– Нет, конечно, он сгорел ещё до моего рождения. Но я видел изображения в книгах.

Дорога резко пошла наверх по холму.

– Какой… необычный королевский замок. – Велга старалась сдержать презрение, но, видимо, оно сквозило в её голосе.

– Он много раз перестраивался, достраивался. Поэтому он такой… как я.

– Как ты?

– Неказистый.

– Не говори так о себе, – возмутилась Велга.

Она и сама так говорила о нём прежде. И её родители, и все знакомые, и все-все, кого она знала в Старгороде, считали Матеуша уродливым и нескладным с его горбом, длинными конечностями, разными глазами. Кметы и вовсе его боялись, считали то ли колдуном, то ли про́клятым. Но говорить так о нём было легко, пока они не узнали друг друга лучше.

Обоз приблизился к воротам. Велга слегка приподнялась, разглядывая висевшее над въездом всё то же знамя Твердова.

– Говоришь, это русалка? – переспросила она у Матеуша.

– В Рдзении их изображают так.

– Но ведь у русалок есть ноги, – прижимая к себе корзину с Пушком, нахмурилась Полепа.

Князь только развёл руками.

Они проехали под большой каменной аркой, и копыта лошадей звонко застучали по выложенной камнем мостовой. Замок вдруг точно капкан захватил их в свой плен. Они оказались на большом дворе, вокруг которого возвышались стены. Ворота медленно закрылись.

– Любопытно, увидим ли мы здесь таких чудны́х русалок, – улыбнулась Велга Матеушу.

– Главное, чтобы не в супе.

Велга хихикнула, как вдруг запнулась, завидев знакомый серый плащ.

– Князь. – Глава Охотников остановился возле повозки, поклонился.

За его спиной стояли ещё четверо Охотников.

– Что такое?

Велга заметила, как резко переменился в лице Матеуш. Мягкие, нежные черты обострились, и он вдруг удивительно напомнил ей Белого Ворона.

– Мне жаль, но я предупреждал тебя на этот счёт.

– О чём ты, Георгий?

– Чародеи. В Твердове, как и во всей Рдзении, запрещено колдовство. Ведьм у нас сжигают.

Матеуш опустил руку на перила повозки, присел ровнее:

– И я сказал, что знаю об этом не хуже Охотников. Я князь Старгорода…

– И мне будет очень жаль сообщить, князь, что двое в твоей свите – чародеи. Их положено заключить под стражу и казнить.

– Что?!.

Велга от неожиданности вскочила на ноги, отчего случайно пнула Мишку. Щенок подпрыгнул, тявкнул.

– Нет! – воскликнула Велга. – Вы не можете…

Георгий только повёл светлой бровью, сделал лёгкий поклон головой… и взмахнул рукой.

Велга не успела толком ничего понять. Охотники появлялись позади словно из ниоткуда. Мельця с визгом упала с лошади, что-то хрустнуло.

– Моя рука!

Змая следом сдёрнули с седла на землю. Охотники окружили их сразу со всех сторон.

– Матеуш! – Велга кинулась к князю. – Сделай что-нибудь!

Но он не пошевелился. Поражённый, он не проронил ни слова.

– Матеуш! Ты дал им обещание!

Князь даже не взглянул на Велгу. А Мельця и Змай вдруг закричали пронзительно, без остановки. У них на руках и шее сомкнули кандалы.

– Жжётся! Оно жжётся!

Велга рванула из повозки, но её схватили и, как маленькую, запихнули обратно.

– Нет, господица, – сухо произнёс Хотьжер.

И она упала обратно на сиденье, закрыла руками глаза, но уши всё ещё разрывали чужие крики:

– Жжётся!

И Велга попыталась заткнуть уши. Не помогло. Слишком громко кричала Мельця:

– Князь! Князь, ты обещал! Велга! Помоги, пожалуйста, Велга!

Повозка тронулась дальше. Заскрипели плаксиво колёса.

– Благодарю тебя, князь, – послышался равнодушный голос главы Охотников. – Я передам королеве о вашей помощи в поимке чародеев.

Открыть глаза Велга так и не решилась. И слышно было только, как с другой стороны ворот затихли крики чародеев.

– Господица, – позвал её незнакомый голос. – Прошу, пройдём со мной. В замке ты под защитой королевской стражи.

