В ночь на восьмое сентября Коллинс ушел в браконьерскую вылазку с товарищем и неизвестно где добытой динамитной шашкой. Вернулся под утро, с парой дюжин увесистых щук. Бетти чуть не заплакала, увидев такое. С одной стороны, хорошо – если удастся продать, то будет много денег. И даже можно будет утаить для себя парочку монет. Но с другой стороны – как успеть все продать, пока рыба не испортилась?

Коллинс улегся спать, а Бетти наскоро выпотрошила половину улова и залила холодной водой. Эту рыбу она продаст в Вест-Энде, позже, когда богачи проснутся. На Вест-Энд весь день уйдет. Другую половину Бетти сгрузила как есть в корзину и понесла в сторону старого рынка Спиталфилдс, что стоял относительно недалеко. Попробует всучить ее местным торговцам, еще час и они развернут свои лавки. Пусть не полную цену, но хоть сколько-то выручить. Так рассудила Бетти.

В полшестого утра на улицах Уайтчепела самая тишь. Пьянчуги уже спят, рабочий люд еще спит. Бетти торопилась, с трудом волоча тяжелую ношу. Синяя венка на тонкой шее набухла от напряжения. Она поминутно перекладывала корзину из правой руки в левую и обратно. Пот струился по спине и груди за затертый до дыр лиф платья.

Вывернув на Хэнбери-стрит, Бетти юркнула в подворотню, думая сократить путь через задние дворы. В темном переходе, что соединял два старых заброшенных дома, кто-то был.

Бетти поняла это сразу, как только ступила из предрассветных серых сумерек в кромешную черноту перехода. Она сделала по инерции несколько шагов и замерла в ужасе. Да, кто-то был рядом, на расстоянии вытянутой руки. От него пахло сырым, сладковато-приторным, тошнотворным. Он дышал прерывисто, скрипел кожаным одеянием, наводил жуть на юную ирландку.

Встретить кого-либо в подворотне не так уж и необычно, но странно было, что этот кто-то молчал и не двигался. Он словно замер в ожидании, вперив в Бетти тяжелый взгляд, который она не видела, но чувствовала. Она улавливала очертания кого-то черного, невысокого, худого… и… смутно знакомого. В позе ли силуэта, в абрисе ли узкой фигуры поймала она ощущение дежавю. Или это было во сне, в одном из ночных кошмаров?

Вжавшись спиной в склизкие камни стены, Бетти сделала маленький шажочек в сторону. Еще один, еще…. Тяжелая корзина царапала ноги, скрежетала ивовыми прутьями. Наблюдатель поворачивался вслед за Бетти, молчал и коснуться ее не пытался.

Добравшись почти до края стены, Бетти выскочила из подворотни и резко обернулась. Все, что она успела заметить – это черный сюртук, мелькнувший в просвете противоположного выхода. Страшный «кто-то» убежал.

Облегченно выдохнув и переведя дух, Бетти перехватила корзину поудобнее, развернулась и…

… пронзительный девичий крик разорвал утреннюю тишину.

Мокрые тельца щук, еще шевелившие жабрами, высыпались на пожухшую траву рядом с ошметками человеческого нутра. Небо опрокинулось на Бетти, придавило ее удушливым ужасом. Бетти лишилась чувств.

***

– Это была Энни Чэпмен, из Шордитча, – причитала Мэри Джейн, натирая виски Бетти бальзамом. – Все нутро ей разворотили, вытащили женское. Говорят, так и не нашли, Зверь его с собой забрал. Ну же, Бэт, оживай. Страх, конечно, такое увидеть. Я б умерла на месте. Хорошо, что нашли тебя быстро. Говорят, ты так закричала, что аж в Вест-Энде услышали. Понабежал народ. Ну как ты? Ну?

– Спасибо, Мэри Джейн, уже лучше, – Бетти опустила голову и тихонько заплакала. – Я рыбу там оставила, уронила, и даже не вспомнила. Отец убьет меня.

– Да уж, это как пить дать… папаша Гарви может.

Они сидели в комнате Мэри Джейн. Бетти уже дала показания полицейским инспекторам, и ее отпустили. Время перевалило за полдень.

– Мэри Джейн, милая, сходи со мной в Вест-Энд. Еще осталась дюжина чищенной, если я ее сегодня не продам, мне не жить. В Вест-Энде у меня постоянные покупатели, они задорого возьмут. Только я одна, боюсь, не дойду. Ноги до сих пор трясутся. Страшно на улицу выглянуть. Сходи со мной, прошу тебя.

– Только корзину не потащу, рядом пройдусь.

– Спасибо! Спасибо, Мэри Джейн! Я сама донесу, ты просто будь рядышком и говори со мной, чтоб мне не думать.

Бетти уложила приготовленную с утра рыбу в старую корзину, накинула сверху полотенце, подвязала свою тканевую сумочку на пояс, и спешным шагом девушки отправились в Вест-Энд.

Чем ближе подходили они к Бишопсгейту, тем шире и чище становились улицы, приветливее люди и дома. Бетти целенаправленно шла на Лайм-стрит, в дом номер двенадцать. Мистер Блейк, что жил там, обычно забирал с половину улова, но очень любил поболтать. Времени на разговоры было жалко, но старик хорошо платил. А сейчас очень нужно было продать оставшуюся рыбу по выгодной цене.

Бетти поднялась на крыльцо, уставленное по краям глиняными вазонами с мелкоцветущей белой аренарией. Дверной молоток в виде львиной морды с кольцом в зубах ощерился клыкастой медной пастью. Бетти постучала. Дверь открыл хозяин.

– Добрый день, мистер Блейк, – улыбнулась Бетти как можно непринужденнее. – У моего папаши сегодня отличный улов. Двенадцать щучьих хвостов! И уже чищенная. Посмотрите?

– Беатрис Коллинс, – ласково заворковал старикашка. – Здравствуй, здравствуй. Улов действительно хорош. Ну-ка, ну-ка? Возьму, пожалуй, парочку. Подожди, я крикну свою кухарку.

Пока широкогузная женщина в белом чепце и переднике выбирала из рыб те, что потолще, мистер Блейк ел Бетти глазами:

– Ты страшно похорошела, Беатрис, сколько тебе лет?

– Семнадцать.

– Так и живешь с отцом?

– Да, сэр.

– А кто эта… мисс, что пришла с тобой? Твоя подруга? – Блейк кивнул в сторону Мэри Джейн, которая с развязным любопытством глазела на дома в округе, посасывая кончик распущенной шнуровки лифа.

– Нет… да, – покраснела Бетти. – Это мисс Кэлли, она снимает у нас комнату.

– Комнату… что ж. Ты выглядишь бледной, – резко переменил тему он. – Все ли в порядке со здоровьем, милочка?

– Да, сэр… просто устала, – всхлипнула Бетти.

От сочувственного тона собеседника ей стало жалко себя. И как это часто бывает, что держится человек, стойко идет сквозь испытания, но стоит кому-то пожалеть его, проявить внимание и… потекли уголки губ вниз, побежали горькие слезки, комом в горле встала обида.

– Ай-я-яй. Да у нас налицо гемолитическая анемия и нервное расстройство в добавок. Ну-ка, ну-ка, скажи мне, милое дитя, ешь ли ты фрукты? Яблоки?

– Иногда, сэр.

– Ммммм, – протянул мистер Блейк задумчиво, и обратился вдруг к своей кухарке. – Эстэр, у нас завтра гости, а не угостить ли их биточками из крученой щуки, как вы умеете? Забирайте-ка всю рыбу. Решено. И еще, принесите пару яблок для двух юных дам.

Ворчащий чепчик удалилась и спустя минуту вернулась с пустой корзиной и двумя огромными красными яблоками.

– Угостите мисс Келли и себя, – сказал мистер Блейк, протягивая девушке яблоки и два шиллинга. – Молодому организму необходимо железо.

Бетти не верила своим глазам и ушам. Выкупил всю рыбу за раз! И заплатил по полной цене, не торгуясь. Не в состоянии произнести ни слова, она прижала яблоки к груди и попятилась назад, кланяясь и швыркая носом.

– Да он запал на тебя! – хихикнула Мэри Джейн, когда девушки отошли от крылечка подальше. – Как он на тебя пялился?! Вот кто заплатит тебе за первую ночь все десять шиллингов!

– Мэри Джейн, уймись. Он же старый!

– Да не-е-ет, это тебе, малолетке, все, кто старше пятидесяти лет – старики. А он очень даже ничего. Подтянутый, чистенький, не противный. Знаешь, какие бывают клиенты? Бу-э-э! А этот для первого раза самое то. Хочешь, договорюсь с ним? Мне с этой сделки шиллинг.

– Прекрати! Я не хочу слушать!

– Вот упрямая. Чего тянуть-то, все равно там будешь, – хмыкнула Мэри Джейн. – Иди домой одна. Я погуляю, может, подцеплю кого поприличнее.

– Но ты же обещала проводить?

– Отстань.

