– Мама, – тихо прошептала Лада и всхлипнула. Совка провела рукавом рубашки по глазам и прильнула к Ладе. Так они сидели, обнявшись, молча, погруженные в воспоминания; и было в их мыслях и чувствах и нечто другое, принадлежавшее не только им двоим, но и тем людям, которые когда-то жили на этой земле и еще только придут на нее.

В глубине леса, на маленькой поляне, укрытые со всех сторон мощными дубами, чуткими березами и липами, стояли босыми в холодной еще траве Лада и Совка, в простых домашних платьицах. Идущая на убыль луна уже уступала место едва только угадывающемуся над рассветным лесом солнцу.

Лада открыла маленькую деревянную урну с тем, что еще недавно было телесной составляющей Василисы, ступила шаг вперед, подняла сосуд над головой. Совка встала рядом. Стихли утренние шорохи, и тишина леса начала слушать.

– Через речку-ноченьку темную, темную да долгую, долгую да вечную, – раздался печальный голос Лады, – через речку-зимушку холодную, холодную да смутную, смутную да смертную, да на берег дальний, берег красный, где две важенки, ты ль не ступишь твердой поступью да рожденная изначальная, не тебя ль Морена черная проведет за белы рученьки, не тебя ль в чертоге пламенном ждет-пождет давно наша матушка – Берегиня наша светлая; ты иди-иди, не оглядывайся, ты смотри-смотри, не засматривайся…

Лада причитала нараспев, вполголоса, слова разливались сквозь деревья широко вдаль, поднимались в небо, опрокидывались над лесом – и вот уже не Лада, но сами богини Желя и Карна зашептали-заговорили листвой, зашлись древним плачем. Ветер внезапно пошел кругом. Заухала сова. Лада убрала с лица прядь волос, протянула навстречу стихии урну и опрокинула ее. Рванул теплый поток, подхватывая и унося прочь телесный прах. Первые лучи солнца ударили сквозь кроны деревьев на поляну, и в нарастающем утре Совка заметила краем глаза большую пеструю птицу, ярким светом взмывшую над травой. Промелькнула она, издав короткий радостный крик, разбудивший лесные звуки. Стих ветер, и в утреннем зеленом спокойствии привычно защебетали первые пташки.

То утро и следующий за ним вечер Совка вспоминала потом часто. К ночи на той же поляне возле костра собралось около двух десятков человек: знакомые и друзья Василисы и просто те, кто знал и понимал. Приехала и Алевтина. Они с Совкой расположились возле огня, укрывшись большой мягкой шалью. Лада подбросила в огонь веток и присела рядом. Совка обняла ее.

И хоть собравшиеся люди были немногословны и переговаривались между собой изредка, здесь не осталось места горю и сожалениям. Совка, Лада, как и все остальные, ощущали светлую печаль, спокойствие и тихую радость за ту, что ушла из этого мира, чтобы возвращаться сюда снова и снова, как это происходило и произойдет с каждым, покуда хоть в одном человеке продолжится память истоков и предков, сберегаемая знаниями, любовью и жаждой бытия.

Лада на некоторое время переехала к дочке.

Весной они задумали придать дому более живописный вид, переделать двор, грядки и цветочные клумбы. В селе проживал мастер художественной резьбы по дереву. Ему женщины заказали двух больших медведей, лебедя и других птиц-зверья, чтобы украсить дом снаружи. Совка нарисовала на бумаге новый план садово-огородного угодья, придумала устроить перед домом небольшую лужайку и газоны. Они с Ладой съездили в город, нашли фирму, занимающуюся дизайнерским оформлением участков, и договорились о рабочих и цене.

К середине лета все дела были закончены, и Лада засобиралась к себе домой.

– Да побудь еще, успеется, – говорила ей Совка.

– Да и так уж год без малого у тебя прожила, – улыбалась Лада. – Поеду я, доча. Теперь ты ко мне пожалуй. – Она раскрыла принесенные из гардеробной чемоданы. – Помоги-ка собраться.

Совка, видя, что Ладу не отговорить, вздохнула и принялась вытаскивать из шкафов мамины вещи.

Однажды зимой ей приснился странный сон. Взволнованная Совка долго сидела на постели, пытаясь понять увиденное.

