Ты мой вызов (страница 28)

Страница 28

Зарывшись пальцами в его волосы, массирую кожу головы, больше стараясь устоять на ногах, пока Давид ласкает моё тело. Однако долго мучиться мне не позволяет и, впившись в мою талию, кидает на кровать. Оставшись нависать надо мной и пожирать затуманенным взглядом, он избавляется от одежды куда смелее, чем я.

Приподнявшись на локтях, смотрю на него и не могу оторвать взгляда от его будто выточенного из камня тела, а конкретно от одной его части. Но и этого меня лишают, когда парень наклоняется, хватает под колени и притягивает к краю кровати. Он так резко всё проворачивает, что я понимаю, к чему эти манипуляции, только когда припухшие складки обдаёт горячим дыханием, а к клитору прикасается влажный язык.

Меня словно током бьёт, и, выгнувшись дугой, прикрываю глаза, цепляясь руками за покрывало, будто за спасательный круг. Ощущения за гранью реальности, каждое прикосновение к чувствительному месту посылает электрические разряды по всему телу. Давид целует меня там, словно это обычный, нормальный поцелуй. Всасывает горошину, прикусывает и сразу же вылизывает, толкая меня в пропасть, в неизведанную, но с ума сводящую пропасть.

Я уже теряю себя, не понимаю, где я, – на мягкой кровати или парю в воздухе. Выгибаюсь, впиваюсь ногтями в ладони до кровавых отметин, стону, кричу, бьюсь в судорогах, не уверенная, что выживу в этой схватке с таким острым удовольствием.

– Давид… – выдыхаю, не понимая толком, что хочу сказать.

Слов нет, мозги в кашу, тело – натянутая струна, низ живота напрягся, дышать не получается, задыхаюсь, захлёбываюсь в собственных ощущениях. Буквально пара коротких прикосновений языка к промежности, и я разлетаюсь на молекулы. С оглушающим криком растворяюсь в воздухе. Долго мечусь на кровати, вздрагивая всем телом и потеряв связь с реальностью, и даже когда меня берут на руки и перемещают на середину, я всё ещё дёргаюсь, как выброшенная на сушу рыба.

– Ты прекрасна в оргазме, – шепчет на ухо хриплый голос Давида.

– Это… было… приятно… – выговариваю заплетающимся языком.

– Ничего ещё не было, Хрустальная, – усмехается и начинает покрывать моё тело поцелуями, медленно коленом разводя мои ноги в стороны.

«Ничего ещё не было», – повторно слышу в голове и понимаю, что он имел в виду. К опухшим и влажным складкам прижимается каменный член, и характерными толчками Давид трётся им о мой клитор, вызывая новую волну дрожи.

– Давид, – цепляюсь за его плечи, боясь не выдержать.

– Всё будет хорошо, – отвлекается от моей груди и смотрит в глаза. – Веришь мне? – спрашивает с серьёзным взглядом.

– Верю, – шепчу и прикусываю губу.

Больше он ничего не говорит и, не дав опомниться, одним толчком заполняет меня собой, срывая с моих губ крик. Застывает, давая мне возможность привыкнуть, целует, словно хочет отвлечь, и я с упоением отвечаю, попутно прислушиваясь к себе. Никакой боли или паники, только небольшой дискомфорт от его размеров. Ёрзаю и на автомате сжимаюсь, тут же слыша, точнее больше ощущая, звериный рык Давида.

– Не делай так, Хрустальная, иначе всё закончится, толком не начавшись, – проговаривает, хотя больше шипит сквозь зубы.

– Прости, – бормочу и губы поджимаю.

– Пиздец ты тесная, – мычит, припав к моей шее, и, спускаясь к груди, начинает плавно двигать бёдрами.

Не так давно получившее разрядку тело по новой утопает в горячей пучине страсти. По венам разливается обжигающая лава, связь с реальностью вновь теряется, мир вокруг нас исчезает. Остаёмся только мы вдвоём, наши жаркие и нежные поцелуи, блуждающие по телам руки, одно дыхание на двоих и волны удовольствия, накрывающие нас с головой.

Давид не торопится, я чувствую, что он сдерживает себя, прикладывает усилия, чтобы не спустить с цепи своего зверя. От осознания этого факта меня затапливает собственная любовь к нему. Он думает обо мне, о моём комфорте и удовольствии, возможно в ущерб себе. Это ведь Грозный, вряд ли он привык быть таким нежным в постели, и мне не хватает опыта, но с уверенностью могу сказать, что мы занимаемся именно любовью.

