– Хорошо. Я побежал! – И пятки мои уже сверкали на пути к спасению Мирай и, как я думал, всего мира.

Стоило мне добраться до ее дома (когда солнце уже полностью зашло и улицы освещались лишь фонарями), как дверь в подъезд отворил какой-то мужчина на удачу мне. Я молниеносно проскочил вовнутрь, поднялся на третий этаж и позвонил в бывшую квартиру Прайсов. Мне открыл какой-то студент моих лет, и я ворвался без единого слова. Тот сначала оробел, но спустя мгновение очнулся и гневно прокричал: «Что за херня?!» – и рванул следом за мной.

Секунд через двадцать в моих руках уже была зажата ручка, взятая со стола, и я вовсю теребил доску под кроватью, пока она не поддалась и руки ее не выудили. Мои глаза уставились в углубление, где покрытый слоем пыли лежал тот самый Дневник, который непонятно каким образом оказался у Мирай и на котором было небрежно написано: «Мирай-разум». Я нетерпеливо вытащил книгу и со всей силой, хранившейся во мне, разорвал страницы, после чего, собрав клочки бумаги, стараясь ни один не пропустить, направился в кухню, плохо контролируя себя.

Студент был в шоке: заметно подрагивая, он костерил меня, грозился вызвать полицию, а мне было не до этого – мои руки уже зверски резали кухонным ножом обложку, крепко пришитое ляссе и исписанные страницы. Я управился со всем за пару минут.

Внезапно по кухне раздался уже знакомый голос: «Молодец, Рэй. Ты сделал всё правильно, осталось лечь в постель и позабыть этот день как страшный сон». Вероятно, наставление слышал только я, потому как единственное, что изрек новый хозяин квартиры Прайсов после случившегося, было:

– Что за зверь! Ты чего делаешь и кто ты такой, мать твою? Да ответь ты уже, сукин сын!

– Если всё взаправду и я не лишился ума, то завтра ты об этом и не вспомнишь, – ответил я и глубоко вздохнул, вывалив нож.

Студент молча с подозрением поднял его и осторожно положил на место, не спуская с меня недоверчивого взгляда. Спустя некоторое время я избавил беднягу от своего присутствия, но перед выходом, задержавшись в дверном проеме, добавил:

– А если всё – вздор, вызови с утра полицию. Я живу в доме напротив, тридцатая квартира. Если, конечно, ты найдешь в этом смысл.

Выбравшись на улицу, выбросил остатки Дневника в мусорку возле своего дома. Холодный ветер по-прежнему хлестал нос и щеки, прохожие и машины продолжали свое привычное движение. Нельзя было точно утверждать, что всё вернется и станет как раньше. Всё же, дьявол меня дери, вдруг я просто сошел с ума?

Разум мой был и пустым, и загруженным одновременно. Всё, что мне оставалось, – это просто пойти домой и, даже не раздеваясь, заснуть как можно скорее, чтобы вновь увидеть Мирай – живую, настоящую Мирай. По крайней мере, я верил, что следующим днем смогу ее увидеть.

Часть вторая
Стирание эффекта бабочки

Глава четвертая
Родная незнакомка

Чудес не бывает. Так мне говорили с самого детства родители. Эдакая закалка перед взрослением. Я так и жил до двадцати – с мыслью, что в жизни не бывает ничего сказочного и невероятного; что если станет плохо, на землю не снизойдет ангел и не поможет мне. Помочь себе могу только я сам. Еще одна фраза, сказанная родителями в копилку к другим, определяющим удручающую истину: жизнь немыслимо жестока и до смерти скучна.

