас наша мастерская занимается обучением. А мне нужно, чтобы у нас была еще и исследовательская часть. Творческая лаборатория. Где мы занимались бы не просто передачей знания, а его сбором, систематизацией, а также постановкой творческих экспериментов.

Знаю, как это сделать, но ресурсы, ресурсы, где взять ресурсы? Нужно время, нужны деньги, нужны люди.

Всю-то жизнь крою из блохи голенище.

А сейчас я понимаю, что лаборатория нашей мастерской – это наш подкаст. Люди, которым я задаю вопросы.

Боюсь ошибиться, но мне кажется, что новое поколение, ребята, которым сейчас лет по 23—25 – очень крутые по одной простой причине – они очень много читают. Очень много.

И читают правильные книги. Не только Роулинг и Кинга, но Докинза и Талеба.

Наверное, я должен уже по своему возрасту начинать привыкать ворчать на «современную молодежь», мол вот в наше время была молодежь! Вот у нас, мол, были идеалы, вот мы, мол, читали хорошее и слушали хорошее и смотрели хорошее.

Так вот. Наше поколение слушало дерьмо, читало дерьмо, смотрело дерьмо, пило и ело дерьмо. И не было никаких идеалов у нашего поколения.

А у них – есть.