Минут через десять они остановились. Генка пристально посмотрел на водителя и протянул ему пачку сигарет. Тот удивленно присвистнул.

– Вы что, шутите? Пятьсот евро! А в рублях нет? У меня и сдачи не наберется.

– Сдачу оставьте себе на чай, – сказал Генка.

Таксист восторженно глядел на клиента, сжимая в руке сигаретную пачку.

– Ну и ну! Послал мне бог пассажира, спасибо, спасибо! Удачи вам, всего хорошего! Я всегда стою на том пятаке, если понадобится!

Генка захлопнул дверцу и пошел по тротуару в сторону перекрестка. До угла оставалось немного, когда сзади его окликнули:

– Эй, парень, стой!

Головешкин оглянулся. К нему со всех ног бежал разъяренный таксист, размахивая смятой пачкой. Генка испугался. Он понял, что совершил большую оплошность, не успев скрыться к тому моменту, когда шофер стал приходить в себя.

Таксисту осталось пробежать метров десять, когда из-за угла им навстречу выехал байкер на чоппере. Генка сжал камень и словно разделился: половина Головешкина метнулась к таксисту, вытягивая его на проезжую часть, другая половина была возле байкера, заставляя того вывернуть через встречную полосу к тротуару и набрать скорость. Мощный мотоцикл дико взревел и пронесся рядом с Генкой. Раздался глухой удар. От столкновения таксиста отбросило на добрый пяток метров, и он врезался головой во входные двери кафе. Посыпались стекла. Чоппер налетел на высокий бордюр, байкера вырвало из седла, и он бухнулся на тротуар. Пешеходы бросились врассыпную.

– Звоните в «Скорую»! Сволочи, смертники, дороги им мало! – визжала какая-то тетка. Послышалась полицейская сирена. Генка, пятясь, завернул за угол.

До вечера Головешкин проводил эксперименты с артефактом. Он убеждался, что его сила огромна. Сначала он вынуждал людей делать странные и нелепые вещи. А потом сообразил, как разжиться деньгами. Выяснилось, что можно навсегда стирать подопытным память, точнее, внушать мысль, будто они Генку в глаза не видели. Открой он это свойство камня раньше – тот таксист мог не пострадать.

Генка догнал солидного мужика с кейсом.

– Здравствуйте, вы меня узнаете? – спросил он.

Мужик сделал брезгливое лицо и равнодушно скользнул по Головешкину взглядом.

– Вы ошиблись.

Пять минут назад этот мажор отдал Генке всю наличность из бумажника: двадцать пять тысяч двести десять рублей, триста долларов и четыреста евро. Брать банковские карточки Головешкин побоялся.

Возле Савеловского вокзала, куда его занесли опыты, он заставил двух гастарбайтеров напасть на патруль, а потом с удовольствием наблюдал, как омоновцы отходили их дубинками, скрутили и бросили в подскочившую ментовскую «Газель».

В вагоне метро он устроил целое представление, вынудив пассажиров ссориться и драться из-за девки, которой внушил желание раздеться догола. Он вышел на «Братиславской», нырнул в магазин и чуть не совершил большую ошибку, намереваясь заставить кассиршу отдать ему деньги. Вовремя спохватился: кассирша его не запомнит, а вот камерам наблюдения память не сотрешь!

Это случай отрезвил Генку. Оставаться незамеченным не так-то просто: везде камеры, регистраторы, у всех мобильники. Он решил в дальнейшем, если все пойдет хорошо, надевать темные очки, капюшон и косить под репера.

Недалеко от своего дома Головешкин завернул в кафе и заказал кучу роллов, суши и кувшинчик саке. Старательно изображающий японца мужик из Средней Азии бегал между столиками, ловко разливая из чайника с длиннющим носиком по чашкам зеленый чай.

Генка выпил саке, закусил роллом и довольно расслабился. Вот ведь правильно говорят: не было счастья, да несчастье помогло. Не отравись он тогда в самолете ликером, сидел бы в теремке за праздничным столом вместе со всеми и лег бы спать под утро. И не пошел бы на прогулку. И прошляпил бы артефакт. Пусть теперь Глеб отсосет!

Подумав снова о Клюевых, Генка помрачнел. Днем все казалось не таким серьезным и опасным. А сейчас, глядя во тьму за окном, он почувствовал, что влип серьезно.

