Разрывы (страница 25)
Вместе с Валей они организовали поездку на арендованном микроавтобусе. Прибыв в больницу, группа студентов немедленно направилась к отделению неотложной хирургии. В зале ожидания медсестра с формальной учтивостью попросила их немного подождать. Эвелина, чувствуя себя словно в водовороте эмоций и находясь на грани нового приступа слёз, отступила в укромный уголок и погрузилась в море своих мыслей. Её раздумья резко прервало прибытие шумной компании бородатых парней, внешний вид которых был далек от блеска: они, казалось, делили между собой один общий набор зубов. Однако на местах находились их сердца – это были хоккейные друзья Юры.
Когда медсестра увидела, как их изначально небольшая группа внезапно превратилась в бурное многолюдное собрание, она решительно отказалась допустить к Юре всех. Светловолосая женщина настойчиво объясняла, что посещения должны быть ограничены, чтобы обеспечить спокойствие и комфорт пациентов.
– Посмотрите, сколько вас тут собралось! Вам нужен стадион, а не одноместная палата, – строго произнесла медсестра с явным неодобрением.
Один из хоккеистов, массивный мужчина с пышной бородой и блестящей лысой головой, взял на себя роль переговорщика. Его голос, уверенный и слегка шутливый, мгновенно привлек внимание:
– Милейшая, как к вам можно обращаться?
Медсестра, немного растерявшись от такого эпитета, быстро ответила:
– Мария Алексеевна. А вам для чего? – спросила она с недоверием.
– Мария Алексеевна, у вас такие очаровательные глаза. Они идеально сочетаются с вашими светлыми волосами. Но, знаете, возмущение вам совсем не идёт, – продолжил он с искренней улыбкой, стараясь смягчить напряжённую обстановку. – Не могли бы вы сделать для нас небольшое исключение? Мы потеснимся, ничего страшного. «В тесноте, да не в обиде», как говорится. И я даю слово за своих парней – шуметь не будем. За лютых студентов, правда, ручаться до конца не могу. Но обещаю, что будем тихи, как мыши.
Эвелина, раздираемая внутренними сомнениями и переживаниями по поводу Марка и своего эмоционального состояния, неожиданно поймала себя на том, что улыбается в ответ на его слова. К удивлению всех, харизматичная речь хоккеиста сработала – медсестра, хоть и с заметной неуверенностью, уступила.
– Хорошо, проходите. Только прошу вас, будьте осторожны и сохраняйте тишину, – сказала она, указывая направление к палате Юры.
Плотно сжимаясь в узкую цепочку, чтобы минимизировать шум, группа стала проходить в просторную, но явно не рассчитанную на такое количество людей одноместную палату. Все старались занять как можно меньше места, предоставляя каждому хотя бы на мгновение возможность поддержать Юру. Однако, когда все одновременно начали обращаться к нему, в палате разразился настоящий хаос голосов. Ситуацию вновь взял под контроль лысый хоккеист, настойчиво призывая всех к порядку и тишине.
Эвелина стояла в стороне, молча наблюдая за Юрой, лежащим с подвязанной правой ногой. Его улыбка, пронизанная грустью и разочарованием, словно отзывалась эхом в её собственном беспокойстве. С каждой минутой жалость к Юре нарастала в Эвелине с неожиданной силой. Ей так хотелось помочь ему, но что могла сделать она, сама столь нуждаясь в поддержке? Слёзы уже скапливались в уголках её глаз, когда слова одного из хоккеистов резко вырвали её из глубины раздумий.
Они, словно холодный душ, обрушились на Эвелину. Она провела весь день погружённой в собственные мысли, едва замечая, что происходит вокруг. «Что значит Граница полыхает? Неужели ничего не удалось изменить?» – мелькнула у неё в голове тревожная мысль. Поняв, что она больше не в силах сдерживать слёзы, Эвелина решительно вышла из палаты. Её шаги были быстры и уверенны, когда она, проходя мимо удивлённых взглядов медперсонала, стремительно направилась к выходу из больницы, стараясь скрыть своё волнение и желание найти уединение и свежий воздух.