Снилось ей, что попала она в светлый весенний лес, на поляну. Вокруг было спокойно и тепло. Но вот откуда-то послышалось неприятное потрескивание. Звук подбирался ближе, сгущался звоном и наконец превратился в багровую тучу, окружил Совку со всех сторон. Она обнаружила, что держит в руке Серп Морены. Подняла его, пытаясь оттолкнуть от себя липкие сгустки, но они накатывали все сильнее и выше, закрывая небо и прижимая Совку к земле, не давая дышать. Ей стало страшно. Она зажмурилась и взмахнула по кругу Серпом, отгоняя беду.

Послышался тонкий голосок: «Давай помогу!».

«Откуда здесь дитя? Нужно спасти! Скорее!» – промелькнула мысль. Совка открыла во сне глаза: багровая туча разрывалась клочьями, звон стихал, и дышать становилось легче. Вместо леса теперь была большая комната. На полу сидела маленькая девчушка и увлеченно водила по листу бумаги черным карандашом. Она с хитринкой посматривала на Совку, и та заметила, что один глазик у девочки косит.

– Ты меня рисуешь? – спросила она. Малышка ничего не ответила, но строго, по-взрослому, взглянула на Совку и перевела взгляд на Серп в ее руке.

«Ох, не простая это девочка!» – удивилась Совка; что-то сильно толкнуло ее – и сон исчез.

Она села на кровати, поджала ноги и приложила к вискам ладони, боясь забыть хоть малейшую деталь из показанного ей. Совка вспомнила слова, произнесенные некогда богиней смерти. Морена предупредила, что она встретит новую воительницу и передаст ей знания.

Наступил день. Совка не переставала думать. Вечером она пришла к убеждению, что торопиться с выводами не нужно. Это мог быть и ничего особо не значащий сон. Вещие сновидения приходят редко, даже к тем, кто знает и понимает. Повседневным случайностям и неважным совпадениям тоже хватает места в жизни.

Однако спустя месяц ей пришлось удостовериться, что это было не простое сновидение, а некий знак. Она опять увидела во сне девчушку в комнате. Та снова рисовала в большом тонком блокноте, но что именно – Совка разобрать не могла.

Девочка сердилась. Она искоса посматривала на Совку и неодобрительно морщила носик, словно обижаясь на то, что эта взрослая тетя сомневается в ее реальности. За спиной у дитяти появилась богиня смерти. Улыбнувшись, Морена показала на малышку рукой – и Совка проснулась.

Было зябко. Сунув ноги в большие мохнатые тапки, она стянула со стула халат и пошла в кухню. Достала из шкафчика пакет с кофе, сыпанула в мельничку добрую порцию зерен, достала турку.

Сжимая ладонями горячую чашку, она размышляла. Выходит, это не просто сны. Девчушка эта – наверняка воительница. И Морена указала на нее. А значит – быть им вместе. Но как же ее родители? И где искать малышку? И почему именно сейчас? Неужели не за горами время и ее, Совкиного, перехода?

Вопросы вереницей вертелись в голове, и над всем этим довлела самая главная мысль: неужто Белый Камень отыщется при ее жизни? Этой жизни!

Она вспомнила из детства бабушкин рассказ о сестрах Пряхе и Лебеди. Когда настают очень тяжелые времена, одновременно могут появиться две воительницы, чтобы остановить набравшее силу зло.

Был соблазн пойти в пристройку, вынуть из ямы картофель, открыть тайник и взять в руки Серп. Может, богиня смерти и в этот раз появится пред ней и все объяснит? Но Морена запретила без надобности брать в руки ее оружие.

А вдруг эта надобность сейчас и появилась?

Чем дольше Совка размышляла, тем больше запутывалась. В конце концов она решила ничего не предпринимать и довериться богам. Если случится что-то по-настоящему нехорошее – она почувствует, на то она и воительница. А тревожить понапрасну черную богиню не нужно.

Придя к решению, Совка немного успокоилась.

Сновидения с девочкой периодически повторялись. Но ничего нового Совка из них узнать не могла, пока не увидела последнее вещее предсказание. И в нем ей показали комнату снаружи и само здание. И она ясно увидела знакомый город, в котором следует искать.

Яна быстро освоилась в новом доме. Войдя первый раз в свою комнату, она восторженно ахнула и часто-часто заморгала, словно не веря увиденному. Удивиться было чему.

