– Нет. Не ненавижу. Но я все равно не понимаю, почему? Почему ты это сделал? Если ты не хотел, чтобы я уходила, достаточно было сказать мне об этом.

– Я объясню, но ты можешь выйти вместе со мной на улицу? Здесь… – он словно задохнулся и некоторое время молчал.

Я не видела его лица и не слышала от него ни звука, но почему-то мне казалось, что он снова плачет, и сердце мое невольно сжалось от жалости.

– Здесь все еще пахнет кровью, – наконец, продолжил Эш, снова взяв себя в руки. – И я будто слышу, как хрустят твои кости.

Я согласилась, и он вышел, не дожидаясь меня.

Опасаясь наткнуться на кого-то из слуг (или их тела) и не сдержать жажду, я попыталась пробежать замок так, чтобы быстрее очутиться на улице.

Это получилось гораздо лучше, чем ожидала. Конечно, ведь я больше не была человеком.

Эш ждал меня за воротами, на опушке леса. Он стоял спиной к замку и ко мне, утопая в тени деревьев.

Раньше я вряд ли бы смогла его заметить, но сейчас… сейчас я не только чувствовала его запах, но и отлично видела.

Кто-то однажды сказал, что луна – солнце мертвых. Наверное, это был вампир.

Сейчас я была мертва и в полной мере ощутила правильность этого высказывания.

Луна светила мне, уже прилипшая к краю неба, но все равно яркая, как тысячи огней. Ее свет лился с небес расплавленным серебром. И мне было бы сложно смотреть наверх слишком долго, как прежде было сложно смотреть на солнце, потому, что глаза начинали слепнуть.

Весь мир вокруг казался таким ясным, словно сейчас стоял день. Только вот цвета были куда таинственнее: синий и фиолетовый стали глубже, а зелень затиралась, превращаясь в темную бирюзу.

Но наверно, я все равно буду скучать по солнцу.

Разве есть что-то прекрасней густых летних закатов, когда небо окрашивается во все оттенки багрянца, от насыщенно-оранжевого, до светло-розового? Или трепетных рассветов, когда чувствуешь рождение нового дня, а краски такие чистые и светлые?

Однако теперь мне навсегда останется лишь синева ночи, пускай она больше и не так темна.

Эш молчал, не зная, с чего начать. Да и не было таких слов, что могли бы исправить свершившееся.

Снова сделать меня человеком.

– Так будет всегда? – наконец, первой спросила я, не в силах сдержать накатившего отчаяния.

– Нет, – все так же стоя спиной, Эш покачал головой, отчего его волосы пришли в полный беспорядок. – Жажда нестерпима только первые несколько лет. Потом ты научишься ее контролировать.

И он снова махнул головой, словно для убедительности. Это было странно, стоять вот так в нескольких шагах от него, и видеть каждую прядь, каждый волосок так четко, будто он находится прямо передо мной.

– Звучит обнадеживающе. Но пока я не научилась, то могу кого-то растерзать?

– Да, – горько ответил он. – Пока тебе лучше не встречаться с людьми, иначе ты никогда не сможешь себя простить. Поэтому я убрал из замка всех слуг.

В голосе его звучала странная тоска.

Словно для него никто не сделал подобного, и он не смог сдержать себя, о чем после долго жалел. А может и жалеет до сих пор. Кто знает, какие люди оказались с ним рядом в тот момент? И насколько они были дороги ему.

Чего точно не скажешь о несчастных слугах, которых он убил вместе со мной, но которые больше не оживут.

Я прикрыла глаза, стараясь справиться с охватившими меня эмоциями. Может теперь Эш и сожалел об их гибели, вот только сделал он это не потому, что не смог справиться с жаждой, а в порыве злости. И, на мой взгляд, это было хуже.

– Хоуп, – наконец заговорил Эш, все так же не поворачиваясь ко мне. – Сейчас я скажу тебе кое-что и прошу, не перебивай. Кажется, я открою свои эмоции кому-то в первый раз за почти тысячу лет с тех пор, как стал вампиром.

Я невольно охнула.

Тысяча лет. Как же он стар. А сколько тогда графине?

