Ты мой вызов (страница 30)
– Хорошо, – кивает следователь и выходит за дверь, чтобы вернуться через минуту с папкой в руках. – Перелом нижней челюсти, посттравматическое нарушение целостности костей и хрящей носа, трещины седьмого и восьмого рёбер, сотрясение мозга второй степени, – проговаривает мужчина, раскладывая на столе фотографии побитого мудака.
Ну, что сказать, повело меня чуток, силу не рассчитал, да и у него, видимо, кости хрупкие.
– Тебе светит до восьми лет лишения свободы, – произносит, скрестив руки над столом.
– Мне? – удивлённо вскидываю брови, после чего опускаю взгляд.
На столе разложены только фотки этого урода и бумажки: заявление на меня и заключение врача. Не вижу никаких снимков с камер видеонаблюдения.
– Где доказательства? Показания свидетелей? Записи с камер видеонаблюдения? – озвучиваю свои вопросы.
– Место, где всё произошло, в слепой зоне, но пострадавший в сознании и точно знает, кто на него напал. Ну и один свидетель имеется, – делает паузу, схватив один лист из папки. – Ефимова Алёна Алексеевна, – читает имя свидетеля, и это то, чего мне меньше всего хотелось, – впутывать мою девочку в это говно, и таскать её по ментовским участкам.
– Пиздёж, – мотаю головой и откидываюсь на спинку стула, благо цепь с кольца позволяет.
– Выражения выбирай, – бросает на меня строгий взгляд.
– Простите великодушно, – изображаю сожаление, приложив ладонь к груди. – Брешет ваш пострадавший, не трогал я его и пальцем. Это чистая зависть моему везению.
– Что ты несёшь? Понимаешь, где находишься? – прищуривается следователь.
– Понимаю, но я не при делах. Вот этот, – киваю на раскиданные фотографии. – Подбивал клинья к моей девушке, а она выбрала меня, вот и всё. Он мне сейчас мстит, а избили его, наверняка, его дружки-наркоманы, вам же пришло в голову взять у него анализы? – вопросительно смотрю на него и по лицу вижу, что он всё понимает.
– Советую написать чистосердечное, чтобы убавить себе срок, – прокашлявшись, он протягивает мне чистый лист и ручку.
– Ничего писать не буду, – вздыхаю, поняв, что с ним нихрена не решить. – Я требую своего адвоката, свяжитесь с Ивановым Михаилом Федоровичем.
– Как скажете, – пожимает плечами и, собрав всё со стола, выходит из допросной камеры.
Защитника я ждал долго, по крайней мере так мне казалось в четырёх бетонных стенах без окон с одним лишь маленьким отверстием под потолком, служащим вентиляцией, и в гробовой тишине, где слышно только моё дыхание.
– Здравствуй! – наконец дверь открывается, и в помещение заходит Миша. – Меня уже посвятили в детали дела, и у меня только один вопрос, – проговаривает и смотрит на меня внимательно.
– Да, – отвечаю, заранее зная, что он спросит.
От адвоката не стоит ничего скрывать, тем более от Миши, в котором я уверен на все сто процентов.
– Понял, – кивает и открывает папку с копиями дела. – У них ничего на тебя нет, но… – замолкает, задумчиво просматривая файлы. – Воронцов не последний человек в городе, за сына всех на куски рвёт, уже много раз отмазывал его. А этот мажор тот ещё фрукт, – поднимает взгляд на меня. – Изнасилование, доведение до самоубийства, дебоши, издевательства над студентами в своём клубе… что он только ни заставлял делать первокурсников, – вздыхает. – В общем, пацан всегда чистым из дерьма выходит, и я на девяносто процентов уверен, в нашем деле тоже всё размыто, – совсем не утешает адвокат.
– И что предлагаешь? – спрашиваю, поджав губы.
– Свидетель один – Алёна, но она вряд ли будет на их стороне, – проговаривает задумчиво. – Если они не додумаются нанять подставных, то есть шанс, но небольшой, – смотрит на меня с сожалением и виноватыми глазами.
– Свяжись с Назаровым и на крайний случай с моим отцом, – последнее цежу сквозь зубы.
