Я поставила аптечку на крышку унитаза и вытащила резиновую «кишку», пока бокор методично раскладывал вокруг зомби обмотанные нитками куриные лапки и мелкие полированные косточки.

– Приготовь ещё бинт и отойди подальше. Не бойся и не вмешивайся, что бы ни произошло. Когда свечи погаснут, сможешь меня перевязать, но не раньше, – строгие наставления эхом разошлись по прохладной розовой ванной, и я зябко поёжилась, пятясь к стене.

– Т-ты… будешь себя резать? – шокированным шёпотом уточнила я. – Не надо. Правда, оно того не стоит.

– Посмотри на него, – хмуро указал Матвей на грудь Вадима, всё ещё живописно покрытую следами смерти. – Это нарушение сделки. Если хоть одна сторона не выполняет всё как договаривались, сделку можно аннулировать. Я точно не хочу, чтобы за нарушение слова меня покарал Барон. Так что просто помоги, если не сложно: я могу отключиться, нужно будет остановить кровь. Жертвенного барашка у нас тут нет, так что бараном быть мне. Если, конечно, не хочешь предложить себя, – хмыкнул он, попутно поджигая фитиль последней свечи, и поставил её в ногах зомби.

Мне много хотелось сказать. Но ещё больше – отлупить себя за глупость. Это не он виноват и не ему теперь должно быть больно! Это я лезла к нему с поцелуями, это я вывела на откровенный разговор, это мой невозможный эгоизм и желания теперь проступили пятнами на Вадиме. От пекущей внутренности вины я забилась в угол, обняла себя за плечи и хмуро принялась наблюдать за происходящим. Холодный кафель жёг исцарапанные ступни.

Матвей невозмутимо нарисовал чёрным мелком у самой головы Вадима несколько символов: ромбик и звёздочки; нечто, слабо похожее на витиеватый крест со снежинками на концах. Закончив, он затянул жгут на предплечье, помогая себе зубами – так легко, как будто далеко не впервые. Я было хотела предложить помощь, но прикусила язык: просил же не вмешиваться, пока не погаснут свечи.

Вынув из джинсов телефон – впервые за все эти дни увидела у него потёртый чёрный смартфон – включил на нём громкий и ритмичный барабанный бой и положил гаджет на пол. Я сухо сглотнула: так вот, откуда этот звук каждую полночь. Последним из сумки бокора показался короткий нож с костяной рукоятью, а после он выключил верхний свет и погрузил ванную во мрак.

Барабанный бой эхом откатывался от стен и дрожью уходил в живот. Матвей сел по-турецки сбоку от Вадима, положил рядом нож и закрыл глаза, медленно покачиваясь взад-вперёд в одном ритме с барабанами. Кажется, это было вхождение в транс – по крайней мере, похоже на медитацию. На этот раз он не призывал хозяина и не приносил ему дары: видимо, этот ритуал считался чем-то не требующим вмешательства лоа напрямую.

Всё это были одни только догадки. А тем временем бой ускорялся, и моё сердце словно тоже уловило темп, стуча всё быстрее. Пульсация в кончиках пальцев – интересно, если это ощущала даже я, каково Матвею? Он продолжал раскачиваться со всё большей амплитудой, затем медленно поднял руки. Символы на его предплечьях излучали слабый синеватый свет. Я не сразу заметила у него нож, а когда лезвие сверкнуло в пламени свечей, едва сдержала испуганный вскрик.

Безо всякой жалости, одним точным жестом Матвей глубоко разрезал правую ладонь – ту, у которой на тыльной стороне был паук. Чёрный узор словно налился кровью, став ярко-алым, когда вязкий ручеёк полился на грудь Вадима. Добравшись до трупных пятен, капли сами скатывались в лужи, равные им по форме, и с шипением испарялись с тела.

Кровь бокора уносила в розоватый пар и все следы на его слуге. Матвей сжал ладонь, щедро поливая зомби алой жижей, и даже принялся размазывать её по бокам – везде, где мы заметили повреждения. Последним он коснулся виска Вадима, и я увидела, как сильно дрожали от напряжения его пальцы. Несмотря на жгут и в целом безопасное место для раны, поток крови был пугающе сильным, аномально. Как будто суть не в жидкости, и это только проводник внутреннего электрического заряда.

