Израненное сердце (страница 12)
Серва смотрит на меня открыв рот. Такого она не ожидала.
– Ты хочешь сказать… – начинает сестра.
– Я люблю его, – говорю я.
– Любишь! Но, Симона…
– Я знаю, что ты скажешь. Ты думаешь, что пока я даже не понимаю значение этого слова. Но я понимаю, Серва. Я люблю его.
Серва медленно качает головой. Она не знает, как меня вразумить. Донести, что наши родители будут в ярости. Что это безрассудство – влюбляться в первого же парня, с которым поцеловалась.
– У тебя есть его фото? – наконец спрашивает она.
Я открываю скрытую папку на своем телефоне, где храню единственную фотографию Данте.
Это снимок, который я сделала, когда мы ходили в подпольный бар. Он сидел за столом напротив и слушал музыку.
Я подняла телефон, чтобы сфотографировать парня, и он повернулся ко мне ровно в тот момент. Строгий и суровый.
В баре было так сумрачно, что фото кажется почти черно-белым, лишенным всякой насыщенности. Волосы Данте сливаются с тенями вокруг его лица, а кожа выглядит бледнее, чем на самом деле. Его глаза под низкими густыми бровями подобны двум ониксам. Отросшая щетина на подбородке напоминает синяк.
Серва крепко сжимает губы.
Я знаю, кого она видит. Гангстера. Бандита.
Она не знает, что Данте гораздо глубже, чем кажется.
– Сколько ему лет?
– Двадцать один.
– Выглядит старше.
– Я знаю.
Сестра возвращает мне телефон. Ее взгляд кажется встревоженным.
– Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Симона.
Не знаю. Не имею ни малейшего понятия.
Я возвращаюсь в свою комнату. Через час мы должны увидеться с Данте. Я сказала mama, что мы с Эмили встречаемся в ресторане.
Меня до сих пор мутит от разговора с Сервой. Я ненавижу ссоры. Я ненавижу осуждение. Невыносимо ощущать его от людей, которых я люблю больше всего на свете.
Я бросаюсь в свою ванную и меня тошнит в раковину. Затем я полощу рот водой и смотрю на себя в зеркало.
Мой взгляд такой же встревоженный, как у Сервы.
Данте
Мы не виделись с Симоной почти неделю. Я на грани, я жажду ее, как наркоман жаждет дозы.
Девушка пишет мне, что ее родители что-то подозревают и задают вопросы всякий раз, когда она пытается выйти из дома.
Я отвечаю:
«Мы должны перестать скрываться».
Она долго молчит, прежде чем начать писать ответ. Затем останавливается и снова пишет.
Наконец мне приходит сообщение:
«Я знаю. Мне тоже это не по душе».
Нахмурившись, я быстро печатаю:
«Так расскажи им про меня».
Еще одна долгая пауза. Наконец Симона отвечает:
«Я хочу. Но я боюсь».
Я понимаю ее. Я знаю, как важна для девушки ее семья. Знаю, как расцветает она на их одобрении и принятии.