Бородянский, как я уже много раз убеждался, будучи его многолетним учеником, определенно мастер именно в этом – в умении услышать это звучание, сонастроиться с ним.

И вот это умение сонастройки, практика сонастройки – она гораздо важнее и интереснее, чем рационализация, объяснение этого механизма.

Еще одна мысль, чтобы не забыть. Самый крутой блогер в России сегодня – это не Дудь и не Навальный, а Гоблин.

Просто этого пока никто не видит и не понимает.

Очень грамотные и неочевидные вещи мужик делает с точки зрения стратегии.

Как у него здорово устроена синергия площадок (ютуб и подкаст).

Как у него круто отлажено делегирование: сегодня блог Гоблина – это по сути фабрика контента с десятками имен (то, что никак не удается сделать Вилсе).

Как грамотно сделаны интеграции.

Я бы туда еще прикрутил крутой бэкэнд из каких-нибудь платных онлайн-лекций или онлайн-курсов и превратил бы все это дело в миллиардный бизнес. Но может у него уже и есть какой-то бэкэнд, который нам не виден.

И работает вдолгую, уже столько лет.

Если Спотифай когда-нибудь и купит русский подкаст за сто миллионов долларов, это будет подкаст Гоблина.

Респект.

История Дэна К.

Начал придумывать историю про чувака, который в 45 лет живет с родителями, позади развод, два брошенных института, три не взлетевших стартапа, недописанная книга.

И вот он начинает смотреть мотивационные видео на ютубе и читать мотивационные книги. И в конце концов сходит с ума и воображает себя крутейшим коучем и идет спасать мир.

Видит человека, который на улице ругается с женой и начинает его тут же на ходу коучить – мол, посмотри ей в глаза, улыбнись ей, спроси ее, о чем она думает. Человек пожимает плечами и продолжает дальше ругаться с женой.

Потом он видит стоянку, полную велосипедов и решает, что это все заколдованные менеджеры и начинает их вовсю мотивировать.

Потом он покупает подержанный «Москвич», который продавец выдает за крутую иномарку.

Потом он находит помощника Александра П, который должен заниматься его графиком и пиаром, потом он…

Ну и так далее и так далее.

А потом вспомнил, что это уже было.

Грэм Грин.

«Монсеньер Кихот».

Что значит, не пишется?

Дал господь провоцирующий инцидент, даст и мидпойнт. Дал саспенс, даст и сабплот. Дал систему персонажей, даст и структуру.

Позорная дискотека

В детстве я был отчаянным меломаном. А в конце восьмидесятых, скажу я вам, было гораздо сложнее быть меломаном, чем сейчас, когда в каждом утюге есть встроенный МП-3-плеер. Моя мама работала на радио, у нее был магнитофон «Романтика», на который она записывала свои интервью и три кассеты. И вот она на одной кассете выделила мне половину одной стороны, и я туда записал с телевизора три песни – «Кадиллак Иеронимо» группы «Модерн Токинг», «Билли Джин» Майкла Джексона и песню-пародию Александра Градского на западного певца из программы «Веселые ребята». С этих трех песен и началось мое меломанство.

Сначала я был то, что называется, «попсюк», но, стоило мне один раз услышать «Аквариум», я стал завзятым рокером.

Я, как пылесос, вытаскивал песчинки информации о музыке везде, где только было можно. К счастью, это было время, когда о роке стали писать в газетах и группы стали показывать по телевизору.

Одноклассники к этому моему увлечению относились равнодушно, но по крайней мере не мешали. Учителя, как я теперь понимаю, мне сочувствовали. Трудовик время от времени приносил мне вырезанные, кажется, из «Учительской газеты» подборки стихов Башлачева и песен группы «Чайф».

Учительница музыки, которую я постоянно донимал своим роковым снобизмом, однажды разозлилась и предложила мне самому провести урок музыки. Я провел и кажется, даже имел некоторый успех. Мы слушали «Битлз». Никому, кроме учительницы, не понравилось.