Свечи трещали, барабанный бой не затихал, а ванная утонула в розоватом тумане. На языке проступил неприятный привкус металла. Матвей не останавливался, продолжая поливать кровью Вадима и что-то шепча себе под нос с закрытыми глазами. До этого лежавший смирно, зомби вдруг громко взвыл, и в этом крике мне чётко слышалась боль.

Только после этого Матвей слабо прохрипел, распахнул дрожащие веки. Оторвал руку от своего слуги и внезапно без сил завалился набок. Кровь продолжала течь из его руки, и я было дёрнулась помочь, но пришлось подождать ещё несколько ужасно долгих секунд, пока не погасли все свечи и вместе с этим закончилась звуковая дорожка в телефоне.

Метнувшись к выключателю, я зажгла в ванной свет и схватила бинт.

– Матвей? Ты как? Очнись, эй!

Мой зов он явно не услышал. Чёрт, если этот идиот подохнет из-за пореза на ладошке, я сама его прибью!

А внутри ядовитой змеёй колыхнулось: подохнет из-за тебя.

Ну уж нет. Подтянувшись к его руке, я принялась наматывать на рану бинт, моментально пропитавшийся алым. Это точно было не в порядке нормы – казалось, что порезана как минимум вена, чего не могло и быть. Затянув потуже повязку, я обхватила пугающе холодное лицо Матвея в ладони, пытаясь привести в чувство.

– Ну же, очнись…

Его веки слабо затрепетали, но открыться не спешили.Чертыхнувшись, я попробовала легонько похлопать его по щеке, и тут до меня донеслось лёгкое сопение.

Так он что, уснул?!

Приложив ухо к его груди, убедилась в чётком, ровном биении пульса. Умирать никто точно не собирался, но силы зомби он отдал до дна. К слову, тот как будто даже с любопытством сел на полу и наблюдал за мной, так что пришлось резко осадить перепачканного до самой макушки муженька:

– Вадим, иди в душ. Прямо, где вода, где мы с тобой мылись. Сейчас уложу этого Гарри Шпроттера и займусь тобой. Ясно?

Не знаю, как много он понял, но всё же неуклюже поднялся и потопал, куда было велено. За ним на кафеле оставались красные следы ступней.

Матвей не просыпался, но когда я осторожно развязала жгут, больше крови на бинте не было. Добавив еще пару слоёв в повязку для верности, закинула левую руку горе-колдуна себе на плечо и медленно подняла его с пола. К моему удивлению, весил он куда больше, чем казалось на вид.

Проглотив возмущения, я полностью приняла его вес на себя и как могла потащила из ванной. Если он и спал, то точно не обычным сном. Отдал все силы и не мог теперь даже глаз открыть – похоже, знал, что так и будет. Что цена исправления ошибок довольно высокая и неприятная. Я и сама устала до жути, и волочить его дальше собственной спальни точно не была способна: пусть поспит тут ночь. С трудом скинув с себя безвольное тело бокора на мягкий матрас своей постели, на мгновение замерла от ощущения странно-перевёрнутого дежавю.

Поменялись ролями за сутки. Супер. Вот только больше – никаких потаканий желаниям, если ещё собираюсь стать хозяйкой «Райстар». Матвей громко, расслабленно выдохнул, когда его голова коснулась подушки, и у меня пропали мысли, что о нём стоило волноваться.

Зато перехватило дыхание, когда взгляд зацепился за эти длинные ресницы. Умиротворённо расслабленное лицо бокора виделось ещё бледнее, чем обычно. Скулы острее, а сам он – беззащитнее. Во рту пересохло. Нельзя быть таким… притягательным, когда пару минут назад проводил ритуалы над трупом. Это не стыковалось, как летающие в потоке смертельного урагана плюшевые мишки.

Пульс снова застучал быстрее. Глупая, глупая Юля со своими глупыми желаниями: откинуть с его лба чёлку, накрыть одеялом, выключить в комнате свет. Зачем мне заботиться о его удобстве?

И всё же спустя короткий миг колебаний я это сделала – прикрыла Матвея пледом, щёлкнула выключателем и вышла на балкон. Вдохнуть глоток кислорода после всех кровавых паров и аромата прелых цветов, которыми теперь будет пахнуть моя кровать.

