К слову, наш Мартин был абсолютно другим – легенда, тигр не от мира сего, рубаха-парень. Мы все его очень любили, потому что он был действительно очень милым, прямо как домашний кот, он не проявлял серьезной агрессии даже в ситуации, когда чего-то боялся.

Если бы и Рики был таким, я бы не ставил вопрос о недостатке контроля, но к нам довольно часто попадают такие животные: например, тигрица Анита тоже «подарок» – до того, как она попала к нам, ее держали дома.

Я называю это «психологией распределения», когда люди на фоне других берут себе какую-то роль. Например, когда среди твоих знакомых нет владельцев диких животных, ты думаешь: «А почему бы мне не взять эту роль на себя?» И до тех самых пор, пока такие люди вполне закономерно не поймут, с чем связались, они балуются, а животные растут и превращаются в настоящую угрозу.

Кстати, такие люди катастрофически похожи друг на друга. Кто-то, например, дарит ребенку тигренка, потому что тот родился в год Тигра, всем весело, но никто не загадывает, что делать дальше. В этом и состоят две основные проблемы: никто не думает о том, какими станут эти животные в будущем; а когда они вырастают, никто не знает, что с ними делать. Попав в такую ситуацию, начинают звонить дрессировщикам хищников. А кто из них на слуху? Мы, Запашные. Нам звонят и просят забрать животное, но мы можем взять его, только если у нас есть свободная ниша. Если ее нет – помогаем с перемещением животного в другие, более комфортные условия. Но в конечном счете заводить дома диких зверей – это форма социального баловства, а точнее – безответственности.

Здесь мы возвращаемся к вопросу об эгоизме. Например, когда человек идет к известному актеру за автографом и фотографией, он руководствуется в первую очередь эгоистичными побуждениями. Ведь потом он сможет сказать другим: «Смотрите, у меня есть фотография с этой знаменитостью, а у вас нет!» Это именно эгоизм и самолюбование. Аналогично дела обстоят с людьми, которые заводят опасных животных: они хотят делать красивые фотографии того, как у них по двору гуляет лев, и говорить соседу, мол, у тебя собака, а у меня – лев!

Эдгард

При работе с животными очень важно уловить их индивидуальные особенности. Наш папа, Вальтер Запашный, так сделал, например, с одной рысью из своей группы. Он заметил, что она била лапой по любому предмету, который к ней подносили. Попробовал несколько раз – повторялось и с палкой дрессировщика, и с другими предметами, и в результате он придумал номер: рысь, которая бьет в барабан.

Мы тоже стараемся так делать. Например, брат никогда в жизни не прыгал на тигре. Мы даже не репетировали. А почему? Все очень просто: держаться не за что. У льва грива, дрессировщик за гриву взялся – и прыгнул. В крайнем случае можно надеть шлейку – однажды мы так и поступили, но только потому, что у того льва, с которым мы начали репетировать, именно в этом месте никогда не было волос, как будто специальная залысина от рождения. А до этого Аскольд без проблем прыгал верхом на льве Майкле – просто брался за гриву и делал трюк.

У некоторых наших коллег есть львы, которые «хлопают в ладоши»: буквально – становятся на задние лапы и начинают аплодировать. У нас был такой лев Дэвид, я его поднимал на задние лапы, и он, пытаясь поймать баланс, инстинктивно соединял передние, как будто хлопал. И если это подчеркнуть, если вовремя начать хвалить, то он начнет понимать, что это «приветствуется». Но специально научить этому невозможно.

Например, когда наш лев Филипп становится на задние лапы, это прямо «настоящий лев» – широко лапы раскрывает, сидит красиво. Но как ему сказать, чтобы он лапы свел и начал хлопать?

Также часто бывают трюки, которые требуют совмещения. Львы лучше контактируют друг с другом, чем тигры, их проще объединять в трюках, которые предполагают прямой физический контакт. Если оба тигра – самцы, они очень часто конфликтуют между собой, а львы подходят друг к другу, здороваются, ласкаются, и ты понимаешь, что контактные трюки, совместные, легче делать с двумя львами, нежели с двумя тиграми.

