– Здесь недалеко есть кафе. Предлагаю сходить туда перекусить. Вдвоем, – подчеркиваю, бросая предупреждающий взгляд на Винсента. Судя по потрясенному выражению его лица, ему не по себе от этой ситуации. Ну еще бы.

– Я никуда с тобой не пойду.

Упрямая девчонка. Ладно, пора включать альфу.

– Я проехал восемь тысяч миль, чтобы стоять здесь сейчас, милая. Поверь мне, я никуда не уйду. Я буду мозолить тебе глаза каждый день, и рано или поздно, тебе придется выслушать меня. Так к чему откладывать неизбежное?

– Кажется, твои математические способности тебя подводят, – саркастично замечает упрямица, встряхивая волосами. – От Нью-Йорка до Лос-Анджелеса четыре тысячи мили, а не восемь.

– Я никогда не ошибаюсь в том, что касается цифр, милая. Когда я говорю, что мне потребовалось пролететь восемь тысяч миль, чтобы быть здесь, именно это я и имею в виду.

Если она не понимает о чем я, то поймет позже.

– Все в порядке, Тэйлор, – встревает Винс, – Вам действительно есть, что обсудить. Идите, я пообедаю в офисе.

В это момент я зол на него и благодарен одновременно. Проще презирать соперника, когда он оказывается злодеем. Но Винс не такой.

– Ладно, – раздраженно щурится Тэйлор. – У тебя есть полчаса.

Меня устраивает. Делает шаг ко мне, и я невольно затаиваю дыхание. Она очень близко. Можно протянуть руку и обнять. Но я этого не делаю, потому что еще слишком рано.

Мы переходим улицу и заходим в маленькую кофейню с круглыми столиками, на которых едва помещаются салфетница и меню. Выдвигаю для Тэйлор стул, стараясь не пялиться на округлости ее задницы. Бесполезно. Картины ее, распростертой на моем столе в черных чулках и крошечных стрингах, вспыхивают в голове, отзываясь болезненным напряжением в паху. Чтобы отвлечься, машу официанту и быстро называю ему заказ. Зная темперамент Тэйлор, она может выскочить и-за стола в любую минуту, а я должен, как минимум, успеть ее накормить.

– Так ты и Винс, значит, – усаживаюсь напротив нее. – Быстро.

Тэйлор задирает голову и распрямляет плечи. Смотрит с вызовом.

– Ты лишился права предъявлять претензии в тот момент, как покинул мою квартиру три месяца назад.

– Это не претензия, Тэйлор. Я просто пытаюсь понять, что тобой движет.

– Ты бросил меня. Он был рядом. Все просто, Нейт. Я хотела поскорее забыть тебя и начать жить дальше.

– Тебе неплохо это удалось, – признаю.

– Не жалуюсь, – зло огрызается Тэйлор. – Жизнь научила.

– Ты спишь с ним?

Вопрос вылетает сам собой. Мне необходимо услышать ее ответ. Тэйлор выглядит так, словно я ударил ее по щеке.

– Это ни черта не твое дело, – рычит, покрываясь бордовыми пятнами.

Как не стараюсь, не могу понять, что скрывается за этой агрессией. Мысль о том, что он прикасался к ней, сводит с ума. Нет, Тэйлор не могла спать с ним.

Мы замолкаем на минуту, пока появившийся официант пытается разместить тарелки с едой на столике, который слишком для этого мал.

– Я верну тебе машину, – бросает Тэйлор, когда парнишка уходит.

– Не нужно. Это был подарок.

– Мне не нужны твои подарки! – шипит, роняя вилку в тарелку. – Мне вообще ничего…

– Хватит, – обрываю ее. – Я совершил по отношению к тебе много поступков, которыми не горжусь, но этот не один из них.

– Для чего ты приехал, Нейт? – темные глаза сверкают от ярости, но за этой вспышкой я вижу маленькую девочку, которую больно ранил.

– Я хотел поговорить с тобой. Объяснить, почему поступил так, а не иначе. Хотел, чтобы ты поняла, что на тот момент это было единственным правильным для нас решением, – машинально протягиваю к ней руку. Во мне говорит потребность прикоснуться к ней, с которой я ничего не могу поделать.

– Не смей трогать меня! – рявкает Тэйлор, одергивая ладонь.

Не могу сдержать улыбку – она такая красивая, когда злится. Маленькая гордая испанка. Я всегда предпочту ее ненависть равнодушию.