– Но… – Матеуш звучал слабо и жалко. – Моя невеста…

– Королева ждёт тебя, князь. А твоей невесте пока следует отдохнуть.

Велга не запомнила дорогу до своих новых покоев. Сознание вернулось, только когда двери за ней закрылись.

Она оказалась пленницей в королевском замке. Велга чуяла это нутром, она уже слишком хорошо знала это ощущение: смерть шла за ней по пятам. Смерть искала Велгу Буривой. И звали ту смерть Венцеслава Белозерская.

Она была там – за запертой дверью.

И в покоях наверху, и снизу, и везде – весь замок желал Велге смерти. Весь замок, весь город, вся Рдзения принадлежала Венцеславе. Она заказала Буривоев Во́ронам не просто так. Она решила истребить весь их род. И вряд ли она остановится теперь, когда Велга согласилась стать женой её младшего брата. Далибору королева не пожалела.

От бессилия на глазах выступили слёзы. И Велга вдруг зарычала, схватила подушки с постели, швырнула в стену. На пол полетел стеклянный кувшин. А вода в нём – та, что растеклась теперь по каменному полу, – она отравленная?

Встревоженный Мишка забился в угол.

А Велга рухнула на пол, закрыла голову руками.

Она сама загнала себя в ловушку. Ей нужно было послушаться Матеуша и остаться на Трёх Холмах до самой свадьбы. Вернуться в Старгород уже княгиней, в окружении дружины и ждать новостей от Белого Ворона. Она всего лишь глупая девчонка и не сможет ничего сделать королеве.

В глазах помутнело. Велга сжалась в комочек. Все слёзы она уже выплакала, но тело трясло, знобило. Вместо боли и горечи остались только отчаяние и ярость. Они оглушали, душили.

Она просидела так немыслимо долго, пытаясь успокоиться, пока в спальне не сгустились сумерки.

– Велга…

От неожиданности она завизжала, вскочила на ноги. Мишка затявкал.

В углу на полу сидел Грач.

– Как ты сюда попал?!

Он криво улыбнулся:

– Я Ворон. Неужели ты думала, что не найду тебя где угодно?

Грач развёл руки. Он не пытался напасть и не пытался приблизиться. Когда и как он попал в её покои?

– Я позову стражу…

– Вряд ли стража королевы пожелает тебя защитить. Но я, в отличие от них, не желаю тебе зла. Выслушай меня.

Велга замешкалась, хотя внутренний голос кричал ей об опасности, умолял бежать. Но тогда, во дворце родителей, Грач не пытался убить Велгу. Он пощадил нянюшку. Всех её родных убил Белый Ворон. Грач утверждал, что пытался, наоборот, спасти, помочь сбежать.

И она заставила себя задержаться, прижалась спиной к дверному косяку, чувствуя, как кожа покрылась холодным по́том, как прилипла к телу нижняя рубаха, а сердце забилось в клетке рёбер. Мишка прижался к ногам хозяйки.

Грач склонил голову набок, разглядывая её с любопытством.

– Что тебе нужно? – Велга старалась говорить твёрдо, но сама слышала, как голос её дрожал. – Говори.

Он облизнул губы, и в этом жесте ощущалось такое неприкрытое волнение, что Велга невольно подалась вперёд, точно опасаясь не услышать его ответ.

– Помоги мне убить Белого Ворона.

Глава 2

Пойду во чистое поле,

во зелёное поморье,

погляжу на восточную сторону.

Заговор от поруба

Рдзения, Твердов

Белый Ворон не был охотником на чудищ. Для этого в Рдзении существовал Твердовский орден. Войчеха воспитали наёмным убийцей. Может, поэтому с духами Нави он обычно ладил.

И всё же он плохо отличал одну тварь Нави от другой.

– Что это за хрень? – Белый пнул голову существа, поворачивая к себе лицом.

Язык твари был длинный, синий, опухший. Зубы острые, как колья.

– Река недалеко, так что оно, скорее всего, вылезло оттуда, – пожал плечами Вадзим. – Водяной? Утопец? Богинка?

– Кто? – Белый присел над тварью, чтобы получше разглядеть редкие, длинные волосы и бесцветные рыбьи глаза.

– Существа такие. Как русалки почти, но страшнее и злее, – пояснил Вадзим.