Я провел в забытьи весь вечер и всю ночь, потерял связь со временем полностью. Когда я очнулся (именно это действие лучше всего описывает мое состояние в ту минуту), за окном меня встретило, как обычно, бессмысленное небо, но разрезанное: окно было задернуто портьерной шторой, хотя привычки зачеркивать, пускай и бесцветный, пейзаж у меня никогда не было… Будильник молчал. Иллюзия и реальность смешались. Я сидел неподвижно, потерянный, опустошенный, не в силах уговорить свой мозг встать на привычную рациональную колею. «Что это было? Сказочный кошмар или бесформенная мечта? Плевать. Это просто сон». Мое утро пропиталось меланхолией и даже апатией. Она струилась из каждого предмета мебели, из каждого угла квартиры. Не сказал бы, что эти годы утро имело хоть какой-то оттенок, кроме серого, однако грусть и такую пустоту по утрам я давненько не испытывал. Обычно подобные ощущения приходили ко мне в течение дня, а не в его начале. Возможно, так на меня действовали грезы о Мирай.

В комнату, словно из ран исполосованного неба, сквозь маленькую щель портьерных штор нежно протекал свет утреннего солнца, умиротворенно мерцая на полу и стене. В нем блестела пыль, что не спеша клубилась в воздухе и наполняла атмосферу неким чувством целостности. Благодаря этой, казалось, пустой поддержке природы я понемногу приходил в себя. Вот оно. Совершенно обыкновенное утро.

Я встал с постели, потянулся и пошел на кухню.

– Доброе утро, сынок, – поприветствовала меня мама, нарезающая салат.

– Доброе… – спросонок ответил я, протирая глаза. А затем, спустя секунд пять-десять, пришел в себя, и меня словно окатило ушатом холодной воды. – Стоп! Что ты тут делаешь?

– А? Как что? Мы с твоим отцом приехали погостить пару дней, – объяснила мама. – Забыл, что ли?

– А… отец где?

– На лыжах в Октарианском лесу. С раннего утра. Скоро вернется.

«С каких это пор мой отец занимается спортом? – тут же озадачился я, присев на стул. – Что происходит?»

– Давно вы здесь?

– Вчера вечером приехали.

«Неужто кратковременная амнезия? Да нет, чепуха какая-то. Я же отчетливо помню, что́ делал вчера вечером, и родителей на тот момент даже в городе не было. Или это приснилось? Ох, не вспомню…»

– Понятно, – ответил я, смирившись и поглядев на часы: десять сорок девять утра. «У меня что, сегодня выходной?» – И долго ли тут пробудете?

– Пару дней, сынок. Я же говорила. Потом у меня командировка в Египет.

– В Египет? – удивился я. – Что, неужели там нашли секретную базу инопланетян под пирамидами?

– О чем это ты?

– Ну, ты же понимаешь, что пишешь бред сивой кобылы для статей в интернете?

Мать обратила на меня такой взгляд, будто смотрит на больного ребенка.

– Рэй, с тобой всё хорошо? – вдруг спросила она.

– Да вроде. А что?

Она вздохнула, а затем выдала:

– Я уже давно не пишу такое. И даже блог свой перестала вести.

– Да? – Я даже бровью не шевельнул. – Удивительно, мы в последние пару лет так редко видимся, что я об этом узнал только сейчас.

– По-моему, я тебе сразу сообщила, как закрыла блог.

– Не помню, извини. И что же ты пишешь сейчас?

– Теперь я и твой отец работаем вместе. Пишем на заказ об общественных проблемах, урбанистике, политике и о всяком в этом духе. Ты сам как-то сказал мне, что писать нечто серьезное и по-настоящему информативное для рядовых читателей в перспективе куда выгодней, чем писать статьи, полные конспирологии, для интернет-задротов. И могу сказать, ты не промахнулся. Прибыль за месяц идет только вверх.

– Опять не помню. – Я пальцами левой руки помассировал висок. – Когда же я такое говорил?

– Где-то год назад. Ты еще сказал, что тебе стыдно за то, что я пишу всякую ерунду.

Я лишь молча покивал, нахмурившись, в попытке выудить что-либо из памяти, но так ничего и не вспомнил.

«Так-то оно так, но… я совсем не могу вспомнить, что когда-либо говорил подобное ей напрямую. Вроде мне было не до этого. А после ее съезда – абсолютно до лампочки. Что вообще, черт возьми, творится?»

Я активировал экран смартфона: суббота, 13 января 2018 года. Никакой это не выходной для меня. «Почему я не завел будильник?!» – внутри назревало беспокойство.

