Родителям не стала говорить, соврала, что вызывают раньше, как старосту этажа. Не знаю, насколько правдиво звучала моя ложь, мама только покивала, мол, иди, раз надо, а папа подозрительно на меня косится до сих пор. Я ведь не могу сказать правду, родительница снова в слёзы бросится и будет паниковать, что осталась без работы и не в состоянии дочерей содержать. Мне категорически не хочется ставить их в неловкое положение. Я обязательно разберусь в случившемся, а если нет… что-нибудь придумаю. В любом случае работу собиралась искать, найду комнату подешевле у какой-нибудь бабули, и всё будет хорошо.

– Звони, как доедешь, – обращается ко мне папа, когда мы уже на перроне.

– Обязательно, – киваю и через секунду оказываюсь в объятиях мамы.

– Так быстро уезжаешь, не успели толком вместе побыть, – всхлипывает, поглаживая меня по волосам.

– Ну чего ты, я ещё приеду, – успокаиваю, сама сдерживая себя.

– Ничего, ты просто слишком быстро выросла, – вытирает слёзы с щёк и лезет в карман. – Держи, здесь немного, но… – протягивает мне несколько купюр.

– Не надо, вам нужнее, а у меня стипендия, – отказываюсь брать деньги и, чтобы не сунула силой, быстро целую родителей и прыгаю в поезд. – Люблю вас, – кричу, махая рукой.

А заняв своё место, даю волю слезам и бесшумно плачу очень долго. Дома было так хорошо, несмотря на неприятное напоминание о себе от Грозного. Как бы там ни было, и насколько взрослой бы ты ни была, дома ты маленький ребёнок. Дом – это место, где можно на время забыть о проблемах, побыть беззаботной и счастливой.

В пасмурную и холодную Северную столицу приезжаю вечером, а пока добираюсь до общежития, на улице и вовсе наступает ночь. Снег идёт беспрерывно, что немного осложняет передвижение по городу. Но всё же я добираюсь за два часа до закрытия дверей.

Стряхнув с себя снежинки, я переступаю порог здания, которое было моим домом долгие полтора года. Тётя Тамара встречает меня печальным взглядом, и на миг мне даже кажется, что на её лице проскальзывает стыд.

– Добрый вечер, Тамара Васильевна, – здороваюсь с женщиной, подойдя к стойке.

– Добрый, деточка, – кивает и смотрит куда угодно, только не на меня.

В чём дело? Что я такого сделала, что меня решили выгнать из общежития? Я всегда следовала правилам, ничего и никогда не нарушала, учусь я, слава богу, тоже хорошо.

– Тамара Васильевна, что случилось? – решаю выведать у неё.

Завтра с утра поеду в деканат, но если кто-то и в курсе, так это только наша комендантша.

– А что случилось? – округляет глаза, очень плохо изображая непонимание.

– Тамара Васильевна, – смотрю на неё, давая понять, что не работает её притворство.

– Ой, ладно, – цокает языком. – Поймали вас, вот что случилось, – выпаливает.

– Что значит «поймали» и кого «вас»? – хлопаю ресницами, ничего не понимая.

– Ну не строй из себя невинную овечку, – вздыхает, будто её утомил этот диалог. – Узнали в администрации, чем вы с Гавриловой занимаетесь, – проговаривает, и меня озаряет.

– Что? – едва слышно произношу.

– Что-что, чем вы думали? Такую срамоту в общежитии разводить, – осуждающе мотает головой. – Скажите спасибо, что из института не выперли.

– А вы чем думали, когда чужаков пускали в это здание? – вопрос слетает с языка, который я перестала контролировать. – Вы ведь знаете, что я не имею отношения к этому, – тут же добавляю и слезу со щеки вытираю. – Завтра же пойду в деканат…

– Помолчи, – строго перебивает, и я захлопываю рот. – Девочка ты хорошая, но пойми, у меня внуки, которых дочь свалила на мои старые плечи и укатила в закат, мне нужно детей на ноги ставить, – говорит всё это, встав со своего места и смотря мне в глаза каким-то незнакомым взглядом. – Деньги не пахнут и никогда лишними не бывают.

Ну, всё понятно – Ирина ей платила за молчание. Правда я никогда не думала, что эта милая женщина в возрасте способна на такие вещи.

– Продались, – киваю с пониманием.

