Придется, значит, идти самому. Только чужаку тоже могут и отказать… Сун Цзиюй поморщился. Он знал, кого следует попросить о помощи, но так не хотелось…

Лучше схожу в порт сам, посмотрю, что там к чему, решил он. Где-то ведь она прячется… И если кровь на шелке ее – ранена.

* * *

Порт окатил его запахом рыбы, гниющих водорослей, свежей пеньки. У дальнего мола шумно разгружали корабль, кричал на матросов приказчик, но в остальном место это являло собой картину сонного запустения. На рассохшихся досках причала развалилась целая стая бродячих котов – видно, ждали рыбацкую лодку. Под залатанным навесом двое неопрятных стариков с обветренными лицами, переругиваясь, играли в сянци. Рядом уличный торговец пытал в кипящем масле тощих рыбешек. Истошно кричали чайки, прямо перед Сун Цзиюем, одетым в коричневый дорожный халат Лань Сы, шлепнулся на доски белый помет, задев край соломенной шляпы.

Цветочные лодки стояли поодаль – аляповатые вывески висели понуро, неуместные в ярком утреннем свете. На палубах было пусто, только с одной через борт свешивалась девица, полоща белье. Нет, не она… Скорее всего, у той поранена рука.

Он дошел до края пристани, постоял, глядя в черную воду. Заглянул за доки, пахнущие дегтем и заплесневелым деревом гниющих без дела кораблей. Медленно побрел обратно, приглядываясь из-под соломенной шляпы к лоточникам. Мужчины, мужчины, вот хозяйка, но – слишком старая, грузная…

Полчаса спустя он признал свою идею провальной. С чего убийце сидеть на пристани? Наверняка где-то спряталась.

Он купил у лоточника сомнительное подсохшее маньтоу и устроился под навесом, лениво посматривая по сторонам. Игроки в сяньци его заметили: все бросали любопытные взгляды, пока наконец не выдержали, бросили партию.

– Парень! Ждешь кого или в матросы нанимаешься? – спросил старик с выцветшим синим платком на голове. – Лао Ма больше уж людей набирать не будет.

– Я… – придумать причину, немедленно! – Ищу человека. Служанка обворовала хозяев и сбежала. Мне сказали, она в Чжунчэне. Может, устроилась на цветочную лодку…

Игроки разразились хохотом.

– Ну нет, на лодках мы всех уже перещупали, там одни «ношеные туфли»! Новеньких никого!

Сун Цзиюй вздохнул. Ничего не знают или хотят денег?

– Дядюшки, давайте-ка я куплю вам вина, может, это освежит память? – он позвенел монетами.

«Дядюшки» от угощения отказываться не стали, да и возможность перемыть косточки местным торговкам под чарку байцзю решили не упускать.

– Матушка Цзя наняла недавно девчонку!

– Да той лет тринадцать, не больше!

– А кто у жены лао Фаня рыбу чистит?

– Эта не из господского дома точно, немая бродяжка.

– А вот про цветочные лодки – неправда твоя, на «Бирюзовой иволге» в прошлом месяце невинность какой-то новой девки продавали!

– Знаем мы эту невинность, куриной кровью обмажется и орет, будто ее режут, а у самой – как ведро…

Сун Цзиюй поморщился от их грубости, но что-то в неспешном разговоре его зацепило. Что?..

– Вы сказали… появилась немая бродяжка? – он подался вперед.

Если ты из Корё… не проще ли притвориться немой?

Старик в платке поскреб торчащую бороду, махнул рукой в сторону рыбного ряда.

– Да, вон лоток жены лао Фаня, там, небось, и работает.

Сун Цзиюй проследил взглядом за его рукой. Та же грузная женщина в заляпанном фартуке, он уже проходил мимо. Но вот внизу, за самим лотком, он впервые заметил движение, показалась на мгновение белая косынка…

Он молча бросил на стол пару монет и двинулся обратно к торговке. Может, это не она. Но почему затаилась, когда он проходил мимо в первый раз? Совпадение?

Он приценился к карпам, плескавшимся в лохани у загорелого поджарого мальчишки, сидевшего рядом с нужным местом. Отошел, покачав головой. Поздоровался с «женой лао Фаня».

– Крупные, – он кивнул на снулых рыбин, лежащих горкой. – Возьму двух карпов. И пусть ваша девчонка их сразу почистит.

– Непременно, господин! Как зеркало блестеть будут! – хозяйка ухмыльнулась щербатым ртом и обернулась. – Что ты там ползаешь? Почисти вот этих!

