Батафи что-то пробормотал в сторону и покачал головой. Его лицо стало прежним, но даже более измученным и истощенным, чем раньше. Это была всего лишь игра тени, убеждал себя Принц. Потрясение нескольких предшествующих дней сыграли с его воображением злую шутку, и не было ничего противоестественного в том, что внезапно обезумевший Батафи произвел на него такое тягостное впечатление. Нужно было увести его их гостевых покоев без лишнего шума. Однако Принц не был уверен, что шут помнил о его присутствии. Он выждал еще несколько мгновений.

– Батафи? – осторожно позвал он.

Шут продолжал мерно покачиваться, словно убаюкивая себя. Принц не мог больше оставаться с этим существом наедине, и он решил позвать на помощь лекарей. Он развернулся, чтобы уйти, но тут же услышал, как осипший, сорванный голос окликает его:

– Бедный, бедный Принц!

Он обернулся. Батафи все еще смотрел в сторону. Он должно быть, бредил. Может быть, несчастный тронулся умом, когда услышал недавний шум, может быть, им овладела лихорадка. Нужно было немедля позвать в комнату лекаря. Но что он позабыл в этой гостиной? Ответы могли подождать. Нужно было во что бы то ни стало вызвать подмогу.

Принц опять двинулся к выходу, а Батафи снова повторил:

– Бедный, несчастный наследник!

– Да что с тобой происходит? – не сдержался Принц, разворачиваясь на каблуках и резко подбегая к шуту. – Скажи, это твоя очередная шутка? Это розыгрыш? Что ты задумал, выставить меня дураком?

– Ах, ваше высочество, – хрипло ответил Батафи с внезапной ясностью, – я бы ни за что не удумал такого – выставить вас дураком. Дурак в этом замке может быть только один.

– Демон! – выругался на него Принц себе под нос, не зная, что делать.

– А-а-а! – понимающе просипел шут. Он смолк.

– Что это значит? – потребовал Принц.

Батафи не отвечал. Принц взял его за плечи и легонько потряс.

– Что это значит, шут?

– Вы опять зовете его… Но я больше не могу помочь, он здесь! Я здесь! Мы с ним вместе – здесь!

– Что ты мелешь?

– Демон, ваше высочество. Вы уже заказывали демона на этой неделе.

– Да что это за чертовщина! – воскликнул Принц.

Батафи засмеялся.

Принц вспомнил о гостях и постыдил его:

– Тише, ты разбудишь их.

– Их? – взвизгнул Батафи. – Их? Они спят таким сном, от которого не просыпаются!

Его взгляд был чертовски серьезен. Принц отступил на шаг.

– Да, да, ваше высочество! Вы же хотели позвать демона. Вы же сказали ему, «демоны тебя возьми», помните? И я позвал – Батафи позвал демона. Но только одного, уж вы простите великодушно. Я слаб, очень слаб… Но даже один справился с ним, с неугодным гостем. С Доменико! Вы были так остроумны, я решил, что это будет прекрасная шутка!

Батафи попытался встать. Багровый плащ скользнул с его плеч и обнажил неизменный шутовской наряд, который, с ужасом заметил Принц, был изорван в лохмотья. Кое где, на более светлых шашечках, виднелись темные пятна, но ночь не позволяла увидеть их настоящий цвет.

– Я написал потрясающую историю! – шептал Батафи, делая неловкие движения и постепенно заваливаясь навстречу Принцу. Он упал на руки и, неуверенно балансируя на четвереньках, поднял голову и посмотрел наследнику в глаза. – Мне нужно было выкинуть перо годы назад, но я не смог. Я сделал это потом, когда история уже была написана, но то было позже. Я не стал сжигать ее, понимаете?

Его голос звучал непривычно. Он был полон рассудка, лишен дурашливой эксцентричности придворного шута. Это был разговор равных. Невольно завороженный этой переменой, Принц опустился на колени рядом с Батафи.

– Я не понимаю, – признался он.

– Я выкинул перо, – терпеливо повторил шут, – Прямо из башни. Я выкинул перо из окна. Но я не стал сжигать историю, которое оно написало. Почему? Потому что я слаб, а история получилась чертовски хороша. Видите ли, я не смог избавиться от пера раньше, когда мне удалось ускользнуть от Гильдии. Я думал, что соблазнов писать больше не будет, и некоторое время я держался. Но…

Он пожал плечами.