– Продалась, – и не думает отрицать. – Ты бы тоже продалась, если бы пришёл мужик и предложил такие деньги всего лишь за пару слов куда нужно, – буквально бьёт словами и медленным осознанием, кто за всем этим стоит.

11.2

Аля

– Какой мужик? – спрашиваю, потому что мне нужно знать наверняка.

– Мужик? Не было никакого мужика, – спешно мотает головой и делает вид, что чем-то занята, хотя по факту просто перебирает кроссворды на столе.

– Тамара Васильевна, – прижимаюсь к стойке. – По вашей вине я осталась без жилья, что, если я завтра в деканате скажу, по какой именно причине оказалась в такой ситуации? Или что наша заслуженная комендантша потакала моей соседке и брала деньги за то, что та приводила в общежитие своих клиентов? – проговариваю это всё с максимальной злостью.

А что делать? Броситься в слёзы? Слезами делу не поможешь, а я, если нужно, могу быть и плохой девочкой. Я правда искренне считала эту женщину хорошей, доброй и понимающей. У нас были приятные отношения и взаимопонимание, мы даже могли чаёвничать у неё в подсобке. Я помогала ей, когда она в этом нуждалась. Да, не делала ничего серьёзного или тяжёлого, но факт помощи был. А сейчас что? Нож в спину.

– Скажи, – кивает с ухмылкой. – Кому поверят? Девке, которая подозревается в проституции или проверенному годами сотруднику?

– Какая вы лицемерка, – только и могу, что сказать. – Продажная лицемерка, – выплёвываю и, прихватив чемодан за ручку, иду к лифту.

– Куда пошла? – кричит мне вслед.

– В свою комнату, куда ещё, – бросаю через плечо.

– Ты здесь больше не живёшь, – не унимается, выходя из своей кабинки.

– А вы здесь больше не работаете, – кричу перед тем, как створки лифта закрываются.

Не знаю, получится ли у меня, но я сделаю всё возможное, чтобы её привлекли к ответу за эти действия. Чёрт… а как же внуки? Она сделала это ради них… и не врёт. Я знаю, что у неё двое мальчишек, пяти и восьми лет, видела их фотографии. Тамара Васильевна души в них не чает и правда многое для них делает. Не повезло с дочерью, или как она там говорила: дочь плохо воспитала, хоть внуков нормально выращу.

Ну и как лишить её единственного места работы? Совесть ведь будет мучить до конца дней. Нет, не смогу, тем более здесь явно причастен Грозный, а он умеет «убеждать». Уверена, без угроз не обошлось, мажоры ведь считают себя всесильными, папочке позвонит, его связями попугает, и всё, он победил. Непонятно только, зачем ему выгонять меня из общежития, месть такая за мой отказ?

Захожу в комнату и обнаруживаю, что Ирины и след простыл, будто и не было здесь. Её угол, где кровать и прикроватная тумба, пустой, никаких вещей. Шустрая какая, подставила и свалила до моего приезда, наверняка специально, чтобы не столкнулись.

Замечаю на голом матрасе её кровати листок бумаги, подхожу, попутно расстёгивая пуховик. Наклоняюсь и читаю послание: «Прости, у меня не было выбора» большими буквами и всё. В чём не было выбора? В том, чтобы приписать и меня в проститутки? Не прощу! Опозорила на весь деканат и исчезла, а мне теперь жить на вокзале.

Падаю без сил на свою кровать, утыкаюсь носом в подушку и тут же, вздрогнув, вскакиваю на ноги. Пахнет Грозным. Он что, спал здесь? Как можно впитать его запах, если он просто посидел… воспоминания сбивают с ног, и я с яростью начинаю стягивать с кровати всё.

– Урод! – шиплю под нос, бросая на пол покрывало. – Мудак! – следом одеяло. – Ненавижу! – простынь летит к кучке.

Нервы сдают, и, присев между кроватью и испачканным их игрищами постельным бельём, взрываюсь рыданиями. Зачем он это делает? Неужели так сложно быть мужиком и оставить меня в покое? Ну видишь ведь, что не хотят тебя видеть, не говоря уже о большем. Где твоя мужская гордость в конце концов? Или что им движет? Инстинкт охотника, скукота? Решил таким образом поразвлечь себя? Ненавижу!

Не знаю, сколько просидела на полу, обняв колени, и лила слёзы. Правда, делу они не помогают, только головную боль вызывают, но на душе чуть-чуть легче стало.

