Глава 21 Давно бы отпустил

Аля

После экскурсии по приюту я очень многое узнала. Например, что воспитанники ходят в разные школы, как мне объяснили, где место было, туда и устроили. Их отвозит и забирает водитель на автобусе. Всё под строгим присмотром и контролем, но это не столько для их безопасности, сколько потому, что у многих сложные характеры. В детских домах нужно быть сильным, уметь постоять за себя и не дать себя в обиду старшим. Многие дети становятся агрессивными, неконтролируемыми, а работники не желают с ними возиться, разговаривать, спрашивать о проблемах, в итоге они сбегают, предпочитая жить на улице, но быть свободными. Именно таких и находит Давид, привозит в приют и воспитывает так, как ему хотелось бы, когда он был на их месте.

– Я был бы рад, если бы кто-то забрал меня из-под моста в пятнадцать лет, – сказал он мне в тот день, и только после этого я поняла, зачем он этим занимается.

Он был на месте этих детей, он знает, каково жить на улице, не знать куда идти и к кому обратиться за помощью. Грозный даёт этим сиротам то, что ему никто не дал в своё время. Я была в комнатах, видела, что там есть все условия для проживания. Никакой роскоши и вычурности, всё просто, но со всем необходимым.

На этажах по семь комнат, шесть из них занимают дети, по двое, седьмая в самом конце – для воспитателей, и только там есть санузел, живут по одному на каждый этаж. Так же общая душевая и туалеты, где наблюдается чистота и комфорт. На пятом есть ещё три свободных помещения и комната врачей, муж и жена из глубинки. Первый этаж, я уже сама поняла, разделён на столовую, медпункт и зону отдыха. Есть ещё подвал, где прачечная и ещё что-то, чего Грозный не захотел показать, мол, я не готова, чем только подогрел во мне интерес.

После знакомства с сиротами и разговора с воспитателями я поняла, что у некоторых детей плохая успеваемость. Эта информация не давала покоя несколько дней, а сегодня я намереваюсь поговорить с Давидом. Ужин уже готов, стол сервирован, жду только хозяина. И когда наконец раздаётся звук ключа в замке, я почти бегу ко входу.

– Что такое? – отшатывается Грозный, едва дверь открывает.

– Ничего, – пожав плечами, я мотаю головой.

– А что ты… встречаешь у дверей? – прищуривается, не ожидая такого поворота.

Да я и сама не ждала от себя подобного, раньше старалась как можно меньше с ним пересекаться, не то что ждать у входа.

– Я просто… мимо шла, – выдаю первое, что в голову приходит.

– Ясно, – растеряно кивает и, пока снимает верхнюю одежду, косится на меня подозрительно.

Собственно, чего я тут застыла? Мимо шла, так надо идти дальше, вернее вернуться на кухню и заняться своими прямыми обязанностями.

Развернувшись, ухожу раскладывать ужин по тарелкам, мысленно ругая себя за такую импульсивность. Ну что я сделаю, если мне не терпится с ним поговорить, и так весь день его жду. Пока я разогревала ужин, Грозный успел освежиться и присоединиться ко мне.

– Помочь? – спрашивает парень, и теперь уже я кошусь на него с подозрением.

– Нет, – отвечаю и ставлю тарелки на стол.

Думаю, надо подождать, чтобы он хоть немного подкрепился, не выдавать сразу в лоб, но меня не хватает даже на две минуты.

– Как дела? – начинаю издалека, и Давид застывает с вилкой в руках, так и не донеся её до рта.

– Нормально, – коротко произносит и снова брови хмурит.

– Как работа? – очередной вопрос, и я сама понимаю, что только подозрения вызываю.

– Ты резко перестала меня ненавидеть, Хрустальная? Или что-то замышляешь? – оставив приборы, скрещивает руки перед собой и внимательно на меня смотрит.

– У некоторых детей в приюте плохая успеваемость в школе, я хочу помочь и позаниматься с ними, – выпаливаю как на духу и нервно губу прикусываю.

– Этот спектакль ради этого? – спрашивает, покрутив пальцем в воздухе.

– Ну, частично, – веду плечом и глаза прячу.

– Жаль, – вздыхает, словно разочарован. – Без проблем, хочешь – валяй, я только за, искать репетиторов не придётся, – махнув рукой, продолжает есть.

– Чего тебе жаль? – какого-то чёрта спрашиваю вместо того, чтобы обрадоваться его согласию.

– Жаль, Хрустальная девочка, что не встречаешь у дверей, как любящая девушка, – отвечает с такой серьёзностью, что рот от удивления открываю.

Смотрю на Грозного долго, пытаясь переварить, понять, правду ли говорит, или всё же издевается. И чего меня это должно волновать? Почему сердце так забилось и щёки жжёт от смущения? Откуда картинки перед глазами, где я прыгаю ему на шею, когда он домой возвращается?

«Ты, видимо, нездорова», – проносится в мыслях, и я тут же мотаю головой.

Это одна из его шуточек, а я уже надумываю всякое. Грозный в своём репертуаре, ничего нового. Он ведь говорил, что от идеи затащить меня в постель и не думает отказываться, наверняка решил пойти другой дорогой.

– От меня сейчас останется один пепел, – усмехается, возвращая в реальность, и я понимаю, что так и застыла, впившись глазами в него.

– Ничего, тряпочкой соберу и слеплю заново, – выдаю ровным тоном, но голос подводит хрипотцой.

– Лучше бы что-нибудь другое слепила, – вздыхает. – Хотя нет смысла, каменеет, едва ты рядом оказываешься, – добавляет, а я краснею, как эти самые помидоры на наших тарелках.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, о чём он говорит.