Выйдя на улицу, Эвелина подняла взгляд к небу. Оно предстало перед ней расплывчатым и неясным, и все контуры размылись, создавая впечатление нереальности. В этом смутном мире она почувствовала себя погруженной в безумие, охватившее её с новой, болезненной силой, стирая границы времени и пространства. Она даже не заметила, как добралась до общежития, все еще потерянная в глубоких раздумьях и переживаниях, едва осознавая реальность вокруг.
Когда Эвелина вошла в комнату, Дарины там не оказалось, и она осталась наедине со своими тяжелыми мыслями. Чувствующей себя полностью обессиленной, ею даже простые повседневные задачи сейчас воспринимались как непреодолимые. Безжизненно опустившись за рабочий стол, Эвелина вновь перебирала в голове прошедшие события. И только сейчас до неё дошло, что она забыла про одну важную вещь. Эвелина медленно достала из сумки колье, выполненное в форме переплетающихся половинок. Оно символизировало вечную связь, теперь казавшуюся разорванной из-за ошибок Эвелины. Слёзы, источник которых должен был уже давно иссякнуть, снова выступили в её глазах, и она потянулась за смартфоном.
– Я больше не могу, – тихо прошептала она себе, собираясь сделать то, что обещала больше не делать. Но именно в этот момент внимание Эвелины отвлекло всплывающее уведомление о новом сообщении.
– Привет! Не мог не написать тебе спасибо за сегодняшний визит ко мне. Это действительно много для меня значит. И я заметил, что ты была очень расстроена. Если это из-за меня, пожалуйста, не волнуйся. Со мной всё будет в порядке. Хотя, конечно, печально что вчера все сложилось именно так.
Читая эти строки, Эвелина на мгновение отвлеклась от своей боли. Она была сбита с толку сообщением и, словно в поисках ответов от Вселенной, посмотрела в окно. И тут же получила свой ответ: на подоконнике красовалась расцветшая белая лилия.
Глава 7: Холодная лихорадка
Мими умерла.
Когда последние ноты затихли в воздухе, тишина сменилась бурей аплодисментов. Аудитория, не в силах сдержать восхищение, поднялась с мест, неся цветы на сцену в знак благодарности и уважения к актерам. Марк, один из зрителей, аплодировал с таким усердием, что его ладони обагрились краской, а глаза наполнились слезами. Музыкальные фрагменты, переплетенные с драмой на сцене, оставили в его душе отголоски глубоких чувств. Особенно его тронула сцена прощания Родольфо и Мими – в их последних словах, пронизанных любовью и отчаянием, Марк обнаружил нечто невыразимо трогательное.
Покидая уют театрального зала, он столкнулся с ночным дождем. Крупные, тяжелые капли начали жестоко обрушиваться на асфальт, придавая ночи еще большую мрачность и таинственность. Марк, однако, словно находился вне этой реальности: ни дождь, ни прохладный воздух, ни всепоглощающая темнота не могли достичь его. На его лице, все еще блестевшем от слез, заиграла улыбка – улыбка человека, освободившегося от оков.
Внезапно он начал танцевать. В памяти Марка ожили забытые движения, и он стал выполнять их, вихрем вращая зонт и изящно перепрыгивая через лужи. Его смех звучал вызывающе, в лицо стихии. Танец же излучал невероятную легкость и непринужденность, словно Марк стремился оторваться от земли, забыть обо всех своих переживаниях и мирских тревогах.
– Пусть хлынет самый сильный дождь! Всё равно не смыть ему улыбки с моего лица, – возвестил он, и его слова разносились эхом по пустынной улице. В этот момент ему, по всем законам жизни, полагалось кричать от боли и разочарования после ссоры с Эвелиной, но вместо этого он выбрал смех, позволяя дождю смывать тяжесть накопившихся чувств.
Танцуя под дождем, Марк утратил счет времени. Когда он, наконец, остановился, изнемогая от усталости и тяжело дыша, его одежда была промокшей насквозь, а волосы прилипли ко лбу. Однако его сердце переполняло облегчение. С этой вновь обретенной свободой Марк направился домой пешком, оставляя за спиной мир театральных переживаний и возвращаясь в свою реальность.
