Быстро сделав дела, плескаю себе в лицо холодной водой, чтобы остыть немного. Пошли они к чёрту, тоже мне, подруги. В первую очередь, они должны уважать мои выбор и понимать, что у меня своя голова на плечах. А если за два с половиной года они так и не узнали меня и не поняли, что я бы не повелась просто так на ложь, то что это за дружба такая?

– Аля! – зовёт Ева, когда я, вернувшись к столу, хватаю свои вещи. – Аля!

– Что? – резко спрашиваю, повернув голову.

– Ну ты чего? Мы просто за тебя волнуемся…

– Нет, вы считаете меня полной дурой, которая просто повелась на красивые слова. Но знаете что? Я счастлива, любима и под защитой. Не все парни, как Артём, – сама любезность, или как Демьян – романтичный уголовник. Давид лучше ваших вместе взятых, но вам не понять.

– Аля, ты перегибаешь, – вставляет Таша.

– Плевать, – бросаю со злостью и, развернувшись, быстро покидаю кафе.

Выхожу на улицу и вижу Давида, прислонившегося к машине. Ускоряю шаг почти до бега, я успела соскучиться за полдня, и мне очень нужны его объятия. Не знаю, он тоже соскучился или заметил моё настроение по лицу, но отлипает от тачки и ловит меня в свои сильные руки.

– Что-то случилось? – спрашивает, прижав к себе и обдавая мой затылок тёплым дыханием.

– Всё хорошо, – отвечаю, вжимаясь в него и чувствуя, как всё плохое уходит.

Знаю, что на нас смотрят, – окна выходят на двор, и мы прямо перед моими подругами. Возможно, бывшими.

– Мне почему-то так не кажется, – говорит Давид и, отстранив от себя, заглядывает в мои глаза. – Тебя кто-то обидел? – его голос ровный, но глаза наливаются гневом.

– Обидел, но я сама разберусь, – почему-то решаю не скрывать.

Ну, как решаю, на автомате получается, инстинктивно не хочу ничего от него скрывать. Он всегда со мной честен, рассказывает о своей жизни, ничего не утаивая. Я считаю, что должна ответить тем же, в конце концов, в отношениях многое держится на честности.

– Нет, никаких сама, – сжимает предплечья, и я вижу, что он готов рвать и метать.

– Небольшое недопонимание с подругами, я сама разберусь, – последнее говорю с нажимом в голосе.

– А, понял, бабские дела, – мигом успокаивается, понимающе кивая. – Иди сюда, – возвращает меня в свои объятия, даря намного больше, чем просто тепло и поддержку.

Ну разве можно о нём плохо говорить, когда он самый хороший парень, которого я встречала, и за маской грозного мужчины скрывается очень много доброты.

Стою, прижатая к его твёрдой груди, обволакиваемая безумно вкусным запахом и всё ещё злая на подруг, и мне вдруг в голову лезет одна мысль. Может быть, Таша права, и я полная дура, но я счастливая дура. Да, Грозный повёл себя, мягко говоря, некрасиво поначалу, но я могу это понять. Он очень привлекательный, девушки наверняка сами на него вешались постоянно. А он встретил испуганную и шарахающуюся от парней, как от электрического щитка, особу, которая мало того, что отказала ему, так ещё и ударила по самому дорогому. Теперь, когда я его знаю немного лучше, могу понять его реакцию.

А если совсем честно, то мне плевать, в конце концов, он не переходил границ, как, например, Рома, да и извинился он уже сто раз. Пусть люди думают, что хотят, я знаю себя и свои чувства, и, если я ошиблась, значит мне и отвечать. Это мои грабли, пока мне не прилетит в лоб, я буду ступать и просто наслаждаться.

– Я тут подумала, – говорю ему куда-то в грудь. – Мы можем попробовать… перейти границы, – на последних словах поднимаю глаза на него. – К самому главному я, конечно, не готова, но… – запинаюсь, не зная, как сказать. – Можно лёгкое… – сглатываю, чувствуя, как горят щёки. – Ну, это… эм…

– Я понял, – хриплым голосом перебивает мои потуги, и с плеч груз спадает. – Садись в машину, – добавляет всё тем же низким и охрипшим голосом.

Открывает пассажирскую дверь, помогая мне забраться на переднее сидение. Быстрым шагом обходит автомобиль и занимает место водителя. Шумно дышит, ёрзает на сидении и поправляет штаны в районе паха.

