Глава 44

Ровно в восемь тридцать, уже в пальто и сапогах, я стояла в прихожей и рассматривала в старом зеркале свою бледную, измученную бессонной ночью физиономию.

– Прелесть какая, – пробормотала с ненавистью к своему отражению. Ни контрастный душ, ни две чашки кофе, ни макияж не смогли скрыть мои запавшие щеки и синяки под глазами.

Усмехнулась – странно, но когда я ворочалась полночи с боку на бок, то думала вовсе не о том, что наши отношения с Платоном, кажется, закончились. И даже не пыталась решить, как завтра буду вести себя на работе – смогу ли находиться с ним рядом, или мне все-таки придется увольняться…

Таращась в темноту своей спальни, я размышляла о вопросе, который задала Маша: почему я так быстро оказалась с Платоном? Немыслимо быстро для меня.

Гриша…

Ведь любила его когда-то, и сильно. Думала лишь о нем, дышала только им. Ловила его взгляд и умирала от счастья, когда его глаза останавливались на мне.

Я же чуть не сдохла, увидев его с Дианой. Тогда мне казалось, что никогда не оправлюсь от этого двойного предательства самых близких людей. Особенно когда услышала признание, что моя сестра вовсе не первая его любовница за три года нашего брака.

Потом он, конечно, уверял меня, что пошутил, но… я уже точно знала, что все правда…

Лежа без сна прошлой ночью, я думала о том, почему вернувшись в Москву напрочь забыла о том, как рыдала ночами в подушку в промозглом, почти неотапливаемом общежитии Лондонской ассоциации помощи женщинам, попавшим в трудную жизненную ситуацию, где жила все то время, пока шел развод.

Забыла, как думала, что моя жизнь кончена, а сердце умерло вместе с крахом любви. И была уверена, что буду ненавидеть и продолжать любить Гришу всю оставшуюся жизнь.

Но стоило мне плюхнуться в кресло летящего в Москву самолета и заговорить с занудой в соседнем кресле, как мою память словно кто-то очистил.

Махнул волшебным ластиком, и бывший муж исчез с ее листа. И не вызвал у меня абсолютно никаких чувств, кроме раздражения и досады, когда снова появился на моем горизонте…

В дверь позвонили. На секунду я замерла в глупой надежде, что это Платон. Затем отругала себя и распахнула дверь.

– Доброе утро, Павла Сергеевна. Я за вами, – на лестничной площадке широко улыбался невысокий паренек, обычно возивший на служебной машине главного бухгалтера компании.

– Доброе, Андрей, – попыталась улыбнуться в ответ, тщательно скрывая свое разочарование. – Почему вы? Как же Жанна Аркадьевна без вас до работы доберется?

– А она в отпуске со вчера. Так что я утром и вечером вас буду возить, а днем девчонок с бухгалтерии. Им же вечно надо то в налоговую, то в пенсионный, то еще куда. Платон Александрович так распорядился, – бесхитростно поведал Андрей.

– Да я и сама добралась бы – тут идти-то двадцать минут, – пробормотала я, закрывая дверь в квартиру. – Зачем меня возить?

– Шеф так велел, а я выполняю, – пожал Андрей плечами. – У Платона Александровича ведь не забалуешь.

– Не забалуешь? – переспросила я, спускаясь вслед за словоохотливым пареньком по ступенькам.

– Ну да, он мужик суровый. Если распорядился – все кинулись выполнять, и никак иначе. Так его понять можно, фирма у нас немаленькая, народу работает ого-го сколько. Если начать со всеми сюсюкать, то и дело никто делать не будет. Мы же народ такой – только дай слабину, сразу на шею начальству сядем и работать перестанем.

– Да вы и сами, наверное, уже заметили, как он с людьми обращается, – добавил он, придерживая передо мной дверь подъезда.

– Как обращается? – я недоуменно наморщила лоб.

– Как-как… Жестко! – Андрей даже кулак сжал перед моим лицом, видимо, желая нагляднее продемонстрировать, на какого сурового начальника мы работаем.

Я недоверчиво покрутила головой, так странно было слышать такой отзыв про Платона.

– Не, ну с женщинами он помягче немного, – после короткого раздумья сообщил Андрей. Открыл передо мной дверь не очень новой, но чистенькой и ухоженной «Субару Форестер». Сел за руль и продолжил рассказывать про начальство:

– Шеф только дур ленивых жутко не любит. Этих сразу выгоняет. Да таких и на работу-то к нам не принимают, Ольга Константиновна их еще на уровне анкет отсеивает. Знает, что шеф ей потом мозги промоет за такого специалиста.