Мы с Аскольдом в основном работаем с тиграми, хотя у нас смешанная группа – наследство от родителей. У папы было пять львов, мы с братом одно время работали с четырьмя. Мне тигры нравятся больше, потому что они более подвижные. Мне хочется добавить драйва и скорости в работу – она у нас и так внешне спокойная. Но вот если все то же самое делать со львами, это будет ровно в два раза дольше: львы никуда не торопятся, на трюк спокойно придут, с трюка спокойно уйдут – и все это будет происходить так чинно и размеренно, что зрители заснут. Львов «разогнать» очень тяжело, тигры – пошустрее.

К тому же есть различия между самцами и самками. У тигров они неярко выраженные, за исключением того, что самцы более вдумчивые и стрессоустойчивые. Самки, особенно в период полового созревания, могут меняться в характере: иногда тигрица так загуляет, что работать невозможно. Или наоборот – после гулки у нее наступает период обороны, она никого к себе не подпускает, все ее раздражает, все бесят. А у самцов все всегда более или менее ровно. Но, с другой стороны, если друг с другом закусятся тигры-самцы, это гораздо хуже. У самок меньше желания нападать. Свое защищать – да, но так, чтобы пойти и задушить кого-то, – нет, у них это стремление возникает гораздо реже, нежели у самцов. Парни более драчливые, чаще хотят выяснять отношения между собой.

Однако и здесь есть индивидуальные особенности. Например, у нас в группе есть белые тигрицы, сестры Жанна и Бритни. Жанна – красивая, эффектная, но, если посмотреть со стороны, она как будто постоянно «на нервах». Вот это как раз и есть ее «стрессонеустойчивость». Она все время в режиме «сейчас меня обидят, сейчас меня кто-то укусит», то есть она не знает кто – но кто-то точно ее укусит. И вот она себе вбила эту мысль в голову. Все время лежит и злится.

И это не из-за того, что ей хочется показать, какая она крутая, а из-за того, что ей не хочется влезть в какую-нибудь неприятную историю. И она заранее так эмоционально показывает: «Лучше не подходи ко мне!» У нее есть невидимая личная зона, в которую она никого не пускает, а если в это пространство зайдешь – получишь по шее точно. Все это знают, поэтому с ней уже и не связываются лишний раз. И у нее так с самого детства. Вот Анита в корне другая – ласковая, умненькая, ищет контакта. Я к ней спокойно подхожу, глажу, и никаких проблем. Все зависит от конкретного животного.

Рассказы и взгляды

Братьев часто путают. Некоторые до сих пор думают, что они – близнецы. Но сами Запашные относятся к этому с юмором – не один раз сами обыгрывали эту тему в теле- и радиоэфирах.

На самом деле они очень разные. Не сказать, что полные противоположности, но контраст чувствуется, особенно когда после беседы с одним из них сразу заходишь ко второму. С одной стороны, это удобно: кабинеты генерального директора и художественного руководителя Большого Московского цирка находятся друг напротив друга, а с другой – странно. Они даже встречают по-разному.

Эдгард – директор, по должности человек максимально четкий: задаешь вопрос – получаешь лаконичный ответ, который традиционно заканчивается словом «дальше» (или, в последнее время, «как-то так»). Это отрезвляет любого интервьюера и, конечно, настраивает на то, чтобы разговорить такого собеседника на истории из жизни и пространные рассуждения. К счастью, мне это порой удавалось.

Аскольд – творец, и это сразу чувствуется. Некоторые отрывки из бесед с ним я бы мог назвать моноспектаклями – настолько живо и артистично он рассказывал, например, о том, как охотятся тигры, из чего произрастает агрессия у живых существ и чему учат режиссеров. Он – рассказчик иного толка, нежели его брат, он почти скальд. И это чувствуется отнюдь не только в интервью – это проходит через все сценарии его цирковых шоу.

