Я с интересом смотрела ему в спину, однако на лопатках никаких татуировок не заметила. Только сочащуюся через бледную кожу силу, заключенную в этих мышцах.

А он хорош. Чёрт, если его подстричь по-человечески и подобрать супер-слим рубашку от «Версаче»… хм, нет, никакой аляпистости и золота Джанни. «Бёрберри» подойдёт лучше: узкий крой подчеркнёт фигуру, а цвет хаки оттенит глаза. Классика, натуральная ткань. Так и просилась на этот разворот плеч.

Блин, и о чём я вообще задумалась? За дверью спальни уже тихо постанывал голодный Вадик, а я мысленно пыталась нарядить чокнутого бокора во что-то элегантное. Правда, вряд ли такая одежда могла пригодиться в Бенине.

Стоп. А какого чёрта он вообще делал в том гостиничном номере? Неужели у него не было никаких иных целей, раз так запросто согласился поселиться здесь, никуда не торопясь? Да уж, а ещё считала себя сообразительной – но такой простой вопрос возник только сейчас.

Однако потом в ушах раздались отголоски последней фразы Матвея, и я тихо выругалась. Сегодня зомби-мужа придётся показать людям. Вот, о чьих рубашках мне действительно стоило переживать. Так что выходки вудуиста и его татуировки быстро выбросила из головы.

Мама бы оценила то, как перед завтраком я идеально разыграла для Нины Аркадьевны озабоченность больным горлом и температурой Вадика, как при ней «звонила врачу» и вызывала на дом частного доктора. Матвей глядя на моё соло лишь посмеивался и продолжал уплетать яичницу без соли. Бабулька же поохала, и даже порывалась подняться наверх и отнести поднос с омлетом в постель, но я сказала, что заботиться о муже буду сама, а ей лучше поберечь здоровье после перенесённого полтора года назад «ковида».

Кажется, это сработало: Нина Аркадьевна ушла возиться со стиркой и мытьём полов, а мы с Матвеем остались дожидаться Женьку и доедать завтрак.

– Как думаешь, Вадим не кинется на моего брата и медсестру? Или сначала его надо накормить? – шёпотом нарушила я неловкую тишину, в которую погрузилась кухня, едва с неё убралась домработница.

Матвей шумно отхлебнул чая из той же кружки с БДСМ-негром и вполголоса ответил:

– Если я буду рядом, контролировать каждый его шаг – не кинется. Но покормить его для начала было бы надёжнее. И вообще, зачем такие сложности? Какие-то явно подставные врачи… Справку ему и я мог бы нарисовать.

– На каком основании?

– На основании корочек волонтёра Международного Красного креста и медбрата, как минимум, – терпеливо пояснил он, словно не заметив промелькнувшего на моём лице удивления. – Ты собираешься рассказать брату правду?

– Да, – без малейшего сомнения кивнула я и одним глотком допила кофе. – Мы никогда друг другу не врём.

– Ну, хоть кто-то заслужил твою честность, – хмыкнул Матвей.

Я уже и внимание перестала обращать на такие намёки: ой, да пусть считает меня хоть Медузой Горгоной. Если кого из нас двоих и стоило обвинить во всех смертных грехах и связи с демонами, то точно не меня.

Вовремя раздалась трель дверного звонка, не дав мне прокомментировать сегодняшнюю футболку бокора: на этот раз с облупившимся от частых стирок принтом «Король и Шут». Понятия не имею, кто это, но выглядели разукрашенные морды отвратно.

Ноги едва шевелились от недосыпа, однако стоило открыть дверь и увидеть широкую улыбку Женьки, как настроение улучшилось. Родные медовые глаза, нос с горбинкой и идеальный свежий запах одеколона с бергамотом – словно мгновенная терапия для нервов. Я с выдохом облегчения кинулась ему на шею:

– Дейл! Наконец-то!

– Тише, задушишь! – со смешком отозвался он, коротко стиснув меня в крепкой хватке. Отстранившись, прибавил громкости голосу и кивнул себе за спину: – А что это у вас за доктора, кто заболел? Прямо в воротах встретились!

Я быстро чмокнула его в гладко выбритую щеку: умница, он всё делал как надо. Изобразил случайную встречу для ушей Нины Аркадьевны, которые, уверена, улавливали каждый звук из холла.