– Я сдохну от кайфа, Хрустальная девочка, – шепчет мне в губы, просунув руку под спину и прижав к себе, не прерывая даже на миг плавные толчки.

– Мне… очень… хорошо, – между стонами проговариваю я, впиваясь ногтями в его плечи.

Сложно держать себя в руках, не уплывать далеко отсюда, когда под кожей бегают мурашки, приятно лаская каждый уголок тела. Сама тянусь к нему, целую, обвиваю его талию, скрещивая ноги за спиной, чувствуя другой, более глубокий угол проникновения, и не сдерживаю крик удовольствия.

– Я очень тебя люблю, – выдыхаю, ощущая острую необходимость сказать эти слова.

– С ума сводишь, девочка моя, – отвечает Давид. – Прости, – шепчет, целует в губы и отстраняется.

Не успеваю среагировать на внезапную прохладу, как его руки скользят по твёрдым соскам и впиваются в талию. Он слегка приподнимает моё почти безвольное тело и, ещё раз извинившись, меняет темп. Из груди вырывается оглушающий крик, стоит каменному члену выскользнуть из меня и снова толкнуться жёстко и резко. Раз, второй, третий… теряю счёт.

Теряюсь сама, больше ничего не ощущаю, кроме его рук на моем теле. Ничего не слышу, кроме его рычащих стонов и своих криков удовольствия. Каждый толчок выбивает из меня воздух, каждое движение взрывает что-то внутри. Волна оргазма накрывает меня так неожиданно, что я не знаю, куда себя деть. Забываю, как дышать, способна только на крики, стоны и всхлипы. Не осознаю, что впилась ногтями в спину Давида до крови, не могу контролировать судороги, продолжая биться в конвульсиях. Где-то далеко слышу, как Давид гортанно рычит, ощущая, как его пальцы сжимают до боли мою талию.

Не знаю, сколько я билась в этой агонии удовольствия, но едва мозг начинает работать, понимаю, что была глупой, раз не решилась на близость раньше.

Глава 27 Можно быть счастливее?

Когда ты безумно счастлива, каждый день проходит словно на крыльях, тебе любая мелочь дарит радость, ты спешишь домой, чтобы оказаться в объятиях любимого человека, засыпаешь и просыпаешься, прижатая к мужскому телу, и это настолько хорошо, что иногда мне кажется, что всё это – прекрасный сон.

Давид невероятный человек, он не упускает ни одной минуты, чтобы доказать мне, как сильно любит. А что мы творим в спальне, вообще не описать словами. Ладно, это образно, так-то мы занимаемся любовью, где придётся, но в пределах квартиры. Он каждое утро отвозит меня в институт и долго целует, перед тем как отпустить. После лекции забирает, везёт домой и не возвращается на работу, пока не получит моего оргазма. Иногда я еду с ним в приют и занимаюсь с детьми дополнительными уроками.

В принципе, мы очень много времени проводим вместе, и я уже не представляю своей жизни без Грозного Давида. Да и зачем о таком думать, мы счастливы, мы любим друг друга и регулярно об этом напоминаем. Готовим вместе, принимаем душ или плещемся в ванне так же вместе, естественно, всё заканчивается одним и тем же. Поймала себя на том, что мне безумно нравится, когда нежные ласки и медленный темп переходят в жёсткий и резкий. О чём, собственно, и сказала Давиду, и он тут же облегчённо выдохнул и признался, что он очень сильно себя сдерживает. А едва я проговорилась, что не стоит этого делать, как мне показали, каково это, когда он отпускает всех своих демонов с цепи. Я была на грани потери сознания от удовольствия, и дала ему слово, что не сломаюсь, и он просто обязан продолжать в том же темпе.