Девушка выпрямилась. Миниатюрная, с приятным округлым лицом, большими темными глазами…

И тесаком в забинтованной руке.

Сун Цзиюй и сам не помнил потом, как успел увернуться: тесак лишь сбил с него шляпу и, просвистев мимо, вонзился в доски. Он невольно обернулся… зря. В следующий миг скользкая холодная рыбина ударила его в шею, острый угол лотка угодил в живот – а девчонка уже убегала, ловко уворачиваясь от прохожих.

Сун Цзиюй перескочил через поваленный лоток, оттолкнул кого-то с дороги, проскользил по гладким вытоптанным доскам под длинным ящиком, который носильщики тащили на плечах, взбежал на пирамиду бочек – срезать путь, опередить… Но мол внезапно кончился. Девица, оказавшись на краю, вскинула руки – и, выгнувшись идеальной дугой, без всплеска ушла в воду, словно рыбка. Сун Цзиюй прыгнул следом – без всякого изящества, как собака. Вынырнул, заоглядывался – но нигде ее не было, ни ее, ни даже пузырей, словно растворилась…

Он выругался, ударил по воде кулаком. Проклятье…

На краю мола уже собрались люди, ахали, смеялись, тыча в него пальцами. Двое матросов помогли ему вылезти.

Хозяйка перевернутого лотка, ругаясь, собирала вываленный товар. Сун Цзиюй прихватил ее за рукав, сунул под нос служебную бирку:

– Кто была эта девушка? Как зовут, где живет?

– Вот не знаю! Она слова не сказала, немая, верно! Прибилась к порту с месяц назад, то рыбачит, то рыбу потрошит… А кто она такая и где живет, мне неизвестно, господин магистрат… Возьмите вот полотенце…

Сун Цзиюй вежливо отказался от пахнущей рыбой тряпки и еще раз прошелся по пристани, глядя в воду, но все было, конечно же, без толку.

Он возвел очи горе и испросил у всех богов, чтобы плата, которую заломит ему господин Ху за очередную помощь, оказалась хотя бы пристойна, не то чтобы уже не высока.

* * *

– Прошу прощения, я не расслышал, – Ху Мэнцзы совершенно точно расслышал все, иначе не сиял бы так. – О чем вы меня попросили?

На этот раз он нашелся в чайной – играл в вэйци с каким-то приезжим землемером и не явился, пока не доиграл партию. Впрочем, Сун Цзиюй от него пунктуальности и не ожидал.

Спасибо, что вообще пришел.

– Мне нужно, чтобы вы отвели меня в бордель, – сухо повторил он, прекрасно понимая, что негодяй забавляется.

– Разумеется, я счастлив буду провести с вами вечер. Мне посоветовать вам кого-нибудь из девушек или возьмем одну на двоих?

– Меня не интересуют девушки, – поморщился Сун Цзиюй и осекся, поняв, как это прозвучало. – Мне нужно…

– Внимание мужчины? – улыбнулся Ху Мэнцзы. – Может быть, я тот мужчина, что сможет удовлетворить ваши желания?

Сун Цзиюй, прищурившись, нарочито медленно, с непристойной внимательностью оглядел его с ног до головы.

– Недостаточно вы хороши, для того чтоб сбивать других с пути истинного, господин Ху, – вынес вердикт он. Совершенно несправедливый вердикт: наглец был высок, строен, с тонкой талией и длинными ногами; красивое лицо его с чуть раскосыми по-кошачьи глазами хоть и несло на себе печать скуки и порока, все же казалось лицом человека не пустого, скорее насмешливого. Сун Цзиюй вздохнул.

– А теперь все-таки выслушайте меня. Мне нужно, чтобы вы отвели меня в бордель, куда пускают только здешних богачей. На какой-то из цветочных лодок есть заведение, которое предоставляет… особые услуги. Знаете о таком?

Ху Мэнцзы задумчиво потер подбородок, как будто не заметив предыдущего выпада.

– Особые услуги для особых людей… Вы о том, где женщине позволяется любого чиновника отходить плетью, а он еще и заплатит? Говорят, такое нравится людям, которые на публике строги и сдержанны.

Сун Цзиюй тоже сделал вид, что не заметил шпильки, но запомнил. Вот бесстыжий гад…

– Нет. Я о том, где клиентам позволяется делать с женщинами что угодно.

– О. – Взгляд господина Ху похолодел. – Надеюсь, что вам это нужно для дела.