– Здравствуйте, проходите пожалуйста, – елеем растеклась я, пропуская в дом невысокую спутницу Женьки в слегка коротковатом белом халате. – Вадюша с самого утра себя ужасно чувствует! Температура тридцать девять, горло болит так, что рта открыть не может…

– Здравствуйте, я Кристина Михайловна, терапевт, – пропищала девчонка, демонстрируя белый пластиковый чемоданчик с красным крестом. – Где больной?

Я окинула её придирчивым взглядом: хорошенькое личико и любимый братцем оттенок рыжих длинных кудрей. Слишком сладкая для типичной труженицы поликлиники, а снаряжение в виде болтающегося на тощей шее стетоскопа – чересчур явное. Она выглядела не как врач, а скорее как девица из костюмированного порно-ролика.

Похоже, такие ассоциации были не только у меня. Женька ухмыльнулся и нагло прошёлся ладонью по ягодицам «Кристины Михайловны», на что она игриво вильнула бёдрами.

– Вадик наверху, – хмуро обозначила я и добавила для братца шёпотом: – Умоляю, скажи, что она не проститутка.

– Чип, мы же друг другу не врём, – ещё шире улыбнулся он в ответ.

Я устало сжала пальцами переносицу, сдерживая желание от души его стукнуть. Девица уже подошла к одному из зеркал и кончиком пальца поправляла помаду. Так, вдох-выдох. В целом, глубоко плевать, откуда она – лишь бы мелькнула перед носом домработницы и громко огласила диагноз. Ей и смотреть на Вадьку не обязательно, но вот подняться в спальню придётся.

– О, у нас гости, – вдруг раздался у меня за спиной откровенно насмешливый голос Матвея. – Привет, брат! Как там, оклемался после свадьбы? А то столько с тобой выпили…

Женька в откровенном шоке приоткрыл рот на эту тираду. Я обернулась: чёртов бокор спокойно допивал чай, а вот за ним показалась Нина Аркадьевна, шустро пробежавшая через холл в кладовую. Любопытная бабулька явно наблюдала за всем этим краем глаза.

К счастью, брат у меня всегда был сообразительным. Быстро стерев изумление с лица, он подошёл к Матвею и крепко пожал ему руку.

– Да, знаешь, вчера весь день проспал! А ты решил у Юльчика остаться? Надолго?

– Как пойдёт. В Саратове сейчас дел нет, вот решил погостить…

– Мальчики, давайте вы позже поболтаете? – прервала я их дикую беседу слепого с глухим, пока никто не сморозил чушь. – Идём к Вадюше. Он, бедолага, совсем не встаёт. Наверное, всё холодное шампанское виновато.

– Да-да, идите, – кивнул Женька. – Кристина Михайловна быстро его поставит, кхм, на ноги! А я пока ваши подарки выгружу, вы же из ресторана ничего не забирали, там целый склад.

Он дождался, пока девица вместе с Матвеем уйдут к лестнице, а затем так резко рванул меня за руку на себя, что я едва устояла на ногах.

– Это что за хрен? – прошипел он мне на ухо. – Юля, какого…

– Потом. Таскай всё в мою спальню и жди на балконе, – отмахнулась я и побежала наверх: следить, чтобы всё прошло гладко.

Женька выругался себе под нос, но спорить не стал. Во рту пересохло. Взлетая по ступеням, я слышала громкий разговор: Матвей уже втирал проститутке что-то про лечение ангины кустарными методами, а она усиленно поддакивала. Добравшись до коридора третьего этажа, я застала их как раз перед дверями Вадима.

– Он изнутри закрылся – не хочет, чтобы беспокоили, – натянуто улыбнулась я, когда девчонка впустую повернула ручку.

Вытащив ключ из кармана свободного платья, я открыла дверь и с опаской заглянула внутрь спальни первой. Матвей тут же грубо оттолкнул меня одной рукой (во второй всё ещё держал кружку) и пролез вперёд сам.

– Вадим, к тебе пришёл врач. Лежи и не вставай! – чётко приказал он.

Наша процессия просочилась в комнату, и я тут же закрыла дверь. «Кристина Михайловна» с недоумением смотрела, как грузно переваливающийся с ноги на ногу зомби улёгся на кровать и замер с вытянутыми вдоль тела руками. На нём всё ещё были лишь трусы и распахнутый махровый халат – со вчерашнего дня. Вадик уставился в потолок и закряхтел, поведя носом по воздуху.

Вот уж не думала, что ему всё ещё надо дышать, и что он чувствовал запахи.