Последний, к кому я хочу обращаться за помощью, это мой блудный папаша. Но в тюрьму мне нельзя, хотя бы потому что это расстроит мою девочку. И если ради неё я вынужден поклониться отцу, то плевать, главное, чтобы моя будущая жена была счастлива.
Глава 29 Гиблое дело
Давид
В комнате четыре на четыре я уже третий день и уже не отношусь с такой лёгкостью к этому делу. Продолжаю отрицать своё участие, но ничего не меняется, за меня плотно взялись. Слава богу, что не копаются в моём бизнесе, там столько всего выйдет, что упекут меня на пожизненное. Кроме адвоката, которого я не видел с первого дня ареста, ко мне никого не пускают, и больше всего выводит из себя то, что за стенами этого здания рыдает моя девочка. Один из моих «стражников», который провожает на допросы, подъёбывал сегодня утром, мол, девка моя пришла, но сухариков мне не передала.
Допрашивают меня каждый день, и я бы называл это не допросом, а прессингом. Мне настоятельно «рекомендуют» написать чистосердечное и получить шанс на уменьшение срока. Да только знаю я, как это работает с такими, как я. И Миша, чёрт бы его побрал, не приходит, ничего не говорит, и я не знаю, что и думать.
– Грозный, на выход! – вырывает из мыслей уже поднадоевший голос.
По заведённому здесь порядку поднимаюсь с деревянной скамейки, завожу руки за спину и переступаю порог камеры. Дальше по Уставу: наручники, глаза в пол и по знакомому маршруту.
– Стоять! – приказывает сотрудник полиции, и я, скрипя зубами, встаю у стены.
Лязг железной двери, и меня толкают в помещение для встреч, где у стола стоит мрачный адвокат.
– Что-то ты не особо торопился, Миша, – произношу и занимаю положенное место.
В ответ мне только тяжёлый вздох и тишина. Мужчина не торопится заговорить, и у меня уже зарождается плохое предчувствие.
– Говори, – обращаюсь к нему, и он присаживается напротив меня.
– Дело говно, Давид, – виновато сообщает, даже не посмотрев на меня.
– Объясни, – требую холодным тоном.
– Воронцов всех подкупил, – отвечает и косится на стоящего у выхода мента.
– Так у нас что, денег нет? Перекупи, – заявляю, дёргая плечами.
– Не выходит, – мотает головой и поджимает губы. – Этот пацан в чём-то замешан, и отец таким образом убивает двух зайцев – сына отмазывает, типа он сейчас в больнице, и мстит за избиение, ладно были бы синяки, сломанные рёбра, но сотрясение и сломанная челюсть… Парень в самом деле в больнице, ест через трубку, лежит овощем…
– Ещё скажи, что я искалечил ему жизнь, – выплёвываю и откидываюсь на спинку стула.
– Нет, но он сидит плотно на запрещённых, и это сильно повлияло на его состояние. Чтобы выставить сынка чистым, свалили на тебя, типа ты его накачал и избил, – продолжает ошарашивать меня адвокат.
– Как бы я его накачал, если я видел его два или три раза и то мельком? – с прищуром смотрю на мужчину.
– А пойди докажи…
– Это твоя работа! – рычу сквозь зубы. – Я тебе плачу, как целой конторе юристов.
– Воронцов заплатил больше и следователю этому, и Назарову, так что он нам не поможет, – на это я только нервно усмехаюсь. – Мне удалось выкупить запись с камер наблюдения на территории университета, где запечатлён твой въезд. Эти идиоты не стали ничего выяснять, им дали на лапу и указали направление, они арестовали тебя и только потом начали искать улики. У них по-прежнему ничего нет, но хватит и одного свидетеля. В общем, суд будет, это достоверная информация.
– Кто судья? Выйди на него, – проговариваю, но плохое предчувствие не покидает.
– Уже в работе, но если Воронцов и там успел…
– Звони отцу, – перебиваю, понимая, что крайний случай настал.
– Поеду к нему, сразу как отсюда выйду, – кивает Миша и уже собирается на выход.
– Алю видел? – спрашиваю, и Миша так и застывает в полуобороте у стола. – Ясно, – хмыкаю и глубоко вдыхаю.
– Мне сообщили, что она была вчера, её не впустили, и больше не приходила, – отвечает, и я пока не понимаю, обрадоваться, что она не прошла в это убогое место, или расстроиться, что не стала настаивать.