«Не штаны», – осознаю, опустив взгляд.

У самой дыхание сбивается, когда замечаю вздыбленную ширинку. Сердце начинает колотиться, руки не слушаются, и с трудом застёгиваю ремень безопасности. Едва слышно зарычав, Давид трогается с места с визгом шин, но, выехав на главную дорогу, едет по правилам. Отмечаю по тому, как нервно он барабанит пальцами по рулю, что терпения ему не хватает, и от этого у самой под ложечкой сосёт.

Вцепляюсь руками в ремень и сжимаю, ощущая, как повышается адреналин. А стоит представить нас у панорамного окна в гостиной, в той самой позе, которую я уже много раз представляла, как низ живота скручивает спиралью, а между ног становится горячо.

Боже, что я делаю, я точно к этому готова? Что, если опять начну орать как резанная? Требовать, чтобы меня отпустили? Извиваться, толкать его, рыдать?

– Всё будет хорошо, – мою руку отцепляют от ремня.

– Что? – растерянно спрашиваю.

– У тебя всё на лице написано, – мягко улыбается и подносит мою руку к своим губам, чтобы поцеловать пальчики.

Этот жест немного успокаивает, тело расслабляется, и я мысленно приказываю себе не позволять прошлому портить мне жизнь. Мне нужно перейти этот барьер, нужно пережить, оставить прошлое в прошлом наконец. Давид терпелив, но мне хочется сделать ему приятно. Вместе мы совсем недолго, но я прекрасно понимаю, что парням воздержание тяжелее даётся.

Чем мы ближе к дому, тем сильнее волнение, и, судя по тому, что Давид сжимает мою руку всё крепче, переживаю не только я. Он уже видел меня голой, но в той ситуации мы оба смотрели на это по-другому.

В лифте с подземной парковки и до квартиры мы добираемся в полной тишине. Я кусаю губы в кровь, пытаясь справиться с мандражом, а оказавшись за дверью, не знаю, куда себя деть и с чего начать.

– Пойдём в душ? – спрашивает Давид, проводя ладонями по моим предплечьям.

Меня хватает только на согласный кивок, после которого спешным шагом направляюсь прямиком в ванную комнату. Ещё до того, как залезть, включаю горячую воду, и из лейки под потолком срываются ошпаривающие струи. Дрожащими руками снимаю всю одежду с себя, бросив её в корзину для грязного белья, и залезаю в душевую кабинку, закрыв стеклянные створки. Благодаря узорам и пару меня не особо видно, и хоть умом понимаю, что это глупо, но таким образом я даю себе передышку, время успокоиться и настроиться.

Давид заходит ровно через минуту, не торопясь раздевается, так же закинув вещи в корзину, и, когда заходит в кабинку, я инстинктивно закрываю причинные места руками.

– Не стоит, ты безумно красива, – сипло проговаривает, и убирает мои руки с моего же тела. – Ни о чём не переживай, если что-то не так, сразу мне скажи, и мы остановимся, хорошо? – вкрадчиво, словно ребёнку, и я киваю в ответ.

Вопреки ожиданиям, что на меня сейчас накинутся, как хищник на пойманную жертву, Давид берёт с полки гель для душа и, выдавив себе на ладонь, протирает их, вспенив, и начинает медленно проводить руками по моим плечам.

Трясусь как лист на ветру, и уже не понимаю, от возбуждения или страха. Пока он аккуратно моет меня, я позволяю себе рассмотреть его. Начиная от шеи с выступающим кадыком, ниже, по красивым мускулам груди, ровным кубикам пресса, косым мышцам, и останавливаю взгляд на стоящем колом члене.

Выглядит, словно выточенный из камня, с бугрящимися венами, бордовой головкой и гладким лобком. «Красивый», – проносится в голове. Мне особо не доводилось видеть мужские органы, а в прошлый неприятный раз он меня и вовсе пугал. Сейчас я понимаю, что память не подводила, и его размеры устрашают. Но, опять же, сравнивать мне не с кем, и, скорее всего, поэтому мне кажется, что член невероятных размеров.

Ромин я не видела, во-первых, он богат растительностью на теле, а во-вторых, я плакала, и пелена слёз размыла картинку, в принципе не имела желания что-то разглядывать.

Так, не самый удачный момент, чтобы вспоминать того урода. И вообще, Давида нельзя ни с кем сравнивать. Он очень чуткий и внимательный, все видит и слышит, даже если делает вид, что занят и отрешён.