Пускай никто не видел, как он заходил в номер Глеба и Березиной. Не пойман – не вор. Но если здесь действительно замешан клюевский отец – то такая отмазка не пройдет. Банкир обязательно докопается, что Генка отправился утром гулять вслед за его сынком. Охранники возле ворот подтвердят. И тогда…

Генке стало страшно. Несмотря на артефакт, он понимал: если Клюев-старший возьмется за него – то и камень не спасет. Разговаривать с ним не будут, шлепнут – и все. Такой конец Головешкина решительно не устраивал.

А если по-хорошему? Отдать им камень и забыть обо всем? Ну нет! Это надо быть полным ослом и мудаком, чтобы по собственной воле отказаться от такого счастья.

И что остается? Выходит, нужно прятаться. И чем раньше – тем лучше. А если его уже ищут? Банкир позвонил Глебу, когда они утром прощались в аэропорту. Значит, он держал это дело на контроле. Глеб, наверное, сразу поехал в банк. Значит, подмена давно обнаружилась.

Генку обдало жаром. Вот дурак! Выяснил же еще в сквере, что за штука этот камень. Так нет же! Нужно было весь день потратить на идиотские фокусы. Теперь проблема в том, как скоро Клюевы докопаются до правды. Много времени это не займет.

Он лихорадочно размышлял: нужно срочно переехать, квартира в другом районе Москвы, затаиться, выправить новые документы, можно даже сделать пластическую операцию. Уехать в Европу или Америку. Нет, заграница отпадает. Там русского человека найти проще. Иголку лучше прятать не в стоге сена, а среди таких же иголок. Где он слышал это выражение? Неважно. Главное – исчезнуть.

Когда появился план, Головешкину полегчало. Он выпил.

«Только не психовать, – думал он. – Клюевский папаша, конечно, очень крутой, но не всемогущий. Да и вообще, кто он такой? Козлиная морда. Считает себя богом. А на смену старым богам приходят новые».

Генка решил съехать из родной квартиры сегодня же. Когда ситуация успокоится, он все объяснит матери. А сейчас нечего рассиживаться.

Он не захотел доедать суши, но саке допил. Осторожности ради честно расплатился деньгами.

Выйдя на улицу, Головешкин позвонил домой. Сказал матери, что они вернулись из Карелии. Поинтересовался, не спрашивал ли кто о нем. Кажется, все было спокойно.

Он покрутился возле дома, вглядываясь в припаркованные машины. Заскочил в подъезд. Один из лифтов опускался. Генка поднялся по лестнице на два пролета и замер.

Послышалась возня.

– Рекс, ну-ка, рядом! – донеслось до него.

Головешкин про себя матюгнул соседку и ее псину, напугавших его, облегченно вздохнул и зашагал по ступенькам к себе на этаж. Он тихонько открыл дверь ключом, ломая голову, как объяснить поспешное бегство.

Антонина, разумеется, заподозрила неладное, когда Генка, старательно подыскивая слова и делая безмятежный вид, сказал, что переезжает и увольняется из банка.

Пройдя в свою комнату, он положил сумку на кровать, вытащил из нее ненужную в Москве походную одежду и сунул туда несколько рубашек, пару джинсов, туфли и легкую куртку с капюшоном. «Пока хватит, – подумал он, – потом куплю что-нибудь стильное».

Антонина испуганно смотрела на срочные сборы.

– Геночка, скажи честно, что произошло? Это из-за поездки, да? Ты поссорился с Глебом?

Генка замахал руками и рассмеялся.

– Да брось ты ерунду говорить! Глеб тут совершенно ни при чем. Я сто раз говорил тебе: хочу начать новую жизнь. Самостоятельно.

– Ну, хорошо… ну, я понимаю… молодому человеку хочется жить отдельно от родителей. Но зачем такая срочность? – она ошеломленно качала головой. – И потом, потерять такую работу у Клюевых – это просто абсурд! Я ничего не понимаю.

Головешкин застегнул сумку и чмокнул маму в щеку.

– Ну что тут непонятного! Встретил сегодня в аэропорту знакомого, он предложил работу в частной компании. Зарплата высокая. Ну не хочу я всю жизнь зависеть от твоих Клюевых. Мне это вот где! – он провел рукой по шее. – Хочу начать все сначала, с чистого листа, стать другим человеком. И никакого прошлого.