– Боишься, что почувствуешь что-то, в чем не хочешь себе признаться – подначиваю ее. – Захочешь обвить меня ногами и поцеловать?

– Размечтался, сabron, – фыркает, скрещивая загорелые ручки на груди, от чего та начинает выпирать из лифа ее платья сильнее.

Забыв обо всем на свете, таращусь на ее декольте голодными глазами. Такая соблазнительная. Несколько капелек пота призывно блестят в ложбинке. Мне хочется снять их языком. Черт, черт. И этот ее акцент. Зовите меня извращенцем, но мне нравится, когда она материт меня по-испански. Молния на брюках начинает больно врезаться в промежность. Может, поэтому Хантер постоянно носит спортивное трико. Умный сукин сын.

С трудом отрываюсь от прекрасного вида и поднимаю взгляд на Тэйлор. Она, конечно, заметила мой взгляд. Кусает губы, лицо и шея покраснели.

– Ты очень красивая, – не удерживаюсь от улыбки, – И я очень по тебе скучал.

– Иди к черту, – дрожащим голосом выдавливает Тэйлор, и ее глаза влажнеют от слез. Ненавижу, что это я тому причина.

– Малышка, пожалуйста, не плачь, – обхватываю ее ладонь своей, прежде чем она успевает среагировать.

Касание ее кожи подобно удару тока, оживляющему тело, сердце моментально ускоряет ход. Тэйлор Челси мое электричество. Ее тепло искрится в моих венах, короткой секундой залечивая месяцы тоски по ней.

Вздрогнув, она снова прячет руку.

– Милая, я уехал в Нью-Йорк, потому что мне нужно было решить проблемы. Одному, вдали от тебя. После той ночи я понял, что моя реакция на происходящее была неправильной. Головой я понимал, что ты ни в чем передо мной не виновата, но это не помогало избавиться от сомнений и ревности. Это было сильнее меня. Мне всюду мерещились парни, которые хотят тебя отобрать… Поэтому я получал помощь. там, в Нью-Йорке.

– Трахая всех подряд, – зло ухмыляется, кривя губы.

Черт с ним, я это заслужил.

– Нет, – мягко возражаю, – Последний секс у меня был в Лос-Анджелесе, в твоей квартире девяносто четыре дня назад. Я консультировался у психоаналитика трижды в неделю.

Лицо Тэйлор дергается, когда она пытается не смотреть в мою сторону. Маленькая лисичка. Я слишком хорошо ее знаю. Она умирает, как хочет услышать, что я скажу ей дальше.

– Мне потребовалась помощь квалифицированного специалиста, чтобы понять, что моя патологическая ревность и хроническое недоверие уходят корнями в детство, а события последних лет лишь усугубляли давно имеющуюся проблему.

– У тебя было прекрасное детство, – фыркает Тэйлор. – Ты сам мне говорил.

– У меня было замечательное детство, – соглашаюсь, – И родители, о которых каждый может только мечтать. Поэтому я никогда не чувствовал себя ущербным в глазах других детей из-за того, что меня усыновили.

Мне, наконец, удалось привлечь внимание Тэйлор. Приоткрыв розовый ротик, она изумленно глазеет на меня.

– Усыновили? Но… как… Ты никогда об этом не говорил.

– Это потому, что я не люблю об этом вспоминать. Мои биологические родители отказались от меня в возрасте четырех лет. Никакого рукоприкладства, насилия, ничего подобного… Просто в один прекрасный день они почему-то решили, что я им не нужен, и отдали меня в приют. Я был слишком мал, чтобы горевать об этом. Я не провел в приюте и недели, когда мама с папой забрали меня, так что мне не удалось вкусить сиротской жизни. Первое, что я помню о своем отце, это то, что он дал мне в руку леденец и сказал: «Идем домой, сынок. Тебя больше никто не обидит». Он сдержал свое слово, поэтому я никогда не рассматривал тот факт, что от меня отказались близкие люди, как что-то, способное нанести психологическую травму или как-то повлиять на мои поступки в будущем.

Злость в глазах Тэйлор гаснет, теперь в них плещется сочувствие.

– А.…твои биологические родители? Ты никогда не хотел их найти?

– Не испытывал ни малейшего желания, – не задумываясь, отвечаю, – У меня был лучший отец в мире. Зачем мне другой?

– То есть, это как-то могло повлиять на…, – она запинается, – на твое недоверие…и ревность…

– Я никогда не задумывался об этом раньше. Я имею ввиду, я никогда не чувствовал себя в чем-то обделенным. Мои родители дали мне столько любви и заботы, что я никогда не ощущал себя приемным. Но Клэр говорит, тот факт, что от меня отказались, отложился в подсознании, трансформировавшись в боязнь быть брошенным. А ситуация с Айви и Мэнди лишь укрепили ее.