Аскольд

Любое живое существо, прежде чем совершить какое-либо действие, обдумывает его, пусть даже очень быстро. Нужно понять, почему, зачем и как именно это сделать – и в момент, когда существо задумывается, оно замирает: останавливается, не двигается, потому что целиком концентрируется на планировании.

Если хищник расслаблен, он лежит, рассматривает что-то, ни на чем не задерживая долго свое внимание. Однако хищники постоянно готовы к атаке: если вы зайдете в вольер к зверю, который лежит с закрытыми глазами, вы поймете, что он не спит, потому что он мгновенно откроет глаза и посмотрит на вас. В дикой природе это выражено еще ярче – хищники фактически всегда находятся в режиме ожидания, как телевизор, который не выключили, а перевели в режим bypass.

Когда хищник смотрит на вас, он оценивает угрозу и определяет, представляете ли вы для него опасность. Тигры в такой ситуации в первую очередь издают специальный звук, отчасти похожий на человеческое фырканье, показывая свои добрые намерения.

Если проводить параллель с людьми, это очень пригодилось бы в ситуации, когда встречаются два незнакомых человека, живущих в опасной среде: у обоих есть оружие, и они должны понять намерения друг друга. Если оба подают условный знак дружелюбия, звуком или другим способом, обстановка разряжается, если же этого не происходит – накаляется. В таком защитном режиме, когда хищник не видит прямой угрозы, он расслаблен, но все равно ожидает нападения. А вот переключение на боевой режим и мысли о нападении у хищников строятся совсем по-другому.

Человек может вынашивать идею довольно долго – от первоначального мотива, от первой мысли может вести длинная нить рассуждений. У хищника в этом плане мышление проще: он решает, для чего ему напасть, прямо сейчас.

К счастью, по тиграм и львам всегда видно, что происходит у них в головах. Если на манеж выходит зверь, которого хищник ждал, он начинает подбираться, готовиться к нападению, старается сократить дистанцию и убрать с пути все лишнее. Он не станет делать вид, что не хочет нападать, как делают люди, – он не будет отвлекаться, он будет смотреть на свою жертву и оценивать момент. Если рядом будет дрессировщик, тигр будет постоянно бросать взгляд и на него, оценивая, насколько сильно тот может помешать атаке. И это можно вовремя увидеть.

К тому же, когда хищник сильно злится, он начинает серьезно нервничать, и это отражается в физиологических реакциях: у него закладываются уши, напрягается челюсть, начинается слюноотделение. Когда нападающий понимает, что ему ничего не мешает, он бросается на свою жертву – и сразу настроен душить. Хищники вроде тигров и львов – профессиональные убийцы, поэтому они нападают бесшумно и быстро, стараются добраться до шеи или холки, чтобы сразу осуществить задуманное: задавить и сломать.

Тигр так ведет себя в природе: прячется в зарослях, когда жертва его не видит, – он выбрал жертву и ведет ее, готовясь к броску. Молодые и неопытные хищники делают по-другому: они бросаются в направлении цели, а уже потом начинают смотреть, оценивать, рассчитывать. По молодым это всегда видно, они несутся вперед с довольной мордой, им нравится ощущение собственной силы, но они еще плохо знают, как охотиться по-настоящему. Взрослые хищники бросаются наверняка, после обдумывания и подготовки.

Дрессировщики видят эту психологию на практике: видят причину эпизода, состояние животного в начале, а потом – следствие, то есть то, к чему это привело. Проводя причинно-следственную связь между первым и вторым, набираясь опыта, мы учимся предотвращать нападения, – потому что благодаря полученному опыту знаем, как ведет себя животное, которое собралось броситься на жертву и лишь ждет удобного случая.

Пожалуй, во время записи этого отрывка я впервые осознал, насколько человек порой становится похож на животных, с которыми часто контактирует. А если прибавить к этому необходимую атмосферу и артистический талант – получается целый мини-спектакль.