– Можешь устроить мне встречу с ней? – поднимаю взгляд на него.
– Я сделаю, что смогу, – уверяет и уходит.
Меня вернули в камеру, и по ощущениям пробыл там часа три, а может меньше, время тянется мучительно медленно. Ещё от бомжей, моих соседей по камере, несёт дешёвым пойлом и говном так, что глаза слезятся от вони. Выдохнул с облегчением, когда снова вывели на встречу, даже обрадовался, что Миша устроил мне свидание с моей девочкой. Не хотелось, конечно, приводить её сюда, но мне нужно её успокоить. Однако, вся радость пошла к хренам, когда увидел не стройную девушку, а здоровенного мужика, называвшегося моим отцом.
– Как ты? – интересуется папаша, осмотрев меня с головы до ног.
– Отлично! Отдыхаю: дыхательные процедуры, прогулки, соседи чудесные, курорт, – не смог сдержаться от язвительности.
– Михаил мне всё рассказал, – игнорирует мой ответ и садится за металлический стол. – Почему не сообщили сразу? Я бы решил всё куда быстрее, до Воронцова, – смотрит на меня с укором. – Ладно, – отмахивается, так и не дождавшись ответа. – На судью вышел с опозданием, – бросает, и я едва сдерживаюсь, чтобы не заорать от досады. – Ему уже заплатили. И немало, очень немало, Давид, – с нажимом произносит последнее.
– Значит, как и за всю мою жизнь, сейчас помощи от тебя тоже ждать не стоит, – киваю с пониманием.
– Я знаю, что ты меня ненавидишь, но ты мой сын, – с выдохом отвечает. – Землю рыть буду, чтобы тебе помочь, – пафосно заявляет. – Судья обычный мужик, который иногда пользуется услугами проституток, и не где-то, а в моём борделе, – продолжает, чем вызывает к себе интерес.
– Ну и? – тороплю его, прерывая тягучее молчание.
– Мне есть, чем на него подействовать, но не всё так просто, – поджимает губы и сжимает кулаки. – Всё, что можно сделать, – уменьшить срок до года строгого режима.
– Сука! – рычу, прикрывая глаза.
– Это лучше, чем восемь лет, Давид. И это единственное решение, там такие люди замешаны, что никак не выбраться, – добавляет виноватым голосом. – Поверь, я задействовал все свои связи, подставных свидетелей не будет, и суд проиграем, только если они найдут свидетеля. А как я понял, их нет, значит, имеют вес только слова пострадавшего, но я добьюсь заключения врачей о его неадекватности, потому что он давно принимает наркоту.
– Можно было сразу с этого начать, а то нагнал суеты, – с облегчением проговариваю и даже слегка улыбаюсь. – Спасибо, – выдавливаю из себя, пожимая ему руку.
Теперь я возвращался в камеру с уверенностью, что всё пройдёт отлично, и очень скоро я вдохну свежего воздуха и прижму к себе свою девочку. Но хрен там, рано я обрадовался.
Дня суда ждал недолго, если верить словам моего надзирателя, мне повезло, бывает и полтора месяца ждут, а со мной быстро решили. Из СИЗО меня не выпустили, в итоге в общем счёте пробыл там две недели, точнее шестнадцать дней. И за это время я не то что не видел свою девочку, я не получил ни одной весточки ни о ней, ни от неё. Попросил Мишу связаться с Максом и отправить его ко мне, проверить Хрустальную, вдруг что-то случилось, но её там не оказалось. Мало того, Макс сторожил подъезд целые сутки, но она так и не объявилась, и мне откровенно ссыкотно. Я уже понял, что эти Воронцовы не простые люди, они легко могли с ней что-то сделать. Выйду и зарежу к хренам, слово даю. Сделаю всё грамотно, чтобы меня не привлекли, но убью их к чертям собачьим.
– Грозный, на выход, – вырывает из мыслей сержант.
Меня отводят в туалет и вручают пакет с чистой одеждой. Быстро привожу себя в порядок, насколько позволяет обстановка и, надев новые джинсы и рубашку, продолжаю путь: выход из здания, УАЗик, дорога, здание суда. Ну улице даже пару журналистов увидел, кричали, спрашивали, за что я избил Воронцова.