Моя Ева так и не захотела с нами встретиться, но мы с Ташей не обиделись, самое главное, что физически она в порядке, на остальное нужно время. Правда я не понимаю, что сделала бы я, если оказалась бы на её месте. Что, если бы Давид поступил со мной так, как любимый человек Евы? Она у меня популярная блогерша, её лицо можно встретить на рекламных плакатах многих известных брэндов, и такой позор – тебя выставили проституткой. И не какие-то завистники, а твой любимый человек. Убила бы его, но Демьян свалил из страны, наверное, знал, что опасно здесь оставаться. Я, конечно, против насилия, и сама по себе пацифист, но в данном случае не могла стоять в стороне. Сказала Давиду всё и, мало того, спросила, может ли он объяснить Демьяну, что так поступать нельзя. Он с охотой согласился, аргументировав тем, что сам не против проучить урода, но не успели мы.

– Эй, замарашка, – вырывает из мыслей противный голос Ворона.

Так и знала, что нужно ждать в здании. Лекция закончилась на полчаса раньше, и Давид наотрез отказался, чтобы я ехала домой на такси. Но сидеть в душной аудитории не хотелось, и я решила подождать его на лавочке во дворе университета.

– Ты чё, оглохла? – снова обращается ко мне, когда я делаю вид, что не замечаю его.

Лишь бы пошёл дальше и не трогал меня. Но это было бы слишком просто, это ведь Воронцов, цепляться к людям без повода у него в заводских настройках.

– Меня ждёшь? – усмехается и плюхается рядом со мной, обдавая парами алкоголя. – Молчишь, – хмыкает и прикуривает себе сигарету. – Как там твоя подружка? – спрашивает, и тут мой игнор прекращается.

– Не твоё дело, мудак, – выплёвываю и, встав, направляюсь к воротам.

Лучше там подожду Давида, он вот-вот должен подъехать. Под жарящим солнцем приятнее, чем на скамейке в тени, но в компании Ворона.

– Слышь, шлюшка, – в два шага догоняет и впивается в мой локоть. – Ты как со мной разговариваешь? – дышит на меня перегаром и сигаретным дымом, только запах какой-то другой, кисло-сладкий.

– Как заслуживаешь, – отвечаю, пытаясь вырвать руку. – Не трогай меня…

– Да ладно, чё ты ломаешься? Вам же только этого и хочется… – проговаривает и, обняв, прижимает к себе, положив свою мерзкую руку на мою попу.

– Отпусти меня! – кричу в надежде, что кто-то придёт на помощь, но наши однокурсники уже разбежались, а у остальных лекция ещё, даже охранника не видно. – Ничего мне от тебя не хочется…

– Ну, конечно, приезжаете из своих Мухосрансков и только и ждёте, чтобы богатого мужика подцепить… – не знаю, чем я думаю, но очнулась только, когда ладонь обжигает удар о щеку урода. – Ах ты, сука, – рычит Ворон и, сжав мою шею сзади, силой тащит к припаркованной неподалёку машине.

– Пусти! – кричу, ногами в асфальт упираюсь, но он оказывается сильнее.

– Хуй тебе… в рот, – начинает громко ржать. – Сейчас ты ответишь мне и за удар, и за подружку свою. Отработаешь по полной программе… – не успевает он закончить, как рядом с визгом шин тормозит знакомый внедорожник, и я облегчённо выдыхаю.

Хлопает дверь машины, слышны тяжёлые шаги, а через секунду я уже не чувствую чужой, противно липкой ладони на своей шее.

– Я предупреждал! – рявкает Давид, нависая над валяющимся на асфальте Воронцовым. – Предупреждал, сука! – удар, ещё один, и ещё. – Не. Трогай. Мою. Женщину, – каждое слово сопровождается кулаком в морду Ворона.

– Давид, не надо, – прошу я, когда замечаю, что тот уже и не сопротивляется, а его лицо покрылось багровым цветом. – Давид, пожалуйста, – подхожу и впиваюсь в его локоть. – Не стоит, – молю его, но он бьёт его в последний раз, и я слышу хруст, а следом протяжной болезненный стон Ворона.

– Не приближайся к ней, иначе на куски порву, – рычит и сплёвывает рядом с его головой. – В машину! – приказывает мне, и я не смею перечить ему в таком состоянии.

Забравшись на переднее пассажирское, пристёгиваюсь и прижимаю сумку к груди. По щекам стекают слёзы, и не потому, что жалко этого мудака, я просто испугалась, что Давид убьёт его. Выглядит Ворон, мягко говоря, очень страшно, успокаивает то, что грудь поднимается и опускается, значит, жив.

– Скорую вызови, – бросает, едва занимает место водителя и трогается с места.