Совка, пока собирала документы на удочерение, за время частых общений с малышкой в детском доме быстро убедилась, что у нее большой дар художницы. Поэтому комната Яны походила на студию: ученические мольберты-хлопушки, масляные краски, акварель, тушь, гуашь, кисти, карандаши и фломастеры, скребки, ластики, бумажные листы, большие и маленькие, свернутые рулончиками холсты, наборы тряпочек, чтобы вытирать руки. И свет, много света из окна, ламп на потолке и стенах.

Пройдя на середину комнаты, Яна крутила головой, тщетно пытаясь охватить одним взглядом сказочное богатство.

Совка подумала, что все-таки сильно переборщила с обстановкой домашней изостудии. Яне и шести лет не исполнилось. Вряд ли ей в ближайшие годы понадобятся столь серьезные вещи для рисования. Но было так приятно наблюдать за ее радостью!

Перво-наперво следовало взяться за лечение у Яны косоглазия. Скажи Совка кому из врачей, представителям традиционной медицины, что с помощью трав можно выправить у девочки глаз, ее бы осмеяли. Но Совка знала: при должном усердии это осуществимо. Мази и компрессы из липы, цветов шлемника и других особым образом приготовленных отваров требовалось применять регулярно в течение двух-трех лет. Она сама была свидетельницей, как Алевтина исправляла подобный недуг у детей.

Поначалу она беспокоилась, что у Яны не хватит терпения несколько раз в неделю по часу носить на глазу повязку с целебной мазью и делать другие процедуры. Но девочка на удивление быстро все поняла и охотно согласилась.

– Мешает сильно, – сказала она, приложив пальчик к глазу.

Однажды на лечение к Совке приехал пациент из столицы. Управлял он издательством детской литературы. Увидев рисунки Яны, он пообещал прислать уникальные книжки – учебники по академическому рисунку и живописи, адаптированные для детей. И слово сдержал. Так у Яны в скором времени появились самоучители, и через какое-то время ее работы стали более точными и правильными.

К третьему классу у нее в комнате висело несколько грамот, полученных на областных и городских конкурсах школьных талантов. А на следующий год добавился и диплом из Москвы. Она самостоятельно выбрала для себя псевдоним – Метельная – и старательно выводила его на картинах.

– А вдруг я не стану художницей? – со вздохом спросила она однажды после того, как полдня провозилась с эскизом лошадей. Что-то у нее не получалось, и листы один за другим летели на пол.

– Ты уже художница, – присела рядом Совка и подняла один лист. – Не понимаю, что именно у тебя не получается, но это нормальный творческий поиск. Думаешь, талантливым людям все и всегда удается с первого раза? Знаешь, сколько трав у Алевтины я перепортила, пока научилась их чувствовать, слышать их тайные запахи, разговаривать с ними, понимать их силу, – она погладила девочку по плечу, поцеловала в макушку и поглядела на нее, чуть отстранившись.

– А глазик-то очень хорошо выправился. На всякий случай проведем повторные процедуры: месяца три снова компрессы поделаем – и порядок, – сказала Совка повеселевшей дочке. – Ну, устраиваем перерыв и идем пить чай с мятным печеньем.

– С печеньем! Моим любимым! Пошли, пошли скорее, – запрыгала к двери Яна.

Совка потихоньку открывала Яне свой дар травницы и ведуньи. Особо ничего делать и не пришлось. Девочка сама проявила интерес к тайному знанию и с удовольствием помогала в приготовлении настоек и снадобий. Гуляя по лесу и слушая Совку, показывающую, где растет какой кустик и какие травы для чего нужны, она успевала набросать в блокноте моменты их прогулок.

– Мама, смотри, какая березка! Никогда таких не видела. Прямая – прямая, как линеечка, высокая – высокая! – восхитилась Яна и побежала к краю полянки, где стояла действительно необычная по своей красоте и строгости аккуратная береза. Девочка обняла черно-белый ствол и топнула ножкой.

– Хочу быть на нее похожа! Правда, мы как сестры?

– Обе красавицы! – улыбаясь, сказала Совка. – Пойдем, березка моя, – обняла она дочку. Так Яна получила тайное имя, для тех, кто знал и понимал, – Березка.