Но кульминацией моего школьного меломанства стала дискотека – первая и последняя, которую я провел в школе. Это был мой девятый-й класс, по нормальному исчислению – восьмой.

Дискотеками заведовал трудовик и он предложил мне удивить мир моими музыкальными вкусами. Ну я и удивил.

О том, что следующую дискотеку в школе веду я, было объявлено за две недели.

Обычно дискотеку вел парень из 11-го класса. Он ставил «Ласковый май» и еще что-то вполне форматное – чуть ли не Софию Ротару.

Я, конечно, понимал, что ни «Битлы», ни «Европа», ни «Металлика» в нашей школе не прокатят. Я упросил маму дать мне студийный бобинник – это был такой ящик размером с холодильник, который я привез в школу на деревянных санках. Записи собирал по всей Сямже.

Я долго и тщательно составлял плей-лист. И, как я сейчас понимаю, он был вполне достойный, хотя и весьма эклектичный. Там были «Пет Шоп Бойс», «Алан Парсон проджект», «Сабрина» – такая, не стыдная попса.

Был у меня и сюрприз, который должен был стать кульминацией дискотеки.

Самое забавное, что трудовик совершенно из добрых побуждений повесил рядом с расписанием лист ватмана, на котором все желающие могли написать, что они думают о моей дискотеке.

В общем, дискотека началась, и я даже не сразу понял, что все идет не так.

Конечно, им не понравилась моя музыка.

Народ танцевал, но танцевал как-то угрожающе.

Уже после третьей песни на сцену начали подниматься старшие девочки и просить меня «поставить что-нибудь нормальное».

Я начал нервничать и перестраивать плей-лист на ходу, выбирая более попсовые композиции.

Очень скоро половина зала вяло танцевала, а половина стояла у стен и смотрела на меня.

На сцене нас было трое. У меня было два помощника. Один стоял и, тупо глядя в зал, хлопал в ладоши. Второй помогал мне менять бобины. И вот в какой-то момент он, забыв про включенный микрофон, говорит мне «Блядь, держи вот эту».

В зале стало очень тихо.

На сцену поднялась учительница английского, молча взяла его за ухо и утащила его во тьму (и там, очевидно, съела, потому что больше я его не видел).

Второй мой помощник стоял, пялился в зал и хлопал в ладоши, как заводной заяц.

И тогда я выложил свой последний козырь.

Я объявил призовой танец. Рок-н-ролл. Призом была желтая пластмассовая утка – господи, я теперь сам понимаю, насколько тут было абсурдно вообще все!

Я включил группу «Секрет». Песню Майка, русскую версию «Рок эраунд э клок».

Посередине зала образовалось пустое место. Все кинулись к стенам.

И на это пустое место вдруг вышла одна девчонка из одиннадцатого класса. Потом вторая. Третья. И парень – тот самый одиннадцатиклассник, который обычно вел дискотеку. Мне кажется, он вышел из солидарности со мной. А может быть, ему просто хотелось станцевать рок-н-ролл сразу с тремя девушками.

Они танцевали две или три минуты посреди пустого зала.

Потом песня закончилась, и я объявил победителя.

Я отдал приз тому парню, потому что не знал, как зовут девчонок. Ну и вообще, девчонки в нашей школе считались привилегированным классом, а парни были людьми второго сорта. Это была награда не за танец, а за смелость. Так я это понимал. Наверное, был самый странный случай сексизма при распределении призов на школьной дискотеке.

На этом дискотека закончилась.

Лист с отзывами посетителей трудовик потихоньку снял, и не стал мне показывать, за что я ему очень благодарен.

Какое-то время школа обсуждала мою позорную дискотеку, а потом общественная память вытеснила это воспоминание на периферию.

Странно, но я помню, как я шел в тот вечер домой, тащил эти санки с магнитофоном и на душе у меня было очень тепло.

Я вспоминал этих четверых, танцующих рок-н-ролл посреди пустого зала и мне казалось, что все это было не зря.

Если бы я был женщиной, я был бы не сценаристом, а сценаристкой.

