Глава 15 Выгодное предложение

Аля

Была в какой-то прострации всю дорогу, и даже пока поднимались уже знакомым маршрутом на тринадцатый этаж. Я в таком шоке от всего, толком не понимаю, что творится, словно это и не со мной происходит, будто я просто зритель, наблюдающий со стороны. Но звук захлопывающейся двери выдёргивает из этого состояния, и я поднимаю глаза с очищенного до блеска пола на хозяина дома.

Грозный разувается и ставит обувь на специальную полочку у двери, следом идёт явно не по погоде куртка, она отправляется в шкаф. Отмечаю, что он какой-то дёрганый, движения резкие, нервные, как ребёнок, которого мама заставила убрать за собой.

Пока я всё ещё стою на месте, Грозный заканчивает с собой, и теперь я чувствую себя ребёнком, когда он начинает меня раздевать и отправлять мои вещи к своим.

– Пошли, – берёт за руку, от чего я вздрагиваю всем телом, словно пальцы в розетку засунула. – Сядь, – сам устраивается на диване и тянет меня за собой. – На меня смотри! – приказывает и, коснувшись пальцами моего подбородка, заставляет повернуться к нему. – Сука! – цедит сквозь зубы, осмотрев.

Я себя ещё не видела в зеркале, но, судя по тому, как саднит лицо, не стоит и смотреть.

– Надо было их прикончить к хуям, – говорит сам с собой.

Я же уставилась на него, как на затмение. На то, как он бережно убирает мне волосы за ухо, как едва ощутимо касается пальцами моего лица.

Наверное, у меня сотрясение, и всё это галлюцинации, потому что не может Грозный смотреть на меня с жалостью и, не побоюсь этого слова, нежностью. Это что-то из области фантастики, ведь человек, который с такой лёгкостью и жестокостью избивает взрослых мужиков, не способен на нежности.

– Иди в душ, – резко встаёт на ноги, и в голосе слышны уже знакомые нотки. – По коридору налево, – добавляет, указывая рукой куда-то за мою спину, отвернувшись от меня.

– А что такое? Противно? – насмешливо спрашиваю. – Конечно, противно, – хмыкаю и встаю на всё ещё дрожащие ноги. – Юзаная игрушка уже не так интересна, да ещё и с такими…

– Закрой рот! – рявкает на всю квартиру и в один шаг оказывается в миллиметре от меня. – Иди в душ и не зли меня, – шипит мне в лицо, обдавая запахом сигарет и ментола.

– Не злить? – срываюсь на крик. – Да как ты смеешь разговаривать со мной так? Это всё по твоей вине! Если бы не ты, я сидела бы и дальше в своей комнате общежития, и всё было бы хорошо. Зачем? Почему ты это делаешь? – у меня уже истерика, всё тело трясёт, сердце колотится, по щекам текут слёзы. – За что ты так со мной? Я уже сто раз извинилась за ту выходку. Зачем ты надо мной издеваешься? – бью его кулачками по груди, рыдая как ребёнок.

– Тихо, – это всё, что он говорит и, схватив за руку, с силой прижимает меня к себе.

Не даёт никакой возможности пошевелиться, вскоре я и сама не делаю попыток двигаться, висну на нём без сил, продолжая рыдать. Ноги едва держат, голова гудит, щёки печёт от полученных ударов.

– Я мудак, – неожиданное признание, и вместе с ним я ладонью ощущаю, как сильно начинает биться его сердце под ребрами. – Не хотел так… – сжимает зубы до скрипа и шумно дышит. – Виноват я, чётко вдупляю. Повело не туда, голова кругом от тебя, – с каждым его словом я всё тише и тише плачу, а он продолжает гладить меня по спутанным волосам.

– Ты опозорил меня на весь институт, – почти шёпотом говорю.

– Пиздёж, – резким тоном бросает. – Я дал на лапу старухе и декану, больше никто ничего не знает. Я конечно, конченый, но не до такой степени, Хрустальная.

– Отпусти, – дёргаюсь, пытаясь отстраниться.

– Нет! – отрезает и крепче сжимает в объятиях.

Я, наверное, полная дура, но после случившегося в хостеле в его руках мне спокойно и тепло. Необъяснимо, но факт.

– Ты отомстил уже, достаточно жестоко, пожалуйста, оставь меня в покое, – не требую, прошу, даже молю.

– Это не месть, девочка, а лишь дорожка ко мне, – философствует, отчего хочется в голос рассмеяться. – Отпустить не могу и не собираюсь… – не успевает договорить, как я начинаю биться в его руках, словно рыба на суше.

Опять одно и то же, зачем разговаривать, если он меня не слышит. Не нужно мне ничего, кроме моей прежней жизни, где нет Грозного.

– Пусти! – кричу и луплю кулаком по его груди. – Отпусти!

– Успокойся! – рявкает, и, вздрогнув, я застываю. – В общагу ты не вернёшься, – проговаривает по слогам. – В семье у тебя не самые лучшие времена, ты в поисках работы, – резко поднимаю взгляд на него.

– Ты следишь…

– Тихо, – перебивает. – Значит, вот как всё будет, – смотрит на меня сверху вниз с предельной серьёзностью в глазах. – Работу я тебе дам, с проживанием…

– Как интересно, – хмыкаю нервно. – И что же это? Проституция?

– Охерела? – брови хмурит, хватку на моей талии усиливает. – Молча слушаешь и в конце согласно киваешь.

– Ну конечно, – фыркаю и делаю новую попытку выбраться.

– Мне нужна домработница, та, кто будет хату убирать, вещи мне стирать и готовить три раза на дню, – он говорит, и по его лицу вижу, что не шутит, но я едва сдерживаю смех.