– Ч-что это с ним? – в ужасе прошептала проститутка, отшатнувшись к стене и прижав к пышной груди белый чемоданчик.

– Тебе не всё равно? – я закатила глаза и начала тихий инструктаж: – Побудь тут минут пять, а потом выйди и объяви, что у него ангина. Тебя должна услышать домработница, ясно?

– Я-ясно.

– Сколько Женька тебе пообещал?

– Пятьдесят тысяч. И я не должна никому рассказывать про это, – похоже, упоминание оплаты здорово девчонку подбодрило: она перестала стучать зубами и так ошалело хлопать наращенными ресницами. И даже позволила себе любопытство: – Так а чё это он? Хоть не заразный? Как будто слепой…

– Не заразный, – отозвался Матвей и шумно прихлебнул чай. – Подойти да потрогай, раз так интересно.

Я бросила на него предупреждающий взгляд: вот это точно ни к чему. Но он, кажется, откровенно угорал над страхом и интересом Кристины. Услужливо посторонился, и она несмело подошла к постели, с лёгкой брезгливостью оглядывая растянувшегося на ней Вадика.

– Бледный… Но глаза конечно – полный треш… Экстази? Мет? Угашенный походу в нули. Никогда такого не видела.

– И не увидишь, – нервно бросила я, сложив руки на груди. – Всё сразу, накачался лошадиной дозой, теперь вот даже говорить не может – ждём, пока оклемается.

– А, ну ясно, – протянула Кристина, и вдруг ткнула наманикюренным пальчиком в живот Вадима.

– А-а-у-ы! – заорал тот и резко сел на кровати, широко открыв слюнявый рот с мгновенно удлинившимися клыками.

Его лапищи пронеслись в паре сантиметров от девчонки, едва-едва её не схватив. К чести излишне любопытной проститутки – она не закричала. А просто отключилась, закатив глаза и без сознания падая на пол спиной.

– Вадим, лежать! Нельзя! – скомандовал Матвей и, отбросив кружку, поймал Кристину за плечи, не дав ей приложиться затылком. За реакцию – пять с плюсом.

Я в ужасе закрыла лицо руками. Дурдом продолжался. Только инфаркта проститутки нам не хватало для полного набора.

– Твою-ю ма-ать, – жалобно простонала я, боясь даже посмотреть на происходящий идиотизм и бездыханную девицу.

– Чего встала? Окно открой, путь подышит девчонка! – велел мне Матвей, казалось, ожидавший именно этого – судя по откровенно смешливому тону. – Эх, слаба оказалась, Кристина Михайловна! Ну как так-то, с такой профессией – и ни грамма выдержки?

Я послушно метнулась к окну, чтобы впустить свежий воздух. Вадим уже снова улёгся на кровать, но продолжал недовольно кряхтеть, как карапуз, у которого изо рта вытащили чупа-чупс. Матвей уложил Кристину на ковёр и осторожно похлопал по щекам.

– Давай, эй! Подъём!

– Вот зафига это было делать?! – сквозь зубы выдала я, с бешенством наблюдая за тем, как в радужке чокнутого бокора играл смех. – Это ты виноват! Постояла бы она у стеночки и всё! Но нет, надо было…

– Проучить, – вдруг спокойно отозвался он, подняв на меня внезапно очень серьёзный взгляд, который не смогла скрыть упавшая спутанная чёлка. – Пятьдесят тысяч? Она поймёт, что это того не стоило совсем. Может и задумается о чём.

– Ой, смотрите, какой морализатор! Белое пальто не жмёт? Сам-то за тридцатку трупы поднимаешь!

– Я лишь исполняю волю Барона. Если он мне велел в ту ночь быть в том отеле – я был. Если он дал силу поднять Вадима – я поднял. Пойми уже, что я – раб в ошейнике. И твои деньги… просто утешающая корка хлеба, которая не вернёт мне души.

Я тяжело сглотнула: едва ли не впервые услышала в густом, бархатном тоне Матвея отголосок какой-то внутренней, искренней боли. Таким голосом я говорила о бабушке вслух – настолько редко, что и забыла, когда в последний раз это было. Моргнув, бокор снова склонился над неподвижной Кристиной и прижался лбом к её лбу – коротко, тут же отстранившись. Она мотнула головой и тихо простонала.

Так. Выходит, и исцеление ему доступно? Час от часу не легче.