Придя домой, он переступил порог, едва воспринимая окружающую действительность. Все это время его тело двигалось по инерции. С трудом избавившись от мокрой одежды, он беспомощно упал на кровать и мгновенно ушел в глубокий сон, не задумываясь о завтрашних делах. Снаружи, дождь продолжал свою успокаивающую симфонию, нежно укутывая город во власть ночи и сна.
Когда Марк проснулся, яркий свет уже наполнял комнату, а настенные часы неумолимо отсчитывали время, стремительно приближая его к полудню. Он никогда раньше не допускал такого неприлично позднего пробуждения, но прошлый вечер внёс свои коррективы в обычный распорядок. Осознание того, что он проспал все свои утренние занятия в университете, пришло к нему постепенно. «Ничего страшного, один раз можно и прогулять», – пытался утешить себя Марк, но в глубине души понимал, что этот день уже не будет таким, как прежде.
Достав смартфон, обычно служивший ему надёжным будильником, он обнаружил, что тот был выключен. Вспомнив, что отключил его перед походом в театр и забыл включить обратно, Марк нажал на кнопку питания. Экран медленно ожил, а затем внезапно вспыхнул, засыпая его уведомлениями. Первая мысль, промелькнувшая у него в голове при виде этого информационного шквала, была о том, что мир, кажется, окончательно сошёл с ума.
Все другие мысли отступили на задний план, когда он начал пролистывать новости, исходящие из самых разных уголков мира. Сообщения касались событий на Границе, где, по всей видимости, разгорелись полномасштабные боевые действия. Марк читал трагические сводки, чьё эхо уже доносилось до него ранее, но теперь крики тех, кто оказался в эпицентре конфликта, стали не просто слышны – ощутимы. Несмотря на то, что многие подробности были ему неизвестны, он понял одно: произошло именно то, чего он боялся больше всего и чего не хотел признавать.
Марк ощутил, как тревога в его груди нарастала, угрожающе ускоряясь с каждой минутой. Все, что происходило в мире, казалось невообразимым кошмаром. События на Границе были лишь верхушкой айсберга глобальных катастроф, охвативших общество. «Все уже началось, и ничего не предотвратить», – эта мысль металась в его сознании, словно смерч, обостряя его беспокойство до предела. Привычный ему мир разлагался на глазах, оставляя Марка с давящим чувством полной беспомощности.
Сидя перед экраном, перелистывая ленту и посты в сети, он не мог поверить в реальность того, что видел. Происходящее переросло простой конфликт интересов или политические разногласия; это было что-то более глубокое, затрагивающее саму основу человеческой сущности. Мир, казавшийся таким обширным и разнообразным, вдруг стиснулся до жестокой дихотомии «мы против них».
Марк наблюдал, как люди, говорящие на одном языке и разделяющие общую историю, обращались друг против друга с нескрываемой враждой. Социальные сети стали аренами, где чужая трагедия встречалась аплодисментами, а каждая новость о потерях «своих» вызывала бурю негодования. Одобрение гибели «чужих» и гневные эмоции в ответ на сообщения о собственных потерях подчеркивали полное отчуждение человечности. Было ясно, что обе стороны, когда-то составлявшие единое целое, теперь раздирали друг друга на куски, и казалось, что этому конфликту не видно конца.
Перед лицом разразившейся реальности Марк ощутил нарастающее отчаяние. Идея продолжать вести свой блог, где он ранее размышлял о мировых событиях, казалась теперь абсурдной. В мире, охваченном слепой ненавистью, где логика и здравый смысл были сметены безумием, что могли значить его слова? Но после мучительных раздумий он пришел к выводу, что необходимо оставить хоть какой-то знак в этом хаосе. В его блоге появилась новая запись, состоящая всего из пяти слов: «Мы сошли с пути Истины». Это стало его молчаливым криком протеста, горьким отражением отчаяния и утраты веры. После публикации Марк закрыл блог и, откинувшись на спинку стула, ощутил глубокую пустоту. Слова иссякли, будто выжженные пламенем.