– Эм-м, пойду, пожалуй, на учебу. – Я встал со стула и спешно направился к выходу.

– Ты нашел новый институт? – остановила меня мать внезапным вопросом.

– А?

– Ты же писал, что тебя исключили за многочисленные прогулы. Еще месяц назад.

– Что?! – не удержался я. – Когда?

– Нет, дорогой, с тобой явно что-то не то. Дай-ка потрогаю лоб.

Мама хотела было подойти ко мне, но я попятился от нее прочь.

– Всё со мной в порядке! И меня никто не исключал.

– Мне показать переписку? Ты ведь даже не поел, сынок! Я для кого салат нарезала?

– Я не хочу есть, прости. Мне надо выйти, освежиться…

Я впопыхах накинул куртку и шапку и после опрометью выскочил из квартиры.

Снаружи стояла неизменная стужа. Но даже она не могла успокоить меня. Я на всякий случай проверил дату по телефону еще раз – суббота, 13 января 2018 года. Ничего было не ясно. Я глубоко вдохнул и выдохнул, после чего быстрым шагом пошел в сторону автобусной остановки, чтобы доехать до института и проверить свой статус там как студента.

Проходя мимо магазинчика техники – места, где некогда располагалась родная парикмахерская, – уже бог знает в который раз, я увидал знакомое лицо, промелькнувшее на секунду. Знакомые волосы и фигуру. Я обернулся и еще раз смерил взглядом прошедшую мимо девушку. Сомнения отпали в момент – это была Мирай Прайс! Повзрослевшая, с уверенной походкой.

На размышления, как да почему, не было времени. Я не растерялся, тотчас же крикнул: «Мирай!» Она обернулась и непонимающе посмотрела на меня. Это были глубокие и прозрачные, как озеро, глаза. Я любовался ею, пока приближался. «Как же ты, Мирай, выросла…» – с каким-то ностальгическим чувством подумал я, а подойдя к ней, сказал:

– Мирай, где ты пропадала всё это время?

– Простите, а вы кто? – донеслось до моих ушей, и вмиг весь мир как будто бы остановился.

Я почувствовал, как воздух застыл в горле и как сердце забилось чаще. «Как это – кто я?» – спросил себя сквозь нервный смешок, а после снял шапку и сказал:

– Это же я, Рэй! – Рукой задрал челку, обнажив лоб. – Ты… ты меня не помнишь?

– Я не знаю вас. Впервые вижу, простите… Не обознались?

Взгляд мой непроизвольно устремился на магазинчик техники рядом – его на месте не оказалось. Вместо него там как ни в чем не бывало красовалась вывеска: Favorable Price Hairdresser’s. Удивлению моему не было предела.

Мирай уже повернулась и собралась было уйти, но я, не придумав чего получше, спонтанно выкрикнул ей в спину:

– Сыграй мне на барабанах после занятий!

Она резко остановилась, порывисто повернулась и подозрительным взором воззрилась на меня.

– Кто ты такой? – спросила она недоверчивым тоном.

«Хех, сработало».

– Я Рэй Хэмфри, – ответил я, всё еще не веря в происходящее.

– Откуда ты меня знаешь?

– Сложно объяснить. Если расскажу, ты не поверишь.

– Мне плевать, – вдруг резануло мне слух. Я крайне изумился. Когда это Мирай начала так грубо выражаться? – Объясняй.

– Оу, эм-м… Слушай, у меня скоро пары начнутся. Давай после учебы поговорим?

«О чем ты только думаешь, болван? – гневалось что-то внутри меня. – Ты три года мучился, три года тосковал по ней, а сейчас даешь деру?»

Мирай надулась, стрельнув куда-то в сторону ядовитым недовольным взглядом.

– Ладно, – согласилась она. – Жду тебя в этой парикмахерской в три часа. Чтобы точно пришел!

– Х-хорошо… – Я просто не мог принять то, как ведет себя Мирай.

Она, не проронив больше ни слова, развернулась и скрылась где-то за ближайшим углом^[14]. Я был выбит из колеи. Случившееся потрясло меня не на шутку. И вдруг на ум пришел вчерашний «сон».