Вытираю щёки, поднимаюсь на ноги, подхожу к шкафу и достаю чистое постельное бельё. Не собираюсь никуда ехать на ночь глядя, и вообще, не собираюсь сдаваться, буду разбираться и пробовать оправдать себя.

Переворачиваю матрас и застилаю кровать, после чего закрываю дверь на защёлку и иду в душ, смыть усталость. Вещи не разбираю, на всякий случай. Надеваю пижаму, ложусь под одеяло и открываю сайт аренды жилья. Я конечно верю в хороший исход завтрашних переговоров, но, если что, у меня должны быть хоть какие-то варианты.

Так и уснула с телефоном в руках, а проснувшись, чуть голову себе не сломала, когда спрыгнула с кровати с какой-то пугающей мыслью, что опоздала. Но время на часах показывает семь утра, и я выдыхаю с облегчением.

Не торопясь готовлюсь, позволяю себе даже позавтракать чашкой кофе и оставшимися с дороги мамиными пирожками. Когда выхожу из общежития и прохожу мимо стойки, делаю вид, что никого не замечаю, услышав в спину громкое фырканье. По дороге к университету решаю окончательно, что не буду трогать Тамару Васильевну, пусть этот поступок будет на её совести. Я не опущусь до такого, мальчики ни в чём не виноваты, а она просто получила шанс подзаработать и чем-то их порадовать. В общем, бог с ней, а вот Ирину я обязательно потрясу, когда встречу. А мы встретимся, всё-таки учимся в одном институте.

– Добрый день! – здороваюсь с секретаршей, когда захожу в приёмную.

– Ефимова, заходи, – бросает строгим голосом и смотрит на меня презрительным взглядом.

Уточнив у декана, готов ли он меня принять, она приглашает зайти, и на негнущихся ногах я делаю шаг вперёд, осознавая, что весь мой запал и уверенность остались за пределами здания.

Глава 12 Занимательная история

План надо менять, и поступить по-другому

Грозный

Едва покинул здание аэропорта, как телефон начал разрываться сообщениями. Я только прилетел с юга Италии, где возникли некоторые проблемы с «поставщиками» и пришлось лично решать вопросы. Рискованно совать свои лапы на территории, подвластные мафии, но не быть мне Грозным, если начать чего-то бояться.

Италия – самый крупный поставщик угнанных тачек, и лишиться этого лакомого куска было бы верхом идиотизма. На этом я поднялся, заработал и, собственно, переехал из-под моста в тёплую комнату построенного ещё при Сталине здания. Главное, не переходить черту и не бросаться в глаза местной каморре. Им нет дела до пары украденных автомобилей, так что всё должно быть тихо и без жертв.

Я не особо свечу своей рожей, только даю распоряжения, оставаясь за кадром, не зря ведь людей себе набрал. Прошло то время, когда я самостоятельно совершал угоны, рискуя быть пойманным. Теперь средства позволяют поручить это дело другим.

Собственно, летал я, чтобы вытащить из полиции молодого «сотрудника», который по собственной глупости попался. Да, представьте себе, я не бросаю своих людей, какими бы конченными идиотами они ни были. Как говорится, мы в ответе за тех, кого приручили.

– И что я здесь делать буду? – вырывает из мыслей голос виновника моих проёбанных дней.

– Отсидишь, как и полагается, – ровно отвечаю, проверяя пропущенные звонки.

– В смысле? – удивляется малец. – Ты с ума сошёл, что ли? Притащил меня на родину, чтобы в тюрьму упечь? Да пошёл ты на хрен! – восклицает на всю улицу, привлекая внимание спешащих по домам прилетевших пассажиров.

Первые секунды я пялюсь на него с выкаченными глазами, не вдупляя, – мне это мерещится, или пацан и в самом деле охерел.

– Повтори! – приказываю и смотрю на него, прищурившись.

– Я не собираюсь сидеть, – выплёвывает и обдаёт моё лицо парами перегара.

Вот сучёныш, успел бахнуть в самолёте.

– Если собирался меня сдать, оставил бы в Италии, там тюрьмы с нормальными условиями… – Витя не успевает договорить, как сваливается на мокрый асфальт после моего удара.

– Молодой человек, что вы творите? – рядом вырастает какая-то бабка.