А Эш продолжил, не дожидаясь моего ответа, словно боясь передумать:

– Наверно, ты права. Ты была права во всем. С тех пор, как Ольга обратила меня, она внушала мне мысль, что вечность это дар, а жестокость к людям есть сама суть любого вампира. Что нельзя быть немертвым и при этом не убивать людей. Да, она чуть мягче, чем был граф, но она достойная его ученица. И об этом говорит уже то, как хладнокровно она убила его. Он был чертовски жесток и любил пытать людей… хотя речь сейчас не о нем.

Он замолчал. Я тоже не проронила ни звука и даже не шевелилась, боясь спугнуть эти откровения.

Наконец, когда мне уже показалось, что больше он ничего не скажет, Эш проговорил дрожащим голосом:

– Когда я только обратился, жажда мучила меня так же, как и тебя. И я… Ольга не сочла нужным как-то меня остановить, или просто быть рядом со мной в этот момент. А я, обезумев от жажды, перегрыз горло своей племяннице. И теперь это будет преследовать меня вечность.

Да. Я оказалась права. И я бы тоже не смогла простить себя, если бы причинила кому-то вред.

– После этого я еще пытался как-то сохранить в себе остатки человечности, но граф и Ольга… не позволили мне этого. И чем сильнее я просил их пощадить кого-то из людей, тем больше они мучили его на моих глазах. Тогда я пришел к выводу, что лучше спрятать все это в себе как можно глубже. Я замкнулся ото всех вампиров. Я притворялся таким же, как они, но я всегда отпускал своих гостей. А потом появилась ты…

Он шумно вздохнул и снова замолчал, пытаясь справиться со своим голосом.

Да, выходит графиня еще большее чудовище, чем я предполагала.

Не знаю, каким она была человеком и сколько ей лет (хотя, она наверняка старше Эша), но теперь очевидно – в ней не осталось души. И, кажется, я начала понимать, почему он так старательно скрывал все человеческое внутри себя.

– Сначала то, как ты обошлась с Рамоной, огрев ее лопатой… это заставило вступиться за тебя. Рамона, она… если бы дело было только в красоте, то это не задевало бы меня. Но графиня обратила ее по ошибке, и после этого Рамона пыталась доказать ей свою пригодность быть вампиром. Слабая сама по себе, она с удовольствием мучила людей, став хорошей ученицей Ольги. И я не мог отдать тебя ей. И… – он перешел на шепот. – Прости за Роксану. У меня не было возможности спасти ее.

Из моих глаз снова брызнули слезы, и хотя я все еще не видела Эша, но была уверена, он сейчас также плакал.

Роксана… еще одно деяние графини, которому нет прощения. Ведь она легко могла спасти ее.

– Когда ты досталась мне, я думал отпустить тебя, как делал это обычно со своими гостями. Но ты была так удивительна… и я не смог. Прости. Прости, я не хотел. Но когда ты начала говорить о моей человечности я… я вновь вспомнил все то, что Ольга и граф делали на моих глазах с людьми, которых я пытался защитить. Все то, что я не смог бы забыть уже никогда. И если бы Ольга узнала о моих чувствах к тебе… я просто не мог этого допустить. Я так разозлился на тебя за правду. И так испугался. Прости… я знаю, я не достоин, но… может когда-нибудь, ты сможешь простить. Мне надо было просто отпустить тебя раньше, а не дожидаться, пока Ольга что-то почувствует и потребует твоей смерти.

И он ушел так стремительно, что даже обостренным вампирским зрением я едва разглядела его.

Эш.

Вот, выходит, что ты чувствуешь.

Я подошла к дереву, около которого он стоял совсем недавно, и прислонившись к нему спиной, села прямо на землю. Мне нужно было немного побыть в одиночестве. Подумать о будущем, прошлом и настоящем.

Конечно, это не извиняло его поступка, но… хотя бы оправдывало.

Я никак не могла понять, почему он скрывает свою человечность, почему объясняет все свои добрые поступки извращенной вампирской мыслью. Выходит, дело всегда было только в графини. И он делал это не для себя, а для людей.

Чтобы не доставлять им лишних мучений.

Как же он жил все это время? И каково ему приходилось среди остальных вампиров, когда даже его «друг» не догадывался о его настоящих чувствах?