Тэйлор хмурит брови и опускает глаза на стол. Внутри нее кипит борьба. Ей хочется довериться мне, но она не решается. Слишком много раз я ее подводил.

– Малышка, я рассказал это не для того, чтобы вызвать жалость к себе. Видит бог, жалость – это последнее, что я хочу, что бы ты ко мне чувствовала. Я говорю это лишь для того, чтобы ты поняла – я докопался до сути проблемы и работал над ней.

– Это ничего не меняет, Нейт, – медленно произносит, выводя пальчиком круги на поверхности стола, – Ты бросил меня. Я сбилась со счета, сколько раз ты отталкивал меня. Я не могу тебе верить. Я встречаюсь с Винсентом. Он поддержал меня, когда ты уехал, и я ему очень за это благодарна.

– Благодарна, но не любишь его, – отодвигаю от себя тарелку. Ни малейшего шанса, что я смогу притронуться к еде.

– С чего ты взял? Он замечательный.

– Замечательный. Но ты не любишь его, потому что влюблена в меня.

– Слушай, Нейт, к чему этот бесполезный разговор, – Тэйлор устало откидывается на спинку стула. – Ты выкинул меня как ненужную куклу, сбежав в Нью-Йорк. Ты уничтожил мое доверие. Ты, как никто, должен знать, как доверие важно в отношениях. Я не верю, что ты всегда будешь рядом. Все изменилось. Я изменилась. Эта беготня по кругу больше не для меня. Все, чего я сейчас хочу – это уверенность в завтрашнем дне, и Винс дает мне ее.

Блять, как же больно от ее слов. Хочется курить. Рука сама тянется к пачке сигарет, лежащей в кармане брюк.

Не сейчас.

– Я здесь, чтобы остаться, Тэйлор, – произношу твёрдо, чтобы у нее не оставалось сомнений в серьезности моих намерений, – Я приехал к тебе. Все эти месяцы я жил мыслью о том, что вернусь к тебе. Я никуда не уйду.

– Ты опоздал, Нейт, – она поднимается, – И твои полчаса вышли.

Бросив деньги на стол, встаю за ней следом и подхожу к вплотную. Запах ванили и карамели проникает в ноздри, и я едва сдерживаюсь, чтобы не сжать ее в своих объятиях. Моя малышка. Моя.

– Скажи, что ты разлюбила меня, и, клянусь, я больше никогда тебе не потревожу тебя, – вру, глядя в ее милое лицо. – Только скажи это, глядя в мне глаза, и не отводи взгляд, как ты делаешь на протяжении всей беседы.

Старый избитый прием, но я им не брезгую.

Подняв покрасневшие глаза, Тэйлор шепчет:

– Я больше не люблю тебя, Нейт.

В груди больно ухает от этих слов. Знаю, что она врет, черт возьми, вижу это в каждой ее черточке лица. В том, как бегают глаза, когда она пытается удерживать мой взгляд, как раздуваются ноздри и дрожат губы. Но все равно больно. И страшно.

Черт. Это даже еще тяжелее, чем я думал.

– Ты врешь даже хуже, чем ездишь на картинге, милая, – не выдаю своего смятения, – Как я уже сказал, я приехал, чтобы остаться, и больше бежать не собираюсь. Ты любишь меня, я только что в этом убедился. Я люблю тебя, и это дает мне право продолжить борьбу. Ты от меня так просто не отделаешься.

– Поздно, Нейт, – повторяет Тэйлор, глядя в сторону.

Не позволяю ей сеять сомнение во мне. Я над этим и работал. Чтобы не сомневаться.

36

– Девяносто пять роз, да. Красных. Рекламное агентство Блисс, получатель Тэйлор Челси. – диктую по телефону, когда ранним утром захожу в стеклянные двери автосалона Ягуар. Замечаю в клиентском зале развалившегося на черном диване Блейка и направляюсь к нему. – В записке…напишите, – колеблюсь, потому что не хочу доверять клочку бумаги то, что должен сказать лично, – напишите «Я скучаю».

Вешаю трубку и плюхаюсь в кресло напротив Хантера.

– Сегодня без очков и кепки, большой парень?

– Снимаю их, когда хочу получить скидку, – ухмыляется тот, потирая рукой небритую щеку.