Вздрагиваю и выныриваю из мыслей, когда горячие ладони касаются полушарий груди. Аккуратно проводит пальцами вокруг, гладит, ласкает и спускается по талии вниз к бёдрам. Я едва дышу, стоя истуканом и позволяя парню трогать меня, где ему хочется. А Давид не торопится прикасаться к причинным местам, наверняка, отметив моё напряжение.

Но вскоре его нежные ласки дарят расслабленность, томление и возбуждение. Выдыхаю, отпуская волнение, и, взяв себя в руки, не сдерживаю больше порыва потрогать его тело. Подняв руки, провожу по его тёмным волосам, расчёсывая их назад пальцами. Очерчивая овал лица, скользя к шее, груди, и провожу ногтями по каменным кубикам на животе. Вижу и чувствую, как сбивается дыхание Давида, как почти незаметно дёргается стоящий колом член, и его реакция придаёт мне больше уверенности.

Приподнявшись на цыпочки, прижимаюсь губами к его, мигом оказавшись в кольце сильных рук. Низом живота чувствую твёрдую эрекцию и на инстинктах трусь о него, глотая звериное рычание своего парня.

Спустив руки к моей пятой точке, Давид сжимает половинки, прижимая меня к себе. Точнее к члену, и сам слегка толкается, чтобы повторить те фрикции. Мы целуемся долго, страстно и нежно одновременно, под горячими струями воды.

В какой-то момент с потолка перестаёт литься, а меня подхватывают под попу, заставляя обнять парня ногами, и несут прочь из ванной комнаты. После тёплого помещения кожа покрывается мурашками, едва мы оказываемся за дверью. Но почувствовать прохладу мне не дают, за считанные секунды оказавшись на мягкой кровати.

– Я с ума схожу рядом с тобой, – выдыхает мне в губы Давид, нависая надо мной. – Если понесёт – стукни по башке, – добавляет, вырывая у меня смешок.

Моё мимолётное веселье стирается как пыль во время дождя, стоит Давиду проделать дорожку из поцелуев от губ к затвердевшим соскам. Из груди вырывается громкий стон, когда он, обхватив его губами, всасывает, прикусывает и тут же вылизывает.

Опершись одной рукой на матрас, второй гладит по бёдрам, талии, животу и обратно, при этом уделяя внимание ставшим чувствительными соскам. Возбуждение туманит разум, и я уплываю всё дальше от берега к воронке похоти.

Складки между ног разбухли и даже болят от напряжения, и когда ладонь Давида скользит к внутренней стороне бедра, я сама раздвигаю ноги. Не знаю, куда делось моё стеснение, но протянув руку к члену, осторожно касаюсь, провожу по нему пальцами, чувствуя взбухшие вены на горячей плоти.

– Блядь, Хрустальная, – рычит Давид, опустившись лбом на мой живот.

Он замер, когда я взяла стояк в кулак и начала двигать им вверх-вниз. Его шумные вдохи и выдохи, придали ещё больше смелости, и, почувствовав, что я иду в правильном направлении, задвигала рукой быстрее. Член в руках только сильнее твердеет, хотя, казалось, куда ещё.

– Девочка, – подняв голову с моего живота, он впивается в мои губы. – Подожди, – едва выговаривает, но я вошла в раж и останавливаться нет никакого желания. – Аля… – пробует что-то ещё сказать, но я закрываю ему рот поцелуем, ощущая на физическом уровне свою власть над ним.

Наверное, решив не оставаться в долгу и не разрывая чувственного поцелуя, Давид накрывает мою промежность ладонью. Выгибаюсь навстречу, словно кошка, сбиваясь на миг со своего пути. На автомате прикусываю его губу, когда между складок скользит палец, задевая изнывающий клитор.

Это что-то невероятное, неописуемое, лежать вот так и доводить друг друга до пика удовольствия руками. Мне почему-то кажется, что это куда интимнее, чем секс. А может, так думаю, потому что не знаю, каково это, быть с мужчиной по собственному желанию.

О стеснении уже речи не идёт, я раздвинула ноги, насколько это возможно, толкаюсь бёдрами навстречу, стону в голос, пока Давид творит какие-то нереальные вещи пальцами и ласкает соски языком, умножая моё удовольствие. Я же нахожу силы продолжать дарить удовольствие в ответ.