– Мог бы и воздержаться от этих подробностей, – фыркаю, вернув себе способность говорить.

– Не мог бы, – качает головой. – Очень трудно воздерживаться, когда ты ходишь вся такая аппетитная, – продолжает, а я только сильнее румянцем покрываюсь. – Упругие холмики так и манят, качаясь при каждом твоём шаге. Округлая попка едва не кричит: «Хватай!», губы эти пухлые шепчут: «Бери!» без остановки, – он всё говорит, а я не могу сидеть на месте. – Так бы и облизал твои торчащие соски, ножки эти длинные себе на плечи бы закинул и трахал резко и жёстко под твои громкие стоны.

Внизу живота появляется какая-то тяжесть, между ног горячо и влажно, коленки трясутся, уши горят, и вообще не понимаю, что со мной происходит.

– Прекрати… – тихо прошу, чувствуя, как лицо пылает.

– Не могу, Хрустальная, – отвечает и откидывается на спинку стула. – Стояк сильно мешает даже просто ходьбе, передёргивание в душе перестало помогать, да и до этого не особо толк был, – разводит руками, говоря об этом, словно о погоде за окном, а моя фантазия меня подводит, подкидывая картинки всего того, что он описал.

– Я лучше пойду, – бормочу под нос и встаю из-за стола, спешно направляясь к лестнице.

– Куда это? – за спиной скрипят ножки стула по полу, слышу шаги, а через мгновение он хватает меня за локоть и разворачивает к себе. – Убегаешь? – на выдохе спрашивает, прижав к себе так, что я отчётливо ощущаю то, что ему так мешает жить.

– Пусти, – едва слышно произношу, но тело и не думает сопротивляться.

– Давно бы отпустил, Хрустальная девочка, – хрипло шепчет в мои губы. – Но не могу, с ума сводишь своим характером, острым язычком, глазами голубыми, – каждое его слово заставляет моё сердце пропускать удары.

Но приятно удивляет, что хочет он моё тело, а с ума сводит его другое.

– Давид… – сиплю, не зная, что сказать, я сама плыву куда-то не туда.

– Блядь, Хрустальная, – рычит мне в губы, скользит губами по щеке и буквально вдавливает в себя, зарывшись носом в шею. – Повтори, – требует, а до меня с трудом доходит.

– Давид, – снова произношу и сама наслаждаюсь этим.

Раньше я могла только мысленно назвать его по имени, и то после того, как узнала про него немного больше, увидела с другой стороны. Теперь я точно знаю, что есть два человека – Грозный и Давид.

– Охуено пахнешь, – шумно вдыхает мой запах, впиваясь пальцами в талию, наверняка оставляя след от них на коже. – Вся такая охуенная, – добавляет и через мгновение накрывает мои губы своими.

Тело будто молния пронзает, вздрагиваю, точно как от удара, по позвоночнику бежит толпа мурашек, а в солнечном сплетении разгорается огненный шар. Первые несколько секунд стою неподвижно, округлив глаза не столько от его действий, сколько от собственной реакции. Но очень быстро обмякаю, веки опускаются, а рот сам собой приоткрывается, позволяя парню проникнуть языком и сплетать его с моим. Мозг отключается окончательно, тело подводит, живя своей жизнью.

Давид целует нетерпеливо, напористо, прикусывает, всасывает нижнюю губу, проводя руками по спине, вжимая в себя всё теснее. Обвиваю его шею руками, зарываюсь пальцами в его волосы, на что он рычит, посылая вибрации по моим венам. В животе бабочки взмахивают крыльями, набирая скорость, ноги подкашиваются, землю под ними не ощущаю. Воздуха не хватает, но чувствую, если прервусь, чтобы вдохнуть, попросту умру.

Втянутая вихрем собственных ощущений, пропускаю момент, когда меня хватают под попу и куда-то несут, не разрывая поцелуя. Вот я порхаю в воздухе, ровно как те бабочки в моем животе, а вот я уже лежу на чём-то мягком, а между моих ног, навалившись на меня всем телом, Давид. Горячие пальцы проникают под футболку, заставляя выгнуться кошкой, когда касаются голой кожи. И это отрезвляет. Вздрогнув, я разрываю поцелуй, едва дыша смотрю в затуманенные глаза парня надо мной.

– Не надо, – сипло произношу, мысленно готовясь отбиваться.

– Ладно, – удивляет Грозный и, скатившись с меня, присаживается на диван у моих ног. – Поплыл, прости, – проговаривает, проводя рукой по волосам.

Я настолько не ожидала такого, что уставилась на него как баран на новые ворота.

– Пошли, – встаёт с дивана, наклонившись, берёт меня на руки и несёт… в свою спальню.

– Что ты делаешь? – испуганно спрашиваю.

– Спать иду, – ровно отвечает, но я вижу, что взгляд всё ещё мутный.

– Поставь меня, это не моя комната, – дёргаюсь в его объятиях, добившись лишь того, что он крепче сжимает.

– Теперь твоя, я не собираюсь тебя отпускать, Хрустальная, – проговаривает и всё же ставит на ноги, но у своей кровати. – Свыкнись с тем, что ты моя, – серьёзным тоном заявляет и принимается избавлять меня от одежды, а я от шока и сопротивляться не успеваю.

Собственно, остаюсь в спортивном комплекте белья. Он долго не думает и, сняв с себя домашние штаны, откидывает покрывало, толкает меня на мягкий матрас, ложится рядом, накрывает одеялом и прижимает к себе.

– Ты нормальный? – истерически усмехаюсь.

– Нет, спи давай, у нас завтра много дел, – отвечает и зарывается носом в мои волосы, а через две минуты уже мирно посапывает.