– Я похожа на дуру, которая поверит в это? – спрашиваю, округлив глаза.

– Комнату можешь выбрать любую, – продолжает, игнорируя мой вопрос. – Трогать тебя не буду, пока ты сама этого не попросишь, – вот тут я не выдерживаю и разрываюсь хохотом.

– Какое благородство, – произношу, успокоившись.

– Выбора у тебя нет, мать без работы, отец пашет без выходных, а возраст уже не тот для таких нагрузок, спина у него сдаёт с каждым днём, врачи давно советуют ему идти на пенсию или хотя бы уменьшить часы работы. Сестра школу заканчивает, выпускной, поступление, деньги нужны, а я буду тебе хорошо платить, – слушаю его с замиранием сердца.

– Откуда… откуда ты знаешь про папу? – задаю вопрос дрожащим голосом, потому что я сама первый раз слышу о проблемах отца со здоровьем.

– Это не имеет значения, Хрустальная, но я сегодня добрый, могу показать тебе копии анализов, если он так продолжит, то сляжет. А сейчас топай в душ и подумай, – наконец убирает от меня руки и отходит на шаг, а я остаюсь стоять как вкопанная.

Душ я принимаю на автомате, мыслями я далеко отсюда, но это не мешает мне тереть кожу до красноты. Сейчас все мои проблемы отошли на второй план, на первый встали папа и его здоровье. Он всегда таким был, никогда не показывал, если ему было плохо. Вечно отмахивался, мол, ничего такого, пройдёт, а сам едва на ногах стоял. Успевал и на завод, и дома с огородом и скотиной возиться, и отдыха не знал. Делал всё, чтобы у нас с сестрой было всё необходимое, вот и загибается.

Грозный вручил мне копию папиной выписки из поликлиники перед тем, как я в ванную комнату пошла. Не врал, у папы здоровье всё хуже и хуже, а он ничего не делает, наверняка думая, что нечего тратить деньги на какие-то лекарства, когда мама остаётся без работы и скоро в семье будет две студентки, а не одна.

Будет кощунством стоять в стороне и просто ждать, когда папа окончательно потеряет силы. Мама найдёт другую работу, но в нашем захолустье платят копейки, а я… вряд ли смогу совмещать высокооплачиваемую работу с учёбой. Если только бросить институт, но без образования меня максимум возьмут в супермаркет на кассе сидеть, а это, опять же, копейки, которых едва будет хватать на жизнь и съёмную квартиру или даже комнату. Ну и чем я в таком случае смогу помочь родителям?

Папе определённо нужно лечить спину, продать хотя бы половину животных и перестать корячиться на огороде. Сестре нужно учиться и поступать на бюджет в хороший вуз, а маме брать меньше часов на работе, а не как на хлебозаводе, пахать по двенадцать часов.

Сумма, которую бросил мне в спину Грозный перед тем, как я скрылась в ванной, весьма впечатляющая. Я даже не знаю, платят ли столько домработницам, скорее всего нет. И обещал не трогать, чему я, конечно, не верю, но… всегда есть какое-то «но», и в моем случае – это безысходность.

Выйдя из душевой кабинки, я понимаю, что вещей с собой не брала. Мои чемоданы остались где-то в прихожей, надетые на скорую руку там в хостеле штаны и кофту я лучше сожгу вместе с бельём, которое трогали грязные руки работяг.

Передёргивает от воспоминаний, к горлу подступает ком, хочется осесть на пол, прижать колени к груди и рыдать, пока не выплачу всю боль, стресс и ужасные картинки перед глазами. Но мне некогда себя жалеть, есть проблемы куда важнее, чем оплакивать себя. Слава богу, они ничего серьёзного не успели мне сделать, Грозный появился вовремя.

– Я девочка сильная, со всем справлюсь, – шепчу себе под нос и хватаю тёмно-синий халат с вешалки.

Надеваю, завязываю пояс и выхожу из ванной, отмечая, что пол тёплый и моим босым ногам не холодно. Приближаясь к гостиной, я слышу голоса, и шаг замедляется.

– Здравствуйте, – выдавливаю из себя, когда вижу стоящих у стола Грозного с чашкой кофе и уже знакомого мужчину.

Хаос, если не ошибаюсь. Врач, который накачал меня наркотиками, после чего Грозный избил его до полусмерти. Но мужчина не выглядит обиженным, словно получать люлей для него в порядке вещей.

– Добрый вечер, – кивает мужчина и идёт мне навстречу.

– Без глупостей, Хаос, второй раз ты не выживешь, – предупредительно обращается к нему Грозный.

– Я понял и с первого раза, – закатывает глаза.

– Со мной всё нормально, – слабо сопротивляюсь. – Не нужно было никого беспокоить.

– Не обсуждается, Хрустальная, – мотает головой этот тиран.

– Можете прилечь, – говорит мне и рукой указывает на диван.

Перевожу взгляд на Грозного, и тот едва заметно одобрительно кивает. Не знаю, почему, не могу найти объяснение такой глупости, но я верю ему. Направляюсь к «месту осмотра» но вспоминаю, что на мне нет даже белья, и меняю маршрут в сторону прихожей. Нахожу спортивный комплект белья, который максимально всё скрывает, и, подумав немного, хватаю топ на тонких лямках и шорты. Убегаю обратно в ванную и одеваюсь, не забыв накинуть сверху халат, и только потом возвращаюсь и ложусь на диван.

– Гематомы, кровоподтёки… ничего серьёзного, – заключает Хаос через пять минут.

Он осмотрел и пощупал со знанием дела, не причинив никакого дискомфорта.