Мать вздохнула.

– Тебе виднее. А твой этот знакомый – он не из секты? А то знаешь, ходят с книжками, головы дурят, оглянуться не успеешь – обчистят да мозги промоют. А ты доверчивый такой…

Генка в сердцах чертыхнулся.

– Я что, похож на идиота? Не выдумывай ерунду. Все, я пошел.

Антонина понуро поплелась вслед за ним в коридор.

– Ты сейчас к этому знакомому идешь?

Он обнял мать.

– Да, нужно обсудить планы. Он обещал завтра помочь с арендой квартиры. И не делай такой вид. Я не на Луну улетаю. И даже не в Питер. Скоро увидимся. Как обустроюсь – сразу позвоню. Номер поменяю. Никому его не давай.

Генка повесил сумку на плечо, борясь с искушением подправить с помощью камня настроение матери. Нет. Это гадко. На близких эксперименты он ставить не будет. Все равно такое действие артефакта длится недолго.

– Ну, ты заплачь еще, – улыбнулся Головешкин. – Там перспектива есть, ты пойми. Если все пойдет как надо – со временем и ты переедешь из этой дыры, – обвел он рукой вокруг.

Попрощавшись с матерью, Генка быстро спустился по лестнице, обдумывая, в какой гостинице переночевать: денег хватит и на люкс, но это сейчас лишнее, лучше взять на пару дней скромный номер, пока он не снял квартиру; а жилье лучше арендовать напрямую, не через агентства, чтобы меньше светиться.

Выйдя из подъезда, он завернул за угол дома, дошел до игровой площадки. Оглянулся. Горели фонари. Возле песочницы ковырялась в телефонах ребятня. Поодаль потягивали пиво какие-то девки. Ничего подозрительного.

Он миновал соседний дом, перешел дорогу и направился к метро.

Вернувшись из Лондона, Клюев-старший дней через пять признался себе, что недооценил Геннадия Викторовича Головешкина, простого электромонтера, который как в воду канул.

Слежка за Антониной результатов не дала. Не помогла и прослушка, установленная в их квартире. Этот щенок, когда звонил, старательно избегал называть свое место и запретил матери рассказывать о звонках.

У Кабана все сильнее росло желание собственноручно порезать мальчишку на куски. Видимо, пацан насмотрелся детективов, будь они прокляты, и звонил матери каждый раз с новых номеров. Локализовать его по звонкам тоже не удалось: он всегда выходил на связь из разных районов Москвы и Подмосковья и выключал потом мобильник.

Банкир раз за разом перелистывал оперативно собранное досье на мать и сына, пытаясь найти хоть какую-то подсказку, но тщетно. С родным отцом ни Генка, ни Антонина не общались. Родственников у них не было.

Имелся, конечно, один вариант, но Кабан приберегал его на крайний случай. Слишком уж последствия непредсказуемы. Можно увезти Антонину и подержать где-нибудь, пока сынок не позвонит. Когда узнает, что случится с его матерью, то примчится как ошпаренный. И камень выложит, и ноги поцелует.

Но может получиться и наоборот. Ох как может! Хрен его знает, сколько людей нужно задействовать, чтобы остановить владельца артефакта. А ну как положит Головешкин всех мордой вниз, а господину Клюеву придумает что-нибудь такое экзотическое, что в морге потом долго будут удивляться.

Кабан кривился и с опаской поглядывал на дверь. А если он появится здесь, в банке? Да нет. Кишка тонка. А вот он, если бы оказался на месте Генки, постарался бы в первую очередь устранить прямой источник угрозы.

В эти дни Кабан стал носить пистолет. Усмехался всякий раз, кладя в карман модифицированный ПСМ: маленький, но очень убойный. Это напоминало ему девяностые.

Зинаида, обходя щекотливую тему с артефактом, проинструктировала телохранителей Клюева и показала им фотографию Головешкина: при появлении – немедленно уничтожить.

К сыну банкир приставил усиленную охрану.

Глеб осторожно поинтересовался у матери насчет Антонины и Генки. Но и она ничего не могла добавить. Антонина рассказывала ей, что Геннадий жутко секретничает и скрывает свой адрес.