Три, четыре

Прошла неделя, вторая… еще одна. Лондон гудел, обсуждая ужасные убийства двух уайтчепелских проституток. Зверя так и не поймали, оттого липкий страх растекался по улицам, как осенний туман, город замер в ожидании, город ждал… новостей.

Жизнь Коллинсов шла прежним чередом. Гарви либо пил по-черному, либо уходил в двух-трехдневную завязку. Но что из этого было большим злом еще не известно. Он связался с русским эмигрантом, неким Мишей Острогом, злобным сумасшедшим, таким же пропойцей, что и Гарви Коллинс. Это был тот самый русский, что спорил с Мэри Джейн в день первого убийства. Он поселился в доме по соседству. На их улице было много русских.

Миша часто захаживал в гости к Коллинсам и почему-то до смерти возненавидел Мэри Джейн, говоря ей гадости и скабрезности каждый раз при встрече.

– Што, жива ишчо, kurva? – кидал он ей вместо приветствия на смеси русского и плохого английского.

– Иди ты, – огрызалась Мэри Джейн, но уходила сама от греха подальше с глаз долой.

Однажды Миша завалился к Коллинсам в нездоровом возбуждении, громко шипя беззубым ртом и вращая глазами:

– Еще двух, слышали? Двух еще прирезал сегодня!

Коллинсы, обедавшие в тот момент, подскочили из-за стола, а Мэри Джейн, выбежала из комнаты.

– Двух сразу! За одну ночь! Vo daet, а? – Миша непрерывно похлопывал себя по ногам и нелепо, не в такт пританцовывал. – Говорят, видели человека в кожаном фартуке. Ну, Бетти, ты же тоже видела кожаный фартук, а? А?

– Нет, ничего я не видела… слышала только, – вышептала Бетти и содрогнулась от воспоминаний.

– Эй, shluha, скоро Зверь и за тобой придет! – оскалился Миша в сторону Мэри Джейн. – Придет и отрежет тебе уши!

Та громко выругалась и захлопнула дверь.

Спустя два дня в The Times² напечатали фотографию письма, доставленного в Скотленд-Ярд 29 сентября, за день до убийства двух проституток, о коем говорил русский. Их звали Элизабет Страйд и Кэтрин Эддоус.

Письмо было написано красными чернилами и содержало следующий текст³:

Гражданин начальник,

Я продолжаю слышать, что полиция следила за мной, но пока не может определить мое местоположение. Я смеюсь, когда они выглядят такими умными и говорят о том, что они на правильном пути. Я бился в конвульсиях от той шутки о кожаном фартуке. У меня заканчиваются шлюхи, но я не перестану потрошить их до тех пор, пока меня все-таки не арестуют. Последняя работа была просто шикарна. Я не дал той девушке возможности и пикнуть. Как они могут меня поймать? Я обожаю то, чем занимаюсь, и хочу продолжать. Вскоре ты услышишь обо мне и моих веселых шалостях. С последнего раза осталось немного красной жидкости в бутылке из-под имбирного пива, чтобы ей писать, но она стала густой как клей, и я не могу ее использовать. Надеюсь, красные чернила подойдут, ха-ха. В следующий раз я отрежу уши у девушки и пошлю их полиции просто ради забавы. Сохрани это письмо, пока я занят работой, а потом полностью обнародуй его. Мой нож такой приятный и острый, что я бы занялся делом немедля, будь у меня возможность. Удачи. Ваш покорный слуга

Джек Потрошитель

С твоего разрешения под псевдонимом

P.S. Не отправляю это письмо, пока не сведу всю красную пасту со своих рук, чтоб ее. Пока безрезультатно. Сейчас они говорят, что я доктор. Ха-ха.

Бетти принесла газету из Вест-Энда, стащила с крыльца одного из тех красивых домов. Она делала так иногда, чтобы практиковать чтение. Книг в их доме не было, даже библии. А читать она как-то выучилась еще при матери, вот и подворовывала плохо лежащие газетенки или подбирала выброшенные.

Она прочитала статью Мэри Джейн. Та трясла кулаком в потолок, ругаясь, как портовый грузчик:

– Сволочи, гады, мрази! Как честной девушке заработать тут? И имя-то какое придумал – Джек Потрошитель! Ублюдок! Бьюсь об заклад, это ваш русский приятель! Или любой пьянчуга из округи, – она плаксиво поджала губы, в глазах страх. – Надо валить отсюда. Я съезжаю, Бетти, завтра же съезжаю из этого вонючего места. Поехали со мной, в последний раз зову!

– Куда, Мэри Джейн?