– Во мне всегда жила какая-то чертовщинка, – неожиданно сказал он своим прежним шутовским тоном и подмигнул.

Принц окончательно запутался.

– Какая гильдия, что за историю ты написал?

Вместо ответа Батафи сощурился и сказал:

– Никогда – запомни это, Принц! – никогда, —слышишь, никогда! – не пиши историй про себя.

Он в измождении опустился на пол, как будто этот последний обмен репликами отнял у него все силы.

– Я позову лекаря, – твердо заявил Принц и в третий раз повернулся, чтобы уйти.

– Иди, бедный Принц! – ядовито усмехнулся шут.

Принц обернулся через плечо.

– Иди, только не оборачивайся! – прошептал Батафи.

Принц сделал шаг в сторону выхода. Еще один. И еще. Он обернулся и посмотрел на жалкую тень на полу. Плащ лежал чуть поодаль – расплывчатая клякса в море темноты.

Еще шаг.

Принц уверял меня после, что он почувствовал движение за спиной. Он обернулся. Тень на полу стала в два раза крупнее – плащ рядом с ней уже не казался таким большим. Этого просто не могло быть. Бред. Игра тени! Еще шаг, два, выход уже совсем близко.

Принц обернулся еще раз. Батафи вновь показался прежним – маленький силуэт рядом с черной кляксой плаща. Принц облегченно воздохнул и окинул взглядом всю гостиную. Именно тогда он обнаружил то, что его смятение не позволило ему заприметить ранее: дверь в комнату за спиной шута была распахнута настежь. Он застыл. Их разговор просто обязан был разбудить обитателя комнаты. Или, может быть, они с Батафи действительно переговаривались настолько тихо, что никто не услышал? Темнота зияла вместо дверного проема, а на ее границе клубилась серебристая дымка. Принц принял решение: он быстрым шагом вернулся, обежал шута, стараясь не смотреть на него, и оказался прямо напротив открытой двери… которой не было. Она была грубо сорвана с петель, щепки лежали на полу внутри, а на стене виднелись широкие, глубокие отметины, несколько в ряд с каждой из сторон – как будто кто-то специально проделал их каким-то грубым металлическим предметом. На первый взгляд они были неровными, но каждая из отметин повторяла все очертания соседних.

Принц шагнул в гостевую комнату. На дальней стене было окно, по правую руку находилась постель, по левую – письменный стол, по сторонам от окна можно было разглядеть очертания платяного шкафа и комода. На кровати кто-то лежал.

Больше всего на свете Принцу захотелось, чтобы из окна пролился яркий солнечный свет, чтобы эта ночь, полная кошмара, внезапно закончилась, чтобы он проснулся и отправился на очередные переговоры, где напротив него сидела бы Изабелла, а Доменико по-прежнему стоял бы у стены в самой тени и внимательно слушал, а отец со всем не соглашался, а герцог по-прежнему возражал бы ему… Но… Доменико! Это была комната Доменико! Принц почему-то сделался в этом совершенно уверен, как если бы кто-то прямо сказал ему, что бледный молодой человек ночевал именно здесь.

Он должен был разбудить его, вежливо постучать, но в душе понимал всю бессмысленность своих действий – прошлых и будущих. Облака по-прежнему закрывали тусклый свет месяца, и Принцу пришлось аккуратно подойти к постели. О, как он сейчас жалел, что вообще покинул свою башенку! Быть может, этого всего не случилось бы, останься он у себя; нужно было дождаться рассвета, не подыгрывать кошмару. Кошмар силен только до тех пор, пока в него верят. Стоит его проигнорировать, сделать вид, что его нет, врал себе Принц, и тогда он проходит без последствий с первыми лучами утреннего солнца. Но сейчас… сейчас нужно из его выбираться.

