Надо бы попытаться уловить чьи-нибудь желания: вдруг они такие же яркие, как в бойцовском клубе. Но спросонья, после долгого недосыпа и от усталости, я соображала туговато. Нужно время, чтобы прийти в себя, а уже потом пользоваться даром.

Потому пока что приходилось ориентироваться только на интуицию.

– Куда ты нас привел, Ром? – проскрежетал Яр.

– Это самое безопасное место в городе, зуб даю, – широченно улыбнулся он. – Не спеши судить его строго. Здесь своя непередаваемая атмосфера.

Навстречу нам выпорхнула не девушка, а настоящая нифма. Худенькая, высокая, одетая в белоснежный костюм из короткого топа и широких брюк, при полном макияже и на каблуках. Администратор салона? У них что, ночная смена была, плавно перетекающая в утреннюю?

– Роман Дмитриевич! – промурлыкала она таким счастливым тоном, будто встретила как минимум наследного принца.

– Организуй нам комнату, Жанночка.

– С огромным удовольствием. Вам какую-то конкретную? – Она стрельнула глазками в сторону зон ожидания. – Ваши гости предпочитают расслабляться по отдельности или все вместе?

Ярослав крепче сжал мою ладонь, но никак не прокомментировал вопрос. Роман покачал головой.

– Достаточно моего кабинета. У нас чисто деловой разговор. А ещё принеси нам кофе… очень много кофе. Иначе я усну прямо здесь.

– Поняла. – Девушка сразу же подобралась, лицо её стало проще, строже.

Теперь она выглядела скорее как секретарь руководителя. Манерной походкой от бедра двинулась в сторону, противоположную зонам ожидания, и открыла дверь, которая вела в коридор, за которым скрывались ещё двери.

– Ярослав, правильно ли я понимаю, что это – бордель? – вежливо уточнил мой отец, когда мы шагнули в этот самый коридор.

Я невольно поперхнулась и во все глаза уставилась на безмятежного Яра. Уж чего я точно не ожидала! А так вроде и не догадаешься! Ну салон как салон, ну безвкусные очертания на вывеске, место уединенное. Нигде же не написано «а ещё у нас оказывают интимные услуги».

– Думаю, что чутье вас не обманывает, – нарочито приветливо отозвался тот. – Но гарантирую, это не мой бордель.

– Это мой, – хмыкнул Роман. – Я бы даже сказал, не просто бордель, а моё личное место уединения. Которому я доверяю как самому себе. Здесь всё на уровне, Яр, не переживай. И охрана, и защита, и магически всё укреплено.

– Майя, – отец помрачнел, поравнялся со мной, – я никогда не пытался влезть в твою личную жизнь, но мне не нравится всё это. Я имею в виду, пускай ты захотела выйти замуж, пусть и не сообщила нам с матерью. Дело молодое, допустим, я смирюсь со временем. Но… что это за место? Почему мы пришли именно сюда? Ты что-то ещё от меня скрываешь?

Ну-у, если говорить про «не лез в личную жизнь» – это не совсем правда. Папа умел обставить ситуацию так, чтобы его решение выглядело единственно правильным, а значит, даже не обсуждалось. Не скажу, что мне это было по душе – но я предпочитала не спорить. Отца не переубедить, кроме того, на его сторону всегда вставала мама.

«Майя, как ты себя ведешь с папой? Неужели тебе так важно доказать свою правоту, что ты совсем не бережешь папино здоровье?»

«Майя, что тебе дороже, какая-то глупая вечеринка или мы с отцом?»

«Майя, папа ведь оплачивает все твои прихоти, а ты собралась ему перечить? Не стыдно тебе?»

И всё. Я утопала в муках совести и поступала так, как нужно отцу.

Даже сейчас я как-то стушевалась и стала искать оправдание. Хоть и не должна была (да и сюда его привезла не лично я, чтобы нести ответственность за выбор места), но иначе не умела. Слишком привыкла всегда подчиняться отцовскому слову.

– Леонид Сергеевич, – ответил за меня Ярослав, – ну вы же сами правильно предположили. Перед вами – бордель. Но, как заверяет мой друг, это самое безопасное место для общения. Впрочем, вы вольны уйти домой, если вас что-то не устраивает.

– Нет, я останусь. Ради своей дочери, – отрезал папа, положив руку мне на плечо.

Я невольно дернулась.

Недавние пытки всё ещё горели в памяти болью.

***

Кабинет Романа был украшен с изысканным вкусом: тёмные деревянные панели на стенах, мягкий ковёр на полу, массивный стол из красного дерева и удобные кожаные кресла. На стенах висели картины, а из угловой стойки блестели бутылки с дорогим алкоголем.

Все расселись по креслам, а Роман закрыл дверь и выдвинул на небольшом стеллаже одну из книг в кожаном переплете. Я ощутила легкую вибрацию магического поля. Должно быть, так активировалась дополнительная защитная система.

«Ничего себе…» – удивилась я, и, судя по тому, как отец вскинул брови, на него это тоже произвело впечатление.

– Продолжим на чем остановились… – начал было Ярослав, но тут в дверь постучали.

Роман вставил книгу обратно и открыл.

– Кофе. – В кабинет на каблучищах вплыла администратор с подносом. – Не уточнила, как любят ваши гости, прошу прощения. Поэтому сливки, сахар отдельно.

Она составила чашки, небольшой графинчик, сахарницу и небольшую вазочку с конфетками на стол, а затем снова упорхнула.

Роман повторил манипуляции с дверью и книгой.

Я же потянулась к кофе.

– Майя, доченька, подай и мне кружку, пожалуйста, – улыбнулся папа.

Я на миг замерла, застигнутая врасплох. Меньше всего сейчас хотелось играть с ним в примерную дочь.

– Я же тут хозяин, мне за всеми и ухаживать, – певучим голосом произнес Роман, принявшись суетиться у стола, и я отступила.

– Ром, не мельтеши, – нахмурился Яр. –  Хочу уже услышать то, за чем мы собрались. Леонид Сергеевич, вы остановились на некоем письме.

Папа, получивший чашку с кофе, сделал несколько крупных глотков, как будто желал оттянуть разговор, но в итоге все равно пришлось начать:

– Как я уже сказал, я получил письмо о том, что на моей дочери был проведен ритуал «и в горе, и в радости». Он относится к категории брачных, но имеет одну особенность…

– Можно без введения в ритуалистику, – поморщился Яр. – Кто прислал письмо?

– Подожди, – перебила я. – Что за особенность?

Можно, конечно, было промолчать весь разговор и просто слушать, как я изначально и планировала, но то, как Ярослав отмахнулся от этой информации, дало основания заподозрить, что он давно в курсе некой «особенности» нашего ритуала. Просто мне говорить не хочет.

– Она не в курсе? – Если бы я знала отца чуть хуже, то наверняка бы поверила, что он сейчас горит праведным гневом. Вот только даже без чтения его желаний было очевидно, что он притворяется. – Как ты мог не сказать ей? Это же аморально…

– Папа, просто скажи мне, что за особенность! Ярослав!

Я переводила взгляд с одного на другого, ожидая, кто же первым скажет. Но они молчали.

– Ой, да ладно вам. Не глупая же девочка, