Все эти годы, со времени появления Березки, Совке не давала покоя мысль: как и когда проявится у дочурки дар воительницы? Вот она в этом возрасте уже была посвящена. Стоило ли самой проявлять инициативу или следовало подождать? Совка ничего не скрывала от Березки и охотно рассказывала все, что знала о великих богах и богинях, подлинной свободе и величии человека, его божественной сути. Только о Серпе она не хотела пока говорить. Ей хорошо помнился ее первый, пугающий и неприятный, опыт с оружием Морены, и она не желала, чтобы Березка получила его тоже в столь юном возрасте.

Лада была согласна с Совкой, и они решили повременить.

– Успеется. Чем старше к тому моменту будет – тем лучше. Впрочем, не мне тебе советовать, это ваш путь с Березкой, – сказала как-то Лада, будучи в гостях у дочери.

«Через пару лет, – думала Совка, – если ничего не произойдет, я открою Березке тайну ее жизненного предназначения».

Однажды ей понадобилось съездить в город. Наступала шестица, то есть суббота. К сумеркам Совка планировала вернуться.

– Будешь по хозяйству за главную, – накануне сказала она Березке, постучавшись в ее комнату. Девочка отложила кисть и улыбнулась: остаться на целый день одной, как взрослая, – это все-таки здорово!

– Только не забудь днем после школы пообедать, а то заработаешься, – Совка кивнула на мольберт, прикрытый тонкой тканью, – и голодной останешься.

– Не забуду, – махнула рукой Березка. – Мам, посмотри, пожалуйста. Уже готово.

Она подошла к мольберту и открыла его. У Совки захватило дыхание.

На картине была изображена воительница. В этом сомнений не возникало: она сжимала Серп Морены. Вид у нее был грозный. Одной рукой девушка откидывала с лица пряди скрученных светлых волос, а другой, что держала Серп, разрывала багровую пелену, норовившую заполнить все пространство на полотне. Совке показалось, что она видит молодую себя. Присмотревшись, поняла, что это сама Березка, только намного старше.

Она повернулась к дочке. Березка улыбалась, довольная произведенным впечатлением. А потом сделала виноватое лицо, и Совка окончательно все поняла.

– Доченька, милая, ты… брала в руки Серп? – тихо спросила она.

Березка кивнула и быстро заговорила, стараясь опередить опасения Совки.

– Мам, не волнуйся, все хорошо. Ну честное слово! Я хотела тебе сначала сказать, а потом подумала, что ты не одобришь. Оно само вышло. Я в прошлом месяце как-то встала утром, ты в город уезжала, а он, – она кивнула на Серп в руках воительницы на картине, – меня позвал. Я и нашла его, в шкатулке, под картошкой… – Березка умолкла и вздохнула, поглядев жалобно на Совку. Та прижала дочку к себе.

– Хотела я тебе рассказать, да обогнала ты меня. Видно, так и должно быть… но, постой, – Совка испуганно заглянула ей в глаза, – там же, на камне, стояла руна Требы!

Березка весело подпрыгнула.

– Да я убрала ее, нечего сложного. А потом назад поставила.

Совка не верила своим ушам. В ее-то возрасте самостоятельно снять такую серьезную защиту!

– Как же ты справилась с руной? Я же еще толком и не учила этому?

– Ну, ты же рассказывала немного, а я запоминала – вот и вся премудрость, – пожала плечами девочка.

Ошеломленная Совка больше ни о чем не расспрашивала. А уж о том, что или кого Березка увидела, взяв в руки оружие Морены, и подавно. Попросила только без надобности больше не трогать Серп.

Юная воительница кивнула и серьезно ответила:

– Знаю, больше не буду.

Позже, когда Березка легла спать, Совка позвонила маме и, избегая говорить по телефону напрямую, иносказаниями сообщила ей новость. Лада, конечно, сразу все поняла.

– Теперь вот вы… обе… – сказала она, выслушав дочь. – Думаешь, что-то произойдет?

Совка чувствовала, как сильно волнуется Лада, хоть и старается скрыть это.