Даже в кромешной темноте было видно, что из кошмара, в который попал Доменико, выпутаться нельзя. Принц подождал, пока месяц не показался из-за туч и не бросил на несчастного один прощальный луч. Это было совершенно напрасно – он не был готов к тому, что увидел. Даже зная, что ожидает его, даже понимая, что означали чудовищные отметины на стене, выломанная в дребезги дверь и беспорядочные показания придворного шута, Принц все равно не был готов к тому, что предстало его взору. Ноги его подкосились, он схватился за кроватный столбик, он уткнулся в рукав и заплакал.

Когда месяц снова пропал за тучами, а слезы достаточно замутнили его глаза, Принц нашел в себе силы еще раз посмотреть на Доменико. Он казался почти безмятежным в этой блаженной темноте. Последнее непонимание, и ужас, и животный страх – они могли привидеться Принцу ранее. Игра теней, бред, наваждение. Но был один безжалостный, неопровержимый свидетель ужасного конца Доменико – зияющая рана там, где раньше было его сердце. Принц не мог больше его ненавидеть.

Шатаясь, он вышел из комнаты в гостиную и вытер слезы.

– Ты убил его, – тихо сказал Принц шуту, как будто звук его голоса еще мог кого-то разбудить.

– Не я, – прошептал Батафи, не поднимая головы от пола. Силы оставляли его. – Не я… Моя история! Мой… персонаж.

– Кто ты? – спросил Принц. Мир замер – как тогда, по велению Изабеллы.

Шут не ответил.

Принц поспешил к выходу.

В комнате стало светло. Не так светло, как если бы в ней разом зажгли все свечи, и не так светло, как если бы в ней были окна, и месяц выглянул бы внезапно из-за туч и озарил ее серебром лунного сияния. Нет, то сгустилась дымка. Туман, наполнявший гостиную странным свечением до этого, теперь занимал все пространство. Он окутал шута, окутал Принца, он заполонил все.

Принц обернулся. Батафи поднялся на ноги – тонкая тень в еле клубящейся дымке.

Принц бросился в коридор, свернул в направлении лестницы, но туману не было конца, он был бесконечен, непреодолим. В панике, Принц обернулся. Он позвал на помощь, но его голос прозвучал жалко и слабо. Он вспомнил про кинжал и обнажил его.

Лестница скрывалась где-то поблизости, но Принц был совершенно дезориентирован. Тень Батафи неумолимо приближалась, росла, множилась. У нее выросли крылья, она раскинула лапы, она вышагивала с уверенностью льва, загнавшего в тупик лань. Принц вскрикнул и повалился наземь, закрывая лицо руками, судорожно размахивая клинком. То, что было шутом, бросилось на него, и Принцу почудилось, как крылья складываются по бокам тени и становятся острой, щетинистой шерстью, и как огромная то ли крыса, то ли ящерица летит ему навстречу, сверкая двумя красными огоньками вместо глаз, скаля свою острую морду в гримасе хищной смерти. Он закрыл глаза. Тень придавила его к полу, впилась когтями в его плечо, протащила его несколько метров за собой, отшвырнула его прочь. Он ударился о стену и отлетел в сторону. Последним, что увидел Принц, прежде чем потерять сознание, был шутовской колпак, колокольчики с которого уже давным-давно где-то потерялись. Он с благодарностью скользнул в темноту.

Принц очнулся в своих покоях и долгое время не хотел ничего вспоминать. Когда его пробуждение было замечено, все гвардия королевских лекарей слетелась к его ложу быстрее, чем мотыльки на фонарь летним вечером.

На правом предплечье Принца красовались три глубоких пореза, его ребра были покрыты синяками, а лицо было украшено многочисленными ссадинами. Он благодарно сощурился на дневной свет, ниспадающий неровными пыльными лучами.

Король Рихард не заставил себя долго ждать – он влетел в комнату со стремительностью, которой позавидовал бы даже самый проворный из капитанов его личной стражи. Та в свою очередь в полном составе едва поспевала за ним следом и на ходу пыталась отогнать от его величества не кого иного, как разъяренного герцога собственной персоной.

– Сын! – прогромыхал король.

Принц с трудом приподнялся на локтях. Король уже был у кровати и держал его за руку.

– Сын! – только лишь и смог повторить он.

– Я требую объяснений! – вскричал герцог, пытаясь пробиться к Рихарду сквозь заслон из запыхавшихся капитанов. Король устало опустился на одно колено и лбом прильнул к руке сына.