Конечно, он не должен был обращать меня, но… он ведь боялся за меня. Он сделал это, потому что я небезразлична ему. Хотя да, ему надо было отпустить меня раньше, или позволить умереть, особенно зная мое отношение ко всему этому.

А что теперь делать мне?

Да, я немного защищена от графини, но она все равно сильнее меня. И разве это жизнь – мучиться жаждой и бояться сорваться, навредив дорогим тебе людям. Хотя, Эш сказал, что жажда нестерпима лишь первое время, а дальше…

Значит, я должна смириться?

У меня еще было право выбора.

Я могла остаться здесь до рассвета и покинуть этот мир, пока не успела совершить ничего ужасного.

И оставить Эша одного с графиней на целую вечность.

Я могла попытаться справиться с этим сама. В обиде на Эша покинуть его и жить, как жила прежде. Точнее, не жить. Не выходить на солнце, избегать людей. Забыть про всех своих друзей. Тихо сходить с ума в одиночестве, показывая свой никому не нужный характер, от которого будем страдать мы оба.

Или же я могла остаться с Эшем. Могла забыть его поступок, простить его и жить дальше. И конечно помочь ему в борьбе с графиней.

Тогда я останусь в замке, а он не даст мне совершить глупости. Он будет добывать для меня кровь, и учить бороться с жаждой. И возможно, так я даже смогу встретиться со своими родителями. Смогу свыкнуться с этой новой нежизнью. А у нас будет одна вечность на двоих.

Эш тоже хотел этого, я знала. Теперь он сам сказал мне о своих чувствах. О том, что я не безразлична ему.

О том, что его страсть была самой настоящей. Как и моя.

Даже сейчас я любила его, пусть мне и было горько, а во рту солоно от слез.

Слез вампира.

Наверняка теперь мои глаза стали того же насыщенного алого цвета свежей крови, а моя кожа была бледной и твердой, словно мрамор.

Я непроизвольно оглядела свою обнаженную руку. Так и есть. Бледная, безукоризненно чистая, она будто вспыхивала в свете луны таинственным жемчужным блеском. Я потрогала свои волосы, что стали гуще, шелковистей и длиннее. И думаю, я сейчас был куда красивее, чем прежде, если вспомнить то, как восхитительно выглядел Эш.

Я рассмеялась сквозь слезы хохотом, что был близок к истерике.

Подумать только, теперь Билли Уэйлис, который не пригласил меня в школе на бал, наверняка бы сдох от сожаления, что упустил такой лакомый кусочек.

Смех перешел в громкие рыдания.

Или он сдох бы от моих острых клыков.

Я провела под деревом остаток ночи, погруженная в истерику и собственные сбивчивые мысли.

Что ж, единственным выходом было попытаться смириться со своей новой сутью вампира и сохранить в себе человечность, ведь я не изменилась в худшую сторону, если не считать тех моментов, когда на меня накатывала жажда…

Я не успела додумать, как телу поступил отчетливый сигнал бежать прочь с открытого пространства. До рассвета оставалось несколько минут, и солнце вот-вот должно было показаться из-за горизонта.

Этот сигнал исходил из глубины сознания, из той вампирской части, что появилась после моей смерти, и был таким настойчивым, что я тут же подскочила на ноги.

Удивительно, как Эш смог забыть о восходе солнца с таким мощным напоминанием? Или это еще одна особенность новообращенных, наряду с жаждой? Логично, ведь чем меньше возраст вампира, тем быстрее солнце сожжет его.

Я заставила себя остаться на месте.

Нет, я не желала сгореть заживо, но вглядывалась новыми глазами в этот посветлевший мир. Теперь, когда небо стало бледно-голубым, синева ночных красок ушла, уступив место нежным пастельным тонам. И это приносило мне какое-то непонятное успокоение.

Ведь раз я могла наслаждаться красотой природы, значит, справлюсь и с жаждой, оставшись верной себе, да?

У меня еще хватало времени убраться в замок, когда внезапно передо мной появился Эш. Лицо его было полно отчаяния. Он сгреб меня в охапку, сделав это довольно легко, и перенес в спальню, где мы провели такую незабываемую ночь, последнюю в моей жизни.