Расстраивать Хворя в мои планы не входило. Вот и сбежала я с пары его искать.

У него и без меня жизнь тяжёлая, а мне несложно завтра заскочить к декану.

Первое предположение не оправдалось – в курилке старосту не видели. Я, если честно, вообще сомневалась, что Хворь курит. Хотя в наше время почти все бегали в небольшое помещение напротив туалета, оборудованное специально под это дело. Понятно, что предназначалось оно для преподавателей, но пользовались им в основном студенты.

И я бы бросила эти нелепые поиски, если бы за стеной в туалете рядом с курилкой не услышала звуки ударов и крики.

Мужской туалет располагался рядом с женским. И у меня не возникло сомнений, что бьют нашего старосту.

Кто бьёт и почему, пока не поняла. Но мне с первого дня учёбы казалось, что ему прилетит. Хворь всем своим видом байтил, да только оказался слишком богатеньким, чтобы попасть под руку местным старожилам.

Мысль, что я жду, когда же, наконец, накостыляют старосте, неприятно обожгла изнутри.

«Ты б ещё обрадовалась и ладошки потёрла», – упрекнула совесть.

Стало до невозможности стыдно, и я тут же побежала на выручку.

Потому что даже зануды высшего качества иногда могут пригодиться.

Столкнулась на входе с двумя старшекурсниками, бросившими мне вслед: «Отмороженная!».

Обстановка в туалете к романтике не располагала.

Здесь действительно была драка. На полу виднелась кровь, а зеркало над раковиной разбили.

Мерное постукивание шло из крайней кабинки. И, судя по голосу, били действительно Хворя.

Я постучала в исписанную кучей дурацких надписей дверь:

– Хворь, с тобой всё в порядке? Они тебя обидели? – Я вспомнила лица вышедших старшекурсников. Стасу скажу, он разберётся с придурками.

К стуку прибавился протяжный крик:

– Заткнись! Заткнись, наконец! Хватит!!!

Ого, тут ёжиков набежало.

А вдруг он сумасшедший? Набросится сейчас на меня.

Я наклонилась и заглянула под дверь кабинки, готовая лицезреть старосту без штанов.

Честно, без какой-либо задней мысли. Ну ладно, интересно было, чего это он там делает. И не зря ли я вписалась его спасать. Или, может, он так с девушкой отдыхает, не зажигательно.

Хотя последняя мысль явно была лишней.

Морально я себя уже простила. Пусть это будет самый позорный кринж в моей жизни. Мне главное понять, что он просто дрочит активно, а разрушения в туалете его не касаются.

Да куда там.

Кровищи под ботинками Хворя было ещё больше, чем рядом со мной.

Но ноги стояли одни и одетые в брюки. То есть не дрочит, не трахается, его не бьют… Во всяком случае, сейчас. Так сильно надругались, что он до сих пор в себя не пришёл?!

А что, собственно, происходит?

– А что, собственно, происходит?! – повторила я вслух. Ну, надо же узнать, смысла молчать не видела. – Давид, могу я чем-то помочь?

Добить, например?

Надо срочно позвать Стаса! Умная мысля мигнула в мозгу и пропала.

На мой вопрос староста закричал громче, последовал удар, и со стены посыпалась крошка краски.

Так, лучше позвонить в полицию.

Достала телефон, но как назло, в туалете связь не работала.

Потыкала в экстренный вызов – бесполезно.

А Хворю явно хреново.

Почти не думая, достала банковскую карточку, просунула через щель, подцепила язычок замка и подняла вверх.

Потянула дверь кабинки на себя.

***

Староста опёрся обеими руками стену и бился об неё головой. Новые разводы крови в художественном беспорядке добавлялись к уже имеющимся. Налицо акт вандализма.

Давида покрывала густая мешанина из соплей, слюны и кровищи, стекающая по белоснежной рубашке почти до пояса. Даже волосы стали розовыми от крови.

Бормотал Хворь что-то типа «Выйди из моей головы». Он меня, кажется, не заметил.

На попытку потрясти за плечо отмахнулся.

Дальше слушать его бредни я не стала.

Выдохнула, перехватила старосту за плечо, как учил батя, и макнула башкой в туалет.

Хорошо, что Хворь по комплекции больше на скелет тянул, чем на нормального парня.

Да и то долго держать его не смогла.

Староста скинул меня, осел рядом с бачком и недоумённо уставился на открытую дверь кабинки.

«Надо было слить воду», – подумала с запозданием, заметив кусочек туалетной бумаги на лбу у парня. Плюхнулась на пол, переводя дыхание.

– Синицына?! – недоверчиво спросил староста. – Ты почему в мужском туалете? Совсем сдурела?

Ой, я даже растерялась. Исполнилась моя мечта – старосту макнули в унитаз. Я теперь себя всю жизнь за это презирать буду. Но это же исключительно с благими намерениями.

– Да расслабься. Ты орал на пол-инста. Странно, что больше никто не прибежал. – Я достала сигарету и чиркнула зажигалкой. – Что случилось? Они тебя избили?

– Здесь запрещено курить, – тихо упрекнул Хворь. – Никто меня не трогал.

Явно соврал.

– Ты кого-то покрываешь, – я заметила, как при этих словах староста покосился мне за спину. Оглянулась. Но там, кроме белой квадратной плитки и битого зеркала, ничего не было.

Хворь протянул ко мне слегка трясущуюся руку. Я пожала плечами и передала ему сигарету.

– Вообще-то, я новую просил, – скривился староста, но бычок взял и досмолил. Фильтр стал розовым после его губ.

Да, он явно ненормальный. Я с опаской посмотрела на лоб парня. Из рассечённой раны сочилась кровь.

Дверь туалета открылась и тут же с матом захлопнулась.

– Лучше нам свалить. Сейчас охрана прибежит, – предупредила я, размышляя, успеем ли мы выкурить ещё одну.

Хворь встал, поднял с пола пачку таблеток, валяющуюся возле толчка, высыпал всё в унитаз и смыл.

– Больная на всю голову, а вдруг я здесь без штанов кричал?! – бурчал он во время процесса.

– Так даже лучше было бы, а то я против наркотиков, – я следила за ним с возрастающим чувством тревоги. Вот кто бы знал, что староста шыряется.

– Это не наркота, это успокоительное, – он смял упаковку и выбросил.

– А-а-а, ага, а выглядит совсем как наркота.

– Я б её тогда не слил, – он переместился к раковине и начал умываться, забавно отфыркиваясь от воды. Долетевшие до меня капли были арктически холодными.

– Ну-ну! – я тоже поднялась. Заметив, что перепачкала ладони, развернулась осмотреть спину. Задница оказалась серой от грязи.

– Заходить в мужской туалет дамам неприлично.

– Зануда.

– Извращенка.

– Всё нормально? – я на самом деле за Хворя беспокоилась. Уж больно странно он себя вёл.

– Да, – коротко ответил он.

Давид явно пришёл в себя, смотреть стал осмысленно, но пока немного ошеломлённо, и выглядел отвратительно. Весь мокрый, перепачканный. А в глазах паника.

– А по тебе и не скажешь.

– Тогда чего спрашиваешь?

– Может, тебе помочь чем?

– Ага, помоги голову вымыть, – он стянул с себя рубашку и быстро протёр ей стену, пол и раковину.

Пока всё выглядело именно как заметание следов.

– Ты чего собрался делать?! – то есть я поняла, что он сейчас здесь мыться будет. Но это фигня какая-то. – Тебе к врачу надо!

– Я не пойду к врачу. И не могу вернуться домой в таком виде. Отец убьёт меня.

– Да ты сам себя убьёшь.

Хворь посмотрел так, что у меня краска с волос начала слезать. Я прям почувствовала, как седею.

Он точно наркоман. Поэтому и кровь вытирает, и таблетки спустил в унитаз.

Во что ты опять вляпалась, Синицына, со своей неуёмной страстью помочь ближним?!

– Может, ко мне? – предложила робко. А голос в подсознании верещал: «Сдай его ментам, сдай!».

Но, ёжики-уёжики, он мой одногруппник. И, наверное, не от хорошей жизни бесится. Или как раз из-за неё?

Серые глаза прожгли презрением. С таким выражением лица можно в суперагенты идти, противники сами дохнуть будут. От чувства стыда.

Хворь вытащил расчёску из рюкзака и попытался расчесаться. Понятное дело, вышло плохо. Тонкие руки двигались как изломанные палки, слегка хаотичными рывками.