Сун Цзиюй склонил голову набок:

– А если нет? – он хмыкнул и сказал уже обычным своим тоном: – Я подозреваю, что убийства и покушение на молодого господина Ма связаны с этим местом. Эта девушка… возможно, она мстит. Может быть, она там работала, и с ней что-то сделали… Не знаю. Но узнаю, если вы отведете меня туда.

– Значит, вы делаете меня почетным помощником магистрата! – немедленно оживился Ху Мэнцзы. – Как занятно, такого со мной еще не бывало! Жаль, что не придется переодеваться и разыгрывать роль какого-нибудь торговца танхулу!

– Это вы всегда можете сделать и сами, – усмехнулся Сун Цзиюй. – Так что? Вы знаете об этом заведении и отведете меня туда сегодня?

– Разумеется! У меня тут недалеко пришвартована лодка, надеюсь, еще не сгнила, – господин Ху хищно улыбнулся. – О вине и закусках не беспокойтесь тоже. Ваше дело – быть в сумерках на третьем причале и выглядеть красивым… вернее, богатым скучающим бездельником.

– Вроде вас?

Господин Ху приподнял бровь.

– Вы считаете меня красивым?

Сун Цзиюй скрестил руки на груди, изо всех сил стараясь не улыбнуться.

– Говорят, красота мужчины в мудрости. Жду не дождусь, когда господин Ху блеснет своей красотой.

Ху Мэнцзы рассмеялся.

– Нет уж, магистрат. Сегодня ваш черед блистать.

* * *

Конечно же, Жу Юй распаковал все привезенные сундуки и развесил для проветривания все одежды, даже те, которые Сун Цзиюю вряд ли пришлось бы снова надеть – пурпурный халат чиновника для официальных докладов его величеству, тяжелые, расшитые серебряными нитями одеяния для придворных пиров и… вещь, которую не стоило забирать из столицы.

Сун Цзиюй достал ее, поражаясь легкости, гладкости ткани. Провел ладонью по тончайшим, как паутинка, нитям вышивки и вздохнул. Наряд для дня рождения, роскошный, но при этом изысканный; дорогой, но без крикливости. Сам наследный принц не погнушался бы таким. Кто мог знать, что столь драгоценную вещь используют для вульгарного притворства? Сун Цзиюй невесело усмехнулся.

«Будь благодарен, что не пришлось все это продавать, магистрат Сун. Не остался без повода пожалеть себя», – подумал он и решительно захлопнул дверь в гардеробную.

Чем висеть без дела и напоминать о прошлом, пусть лучше эти тряпки помогают изловить убийцу.

* * *

Несколько часов спустя, когда вечер уже налился чернильной темнотой, повозка Сун Цзиюя остановилась на причале прямо перед богатой, хоть и несколько облупившейся старомодно-громоздкой лодкой, украшенной разноцветными фонарями. Ху Мэнцзы, стоящий у борта, удивленно приподнял брови, когда Сун Цзиюй, опираясь на руку Лань Сы, вышел из повозки. На самом деле помощь слуги не требовалась, хотя многослойные одежды из синего, расшитого золотыми кленовыми листьями шелка куда больше сковывали движения, чем привычная форма. Но раз уж господин Ху надеялся увидеть изнеженного бездельника – грех было не принять вызов. Распущенные волосы, собранные изящной нефритовой заколкой, аромат благовоний, японский костяной веер, стоящий дороже, чем, пожалуй, вся эта лодка… Сун Цзиюй ухмыльнулся: «Посмотрим, что ты на это скажешь, господин Ху».

Удивление господина Ху длилось недолго. Он властно отодвинул своего кукольного юношу-слугу, бросившегося помогать, и сам подал руку.

– Уж не Пань Ань ли сошел с Небес осчастливить нас своим визитом? – пропел он. – Как же вы добрались? Прекрасные девы не окружили вашу повозку?

Сам Ху Мэнцзы одет был в те же пестрые, красно-черные одежды, в которых Сун Цзиюй встретил его в первый раз. В полутьме казалось, что его глаза отсвечивают колдовской зеленью, а губы необычайно алые, словно от прилившей крови. Но, присмотревшись, Сун Цзиюй понял, что это лишь помада и зеленоватая сурьма.

– Может, и окружили. Я не поднимал занавеску, – лениво откликнулся он, опершись на предложенную руку, и вдруг понял, что даже испытывает удовольствие от этого притворства.