– Пока все тихо и мирно. Видимо, то самое… ну, ты понимаешь… с ним все в порядке. И ты не переживай за нас, – заверила она маму.

Со временем Совка и сама перестала тревожиться. Несмотря на то, что посвященных воительниц теперь было две, ничего не изменилось, жизнь шла так же размеренно и спокойно.

После окончания школы, а потом художественного училища в соседнем городе, Березка без труда поступила в московскую академию живописи. Она приезжала в Ладное на каникулы, праздники, иногда и на выходные. Наведывалась в Москву и Совка, так что время прошло быстро и незаметно.

Перед окончанием последнего курса Совка приехала в Москву на фестиваль древнеславянской культуры. Остановилась она, как и всегда, у дочери. Березка с первого года учебы снимала однокомнатную квартиру рядом с метро, недалеко от академии. От общежития она отказалась, как и от маминой финансовой помощи. Продаваемые картины помогали оплачивать аренду жилья.

Разбирая гостинцы, Березка то и дело восторженно гладила баночки.

– Мое любимое варенье – клубничное! А это медок – цветочный! И наши родные травяные чаи! А у меня все закончилось, я уж думала, не выживу, – смеялась она. – Здесь, в Москве, травы покупные, почти мертвые.

Пока Березка готовила на стол, Совка ходила по комнате и рассматривала картины: было много спортивных мотоциклов, почему-то похожих на диких степных лошадей.

– Мам, пойдем пить чай! – позвала Березка.

Совка еще раз решила поговорить с ней о будущем.

– Ты точно уверена, что хочешь вернуться? Может, останешься в Москве? – предложила она, садясь за стол.

Березка поставила чашку и покачала головой.

– Ох, нет! Мы с тобой уже давно все обсудили. Да, появлялась у меня мысль об этом, с год назад, – она махнула рукой, – так, в порядке бреда. Представила я себе детально, в картинах, свою жизнь столичную – и не увлекло. Так что буду творить дома, вдали от цивилизации, как Ван Гог, – рассмеялась она.

Березка подвинулась ближе к Совке.

– Ну что мне делать в Москве? Но вот чувствую я: не мое все это, – кивнула она за окошко. – Приезжать по желанию – да, хоть каждую неделю, а жить постоянно не хочу. Моим иногородним сокурсницам я показалась сумасшедшей, когда сказала такое. Некоторым так и не удалось здесь зацепиться, домой собираются как на костер. Одна знакомая, Маша, хорошая, между прочим, художница-график, по окончании возвращается в родной Владивосток. Ну, не получилось у нее. А живет она, как говорили древние римляне, по принципу «Aut Caesar, aut nihil»⁵. Цезаря на белом коне за годы учебы так и не поймала и считает, что жизнь закончена. Завидует мне настолько, что страшно становится, когда говорю с ней, – вздохнула Березка, отпила чаю и продолжила:

– Часто спрашивает: почему тебе все дается легко, а тебе это не нужно? Что мне сделать, чтобы так везло? Я ей отвечаю: наверное, у нас с тобой немного разные приоритеты в ценностях. Мне тоже хочется многого, но в другой системе этих самых ценностей, и не все мне дается легко, это со стороны так кажется. Может быть, и тебе, говорю, посмотреть на себя и на мир с иной точки зрения? А она заплакала. Мне так жалко ее стало. Никуда Москва от тебя не убежит, говорю я ей. Поработаешь во Владике несколько лет, а там и перспектива обжиться в столице появится. Если уж так тебе нужно – ты обязательно найдешь способ сюда вернуться. Она головой мотает, плачет и говорит: тебе легко советы давать, а годы идут, кому я нужна потом буду, – Березка фыркнула в чашку, расплескивая чай.

– Не многие хотят видеть и слышать, думать и понимать, – сказала Совка. – Может, оно и к лучшему. Если так происходит, значит в этом есть смысл.