Забавно, читаю отзывы о наших семинарах, кто-то написал про меня: «конструктивный, но очень жёсткий». На самом деле все жесткие люди – это бывшие мягкие. Когда приходится огребать по полной от людей, для которых год за годом пытаешься что-то сделать, ну, как-то эта мягкость, она того, испаряется… То, что я так часто пользуюсь баном – на самом деле предохранитель.

Как только мне кажется, что я построил систему – она перестает работать. И нужно разрушать то, что построено, и строить заново. Интересно, это по-дизайну так, это всегда так будет, или когда-нибудь удастся построить Окончательную Систему, которая будет работать без ручного управления.

Фантазия российских сценаристов неисчерпаема. Особенно когда нужно придумать объяснение, почему не можешь сдать сценарий вовремя.

Лет дцать назад один мой приятель стал начальником. Я зашел к нему в его начальственный кабинет, чтобы поздравить с назначением, и застал его за странным занятием – он двигал мебель. Он хотел убрать диван, который стоял напротив его начальственного стола, и поставить на его место стул.

– Зачем? – не понял я.

– Смотри, – показал он и сел в свое начальственное кресло, – садись на стул.

Я сел. И обнаружил, что стул на несколько сантиметров ниже, чем кресло.

– Психология! – важно сказал свежеиспеченный начальник.

С тех пор я ни разу не садился на этот его стул, входил и сразу падал на диван, задирая ноги ему на стол. А один раз заглядываю к нему, а у него сидит один местный бизнесмен. Не сказать, чтобы большого роста и вполне обычной комплекции. Сидит на стуле. Навалившись на стол. И такое ощущение, что занимает собой полкабинета. А начальничек наш сидел, вжавшись в свое начальственное кресло где-то в углу стола. Мораль сей басни такова – не кресло украшает человека, а человек кресло.

Из той же области впечатление. АЭ, наш мастер, очень маленького роста. Но когда он входит в аудиторию, он занимает ее целиком.

Во втором сезоне «Белого лотоса» одна из героинь дважды говорит – «мне так хочется побывать в Лос Анджелесе».

Кстати, похожий момент был в «Доме Гуччи», где тоже одна из героинь очень хотела в Нью-Йорк.

Почему это смешно?

Потому что на самом деле это проекция жителей Нью Йорка и Лос Анджелеса – что все в мире хотят приехать к ним.

На самом деле героиня «Дома Гуччи» в те годы НЕ МОГЛА хотеть в Нью Йорк, потому что более или менее не знала о его существовании. Нью Йорк для нее был каким-то городком в стране третьего мира – где-то между Африкой и Австралией.

Столицами моды были Милан, Париж, Берлин, с некоторыми оговорками – Лондон.

А Нью-Йорк никогда не был столицей моды и сегодня таковым не является, и не будет никогда. За всю историю американские модельеры только один раз выступили на уровне европейских – в Версале в 1973-м году и больше свой тогдашний успех не повторили ни разу.

Что же касается девушки из «Белого лотоса» – могла ли она в действительности хотеть побывать в Лос Анджелесе?

Конечно, могла, почему бы и нет.

Но после Сицилии ей бы там не понравилось.

Со временем некоторые техники в моей системе я заменяю другими. Так было всегда и так будет всегда. Возможно, через какое-то время в обиходе мастерской не останется ни одной их техник, что мы использовали в самом начале. Но система при этом останется прежней. Потому что важна не конкретная техника, а их сочетание.

Трудно писать не потому, что трудно складывать слова. Слова складывать легко и есть огромное количество любителей поиграть в эту веселую игру. Но чтобы написать что-то настоящее, нужно писать так, чтобы от каждого слова тянулись и звенели во все стороны невидимые струны. И чтобы каждая струна звучала в лад. Вот поэтому трудно – тянуть и настраивать каждую струну. На одну ноту ошибешься – все насмарку.

Нет никакой писательский доблести в том, чтобы написать про блеск на горлышке бутылки.

А вот чтобы написать: «Светит луна» – для этого нужны яйца.

Так, я все понял.

Макса Фрая придумала Татьяна Мужицкая.