– Да? – я не на шутку заинтересовалась. – Ленивых дур не любит?

– Ага. Я же с шефом лет пять рядом провел – личным шофером был. Хорошо его изучил.

– А чего ушел из лички? – полюбопытствовала.

– Да как женился и дочки-близняшки родились, стало тяжело в любое время суток за руль садиться. Платон Александрович в положение вошел и прикрепил меня к бухгалтерии – там работа нормированная. Так-то он мужик понимающий.

– Понимающий… – повторила я, поднимаясь на офисном лифте на свой этаж и читая сообщение от Платона Александровича, секунду назад пришедшее на мой телефон.

– Здравствуйте, Павла Сергеевна, – чопорно поприветствовала меня Алина, уже сидевшая за своим рабочим столом в приемной.

Блузка на ней сегодня была нежно-розовая, с кокетливыми воланчиками у горла, прикрывающими шею почти до подбородка. Я даже успела подивиться такой скромности, пока Алиночка не встала из-за стола и я не увидела длину ее юбки…

Нет, так-то она молодец, знает золотое правило, что наряд должен открывать только что-то одно – или ноги, или грудь. Грудь Алина закрыла, а ноги… Да-а, сочувствую вам, Платон Александрович – похоже, сезон охоты на холостого босса открыт!

– Кабинет ваш сделали, – заметив мой взгляд на ее микроюбку, Алина выпятила грудь и снисходительно улыбнулась. Показала пальцем на дверь из светлого дуба, еще недавно скрывавшую за собой подсобное помещение, и благосклонно предложила. – Идите уже, располагайтесь.

– Как вы добры, Алиночка, – не удержалась я. – Просто восторг и упоение, как великодушны и милостивы.

И уже совсем другим тоном продолжила:

– Через пять минут подадите кофе с молоком Платону Александровичу и зеленый чай мне. И не вздумайте опять приготовить ту бурду, что была в прошлый раз.

После идете и меняете свою юбку на ту, которая будет прикрывать ваши колени. И если через полчаса не окажетесь на рабочем месте в нормальном виде, можете сразу отправляться в отдел кадров и писать заявление на увольнение.

Полюбовалась на ее лицо, где удивление последовательно сменились возмущением, а потом бешенством. Скинула пальто и скомандовала яростно раздувающей ноздри красавице:

– Мою одежду аккуратно повесьте в шкаф и приступайте к выполнению заданий, Алина. Время пошло.

Не обращая больше на нее внимания, прошла к дверям кабинета шефа. Да, дорогуша, злая Павла Сергеевна – это тебе не душка Платон Александрович, который «с женщинами помягче немного».

– Заходи, – не отрываясь от телефона, в котором что-то увлеченно печатал, Платон указал на стул рядом с собой.

На негнущихся ногах я прошла расстояние, отделяющее дверь от стола, и села на самый краешек, сложив на коленях руки.

– Кофе сейчас будет, Платон Александрович, – проговорила сиплым от волнения голосом. – И переодеваться Алину я уже отправила.

– Угу. Надеюсь, кофе – это действительно кофе, а не та бурда, что была в прошлый раз, – рассеянно ответил он и, не глядя, подвинул ко мне лежащую рядом с ним папку:

– Посмотри пока, мне интересно твое мнение.

– Да, конечно, – ответила, все так же сипло. И зависла, не в состоянии отвести взгляд от его широкой ладони с длинными пальцами, оставшейся лежать на придвинутой ко мне папке.

– Ты чего хрипишь? Простыла? – негромкий вопрос заставил меня оторваться от разглядывания мужского запястья с дорогими часами, отбрасывающими острые, бьющие по глазам хрустальные блики. Подняла взгляд и уперлась в разглядывающие меня карие глаза.

– Что? А… Нет, все нормально, – кашлянув, произнесла уже увереннее и потянула из-под его ладони папку.

Открыла ее и принялась читать, стараясь не обращать внимания на продолжающий изучать меня взгляд. Я профессионал, и никакие душевные терзания не заставят меня плохо работать.

Даже если причина этих терзаний сидит так, что почти касается меня своим локтем. Даже если вокруг нас искрит напоенный запахом его парфюма воздух, а у меня внутри все растекается от его близости.

Через несколько минут, когда без стука открылась дверь и в кабинет ввалилась Алиночка с кофе и чаем на подносе, я уже забыла про все – и про запах, и про свое волнение. Сидела, хмуря брови, и не знала, что и думать по поводу документов из папки.