– И в чём разница?

– В том, что русалки вечно нетрезвых, озабоченных дураков в омут утаскивают, а трахнуть богинку не захочет даже самый пропитой пропойца.

Солнце припекало макушку. От жары смрад, поднимавшийся и от воды, и от туши, стал особенно тошнотворным. Белый ко многому привык, – в конце концов, его воспитала матушка, а готовила она ужасно, но это было уже слишком.

Тварь, лежавшая у входа в замковое подземелье, выглядела так, словно умерла ещё года три назад, после чего ползала по речному дну, собирая тину и обдирая пузо и рожу о каменистое дно. Воняла она преотвратно. То ли оттого, что начала разлагаться, то ли потому, что и при жизни от неё смердело.

– Никогда не видел ничего подобного на Трёх Холмах, а вырос-то я рядом с рекой. Может, у нас и нет таких тварей?

– Если ты чего-то не знаешь, Белый, – хмыкнул Вадзим, – не значит, что этого не существует. А не знаешь ты ни хрена…

– Можно подумать, ты шибко учёный, – прищурился Белый, и голос его стал ниже, тише.

– Вообще-то да. Я человек образованный, много всего знаю. Думаешь, дурак песню напишет? Я в детстве в монастыре, между прочим, учился разным наукам. Про звёзды и историю знаю, про государства и их правителей, про всяких пророков и про чудищ тоже, кстати.

В зубы хотелось ему дать. Много бы песен он спел без зубов?

– Что же ты, такой учёный, работаешь на Воронов?

– Деньги хорошие, – равнодушно ответил Вадзим. – Это у тебя выбора нет. У меня он есть. Я выбираю деньги.

Белый сжал челюсти так, что зубы заскрипели. У него не было выбора. Никогда. Он младенцем попал к матушке, никогда не знал своей настоящей матери. Да и какой смысл знать бестолковую гулящую девку, которая принесла в подоле байстрюка и без лишних угрызений совести избавилась от него?

Кем надо быть, чтобы отдать своего ребёнка безумной ведьме? Пресветлые Братья любили разглагольствовать о родительской любви, женской добродетели, материнской жертвенности и прочей бессмысленной ерунде. Ничего из этого Войчех никогда не знал: ни ласки, ни любви, ни уж тем более преданности. Его предали. Продали. И рады были избавиться от лойтурского ублюдка.

Он откинул длинные белые волосы за плечи. Наверное, его мать была какой-нибудь рдзенской кметкой, раздвинувшей ноги перед лойтурцем. Любопытно, родись Белый темноволосым, не таким иным, не таким… чужим… оставила бы его мать-кукушка или всё равно поспешила бы избавиться?

Вадзим подошёл ближе, наклонился над чудищем:

– Не так уж важно знать, что это за тварь. Вопрос в другом: откуда она в Твердове, если это столица ордена Охотников. Разве не должны они были в первую очередь извести всю нечисть в округе?

– Хм…

– Я и раньше слышал сказки о твердовских чудищах, но как-то не придавал этому значения. Да и бываю я здесь редко. Далеко. Опасно. Но я всегда считал, что в стенах города нет духов Нави.

– Так и стены в городе как таковой нет. Только замковая.

Даже теперь, посреди дня, когда столица шумела на разные голоса, с севера громче всего доносился звонкий гул. Там возводили стену. Не такую высокую и мощную, как когда-то стояла в Совине. Не такую протяжённую, потому что Твердов был вдвое меньше прежней столицы, но всё же она должна была защитить город от чародеев и созданий Нави.

– Совинский пожар был когда? – скребя бородатый подбородок, задумался Вадзим.

– Двадцать пять лет назад.

– Точно?

– Точно. – Не моргая Белый разглядывал каменную громадину стены на севере. – Я родился сразу после пожара.

– Откуда ты можешь знать? Тебя же подбросили.

– Не подбросили. Матушка меня забрала у женщины, которая меня родила. Это случилось, когда начался Дикий гон. Сразу после Совинского пожара. Матушка говорила, духи в ту ночь обезумели от ненависти к людям.

– Да ты шутишь? – хохотнул Вадзим. – Правда? Хочешь сказать, в ночь, когда ты родился, в Рдзении это всё и началось?

– Что смешного?