Спина Хворя оказалась вся покрыта синяками. Одно ярко-фиолетовое пятно спускалось по его позвоночнику к намокшим брюкам. Штаны на старосте держались исключительно на честном слове и немного на бёдрах. Резинка трусов белела поверх ремня.

Его худоба прямо поражала. Не кормят его, что ли?

– Я на Маяковского живу. Недалеко тут, – пробормотал мой язык, пока мозг продумывал пути отступления и читал название бренда: «Кельвин Кляйн». Оу.

– Не надо. Я пойду.

– Погоди. Я тебя не могу так отпустить. А вдруг ты опять башкой о стены начнёшь биться? – спохватилась, понимая, что Хворь сейчас свалит.

Рубашку он выкинул в мусорку. Туда же полетели разбитые очки.

– Отстань от меня!!! – рыкнул парень.

Я отшатнулась, но попыток достучаться до него не оставила:

– Как же мы без старосты? Кто мне на мозжечок капать будет?

– Заткнись! – он ещё раз вымыл руки. Плеснул воды себе на спину.

Именно под крик Хворя в туалет зашёл охранник. Хмуро оглядел картину маслом.

Розовые, неумело размазанные разводы на стене и полу. Осколки стекла. Полуголый мокрый Хворь и я, прикуривающая вторую сигарету.

Мигом подлетел ко мне и осмотрел:

– Скорую вызвал. Он тебя изнасиловал? – обращался охранник исключительно ко мне. Хворь замер, не донеся очередную порцию воды до лица. Серые глаза прищурились.

– Не, всё норм. У нас игры такие. Мы встречаемся, – мило улыбнулась я охраннику, спиной чувствуя прожигающий взгляд старосты и отчаянно краснея.

– Это мы разберёмся потом, – буркнул охранник, хватая Хворя за локоть и выкручивая ему руку за спину.

***

Чёрт, чёрт, староста, конечно, нарик и ненормальный, но он же свой.

Я пнула охранника под колено, схватила одногруппника и побежала.

Удивительно, но Хворь бегал даже быстрее меня.

Уже на улице, свернув в подворотню, я притормозила его и выдохнула, выпуская облако пара в холодный февральский воздух:

– Надо вернуться за куртками. Замёрзнем.

Хворь отрицательно покачал головой. Сумки мы схватили, а вот верхняя одежда осталась в гардеробе. Её забирать времени не было. Мы и так перескочили через турникеты.

– Я схожу заберу вещи, а ты… – я призадумалась. За то время, пока я буду таскаться за куртками, староста окоченеет. Он был без рубашки. В одних брюках. – Может, всё-таки ко мне? Быстрым бегом минут через десять будем дома.

Другого варианта я не видела. А там и придумаем что-нибудь.

А Хворь подвис, переступил с ноги на ногу, немного подумал и согласился:

– Уговорила. Это же ты виновата в моём состоянии.

– Чегой-то?

– Бесишь меня.

И мы побежали.

ГЛАВА 5. Немыслимые барьеры

Давид Хворь

Быстрый бег и холодный воздух помогли взять себя в руки. Но пальцы продолжали дрожать.

Почему он сорвался в институте?

Раньше такого не было.

Он всегда контролировал эмоции.

Держался в стороне от призраков.

Игнорировал то, что не должен был видеть.

Но сегодня тварь перешла все границы.

Все мыслимые барьеры!

Давид просто пытался успокоиться. Умылся, продышался, расчесался.

Но чёрная тварь выползла из-за спины и, как это обычно бывало, зашипела что-то нечленораздельное. Вот только сегодня она была намного настойчивее, чем обычно:

«Убей её, убей!» – заскрежетало в мозгу.

Давид догадывался, что слышит эти голоса отчётливее, когда испытывает сильные эмоции, особенно негативные.

Его бешенство подстёгивало тварей. Призраки, как он их именовал про себя, или галлюцинации, как называл их психотерапевт, слетались к Давиду, будто он маяком светился в темноте. Монстры кричали на него, ругались, постоянно требовали чего-нибудь, стучали по трубам и отключали сотовую связь, даже в наушники периодически забирались.

Но Давид научился не замечать их.