Завтра же поменяю постельное бельё.

Голова гудела. Дурацкое ощущение, что я отделилась от своего тела, от собственного «я»: Юля Валицкая не перевязывала ничьи раны, не знала ни вины, ни стыда, и уж точно не жалела о браке, который сулил разрешение всех финансовых проблем. А той Юле, что сейчас стояла на озарённом уличным фонарём холодном балконе, было так тошно от себя самой, что хотелось взвыть на всю чёртову «Маленькую Италию».

Раздвинув створки окна, я обратила внимание на так и оставшуюся рядом стойку для презентаций, которую Матвей использовал как мольберт. Нарушать обещание не подглядывать – нехорошо, но сейчас мне до дрожи было нужно хоть что-то приятное. Он меня рисовал. Неспроста же, правда?

Скользнув к стойке, я взялась за край ткани и приподняла её. И застыла в изумлении. Ожидала, что фонарь высветит набросок настоящей красоты, эскиза мастера, но вместо этого на ватмане была странная красно-коричневая мазня, лишь отдалённо напоминающая очертания женского лица. Отдалённо – потому что у него были пугающие чёрные провалы вместо глаз… Жуткий призрак. Отпечаток какого-то уродства без яркого цвета и формы.

– Любитель? Да уж прямо скажем – талантом тут не пахнет, – задумчиво протянула я, закрыв это чудище тряпкой.

И зачем вообще тратить время и краски на такую откровенную грязь? Между лопаток скатились ледяные мурашки: казалось, то тёмное месиво с бумаги отпечаталось в памяти так крепко, что будет преследовать во снах вместе с неприятным пониманием…

То, что делал Матвей с помощью моей крови, явно не имело никакого отношения к искусству.

Глава 14

– Ну что, «Ходячие мертвецы» или «Дневники вампира»? – между дел поинтересовалась я, одной рукой закидывая в рот попкорн, а другую по-хозяйски положив на плечо Вадима.

Он кивнул, чем меня безумно порадовал: тренировки последних трёх дней давали плоды. Я больше не пыталась спрятать зомби подальше, а после визита Вики дала Нине Аркадьевне неделю отпуска. И теперь Вадим сопровождал меня постоянно. Приходилось заставлять себя не морщиться и не дрожать, прикасаясь к нему, а заодно учить его командам, которые пригодятся на приёме в честь дня рождения Владимира Сергеевича.

Почему-то тот до сих пор не звонил, хотя всё, что получил от меня – переданную через его сиделку новость об ангине сына. Это молчание казалось бы странным, если бы не всё дикое дерьмо, которое окружало мою замужнюю жизнь.

Я довольно неплохо приловчилась командовать зомби без слов. Положить руку на плечо – «кивни», взять за запястье – «топай за мной», пригладить волосы – «покажи пальцем на горло». Не сразу, но до Вадима дошёл хотя бы этот набор команд, и теперь ожидание грядущей встречи с его отцом не несло прежнего страха.

Выкрутимся. Особенно если Женька сегодня не подведёт и поможет сыграть новое представление.

– Правильно, зомби нам и в реале хватает, давай уж лучше вампиров, – согласилась я с немым кивком своего дохлого муженька, взяв ещё попкорна из чашки на подлокотнике.

Со стороны посмотреть – прямо идеальная парочка перед телеком в гостиной. За три этих безумно гадких дня висящая в доме хандра вынудила меня начать разговаривать хотя бы с трупом, чтобы не сойти с ума от тишины. Никто в здравом уме не назвал бы меня хорошей девочкой, но я усвоила уроки и знала: чем дать Матвею снова резать себя, лучше сохранять дистанцию любой ценой. И у нас неплохо получалось избегать друг друга.

Утром мы вставали в разное время и в разное время завтракали. Я не заходила на второй этаж вообще, а он поднимался на третий только в полночь, когда я крепко закрывалась в спальне. Мы оба не хотели появления новых трупных пятен на нашем общем «малыше», и потому виделись лицом к лицу лишь раз в день, на сеансе рисования. Он молча приходил на балкон, молча подставлял палитру для сбора кровавой дани под мой уже незаживающий под пластырем палец и молча продолжал картину, на которую я больше не хотела смотреть.