– Жертвы медийных манипуляторов и обывательских стереотипов. Скоро в двадцать лет стариками себя считать будут, – проворчала Березка, вытирая салфеткой стол. – И ведь умные люди. Вот, с кем поведешься! Я как-то поймала себя на мысли, что и сама начинаю автоматически примерять на себя их идеалы и ценности. Думала, может, это я чего-то не понимаю? Не зря же все в Москву так стремятся. Села как-то вечерком в ванну, зажгла курения и свечи, закрыла глаза и начала представлять свою будущую столичную жизнь. И поняла, что ничего не выходит. Работать я могу и дома. Общаться можно по интернету. Сюда ездить по делам. А вся эта бытовая суета и динамика столичной жизни с утра до вечера меня тяготят. Это нормально?

Совка задумалась.

– Для тебя это правильно. У тебя характер такой, – сказала она. – И ты сама выбираешь свой творческий путь. Ты не даешь иллюзиям и лживым духам завладеть твоим сознанием. Для других нормально иное, вот как в случае с твоей знакомой Машей из Владивостока. Страна у нас сильно централизованная. Многие стремятся в столицу за перспективами, если считают, что в родных краях добиться этого невозможно. Я уже сказала, что это, наверное, к лучшему. Даже в стародавние времена, когда наши боги находились к нам ближе, люди были очень разными. Знающих и понимающих, конечно, жило гораздо больше, но не ими одними творится подлинная история и создаются вехи на пути человеческом. Для высших сил все люди важны, и у каждого человека есть предназначение и путь. Разница в том, что некоторые идут по своей дороге более осознанно, а другие предпочитают двигаться автоматически, на социальных рефлексах, к которым их приучили.

Березка ничего не ответила, только махнула рукой и налила горячего чаю.

В конце лета она вернулась в Ладное. Они с Совкой принялись уговаривать Ладу переехать к ним.

– Бабуль, втроем будет веселее. Ну что ты там одна? – говорила Березка, одной рукой держа телефонную трубку, другой – водя кистью по холсту. – Дом у нас просторный, всем место найдется. Я вот твой портрет напишу.

– Березочка, да мне и этих хватит, – смеялась Лада. – Тот большой, который ты привезла в прошлый раз, у меня в зале висит. Подружкам говорю: это моя внученька сделала! Всем нравится, все ахают. Привыкла я здесь. А вы лучше ко мне с мамой в гости приезжайте. Давненько не виделись.

На том и порешили.

Совка и Березка поехали к Ладе. И как только вошли в калитку, тревожное предчувствие жаром накатило на Совку. Взглянула на маму – и сразу вспомнился ей далекий вечер у себя на веранде и неожиданные слова бабушки: «Перейду я скоро».

Лада заметила, как внимательно всматривается в ее лицо дочь, как дрогнули ее губы и заблестели печальные глаза.

Она улыбнулась, уперла руки в бока и укоризненно покачала головой.

– Ну-ка, входи быстрее, чего топчешься? Березка вон уже сумки распаковывает. После поговорим.

В минуты душевной слабины Совка с горечью думала о способности хранителей и воительниц чувствовать время своего перехода. Да и не только они, но и все те, кто особенно глубоко понимал и знал, без труда ощущали грань, разделяющую бесконечный жизненный путь на части: иногда части эти были длиннее, а когда-то короче, у кого-то больше, у других меньше. Но для богов и богинь, помогающих человеку идти через эти отмеренные промежутки, время мало что значило, как и для тех, кто оценивал свой путь не количеством прожитых лет, но способностью в течение одной жизни узнать и понять то, что было залогом непрекращающегося цикла бытия.

После перехода Лады Совка с головой окунулась в работу, изгоняя грустные мысли. Хоть знала она и понимала, но порой печаль брала верх, и тогда она откладывала травы и уходила в лес, садилась под старым дубом, росшим в глубине чащи возле родника, закрывала глаза и вслушивалась в тихие, спокойные звуки мира, давая грусти пройти сквозь сознание и раствориться в деревьях и травах.

И Березка прогоняла печаль работой. Набрав заказов, она не отходила от мольберта целыми днями, заканчивая далеко за полночь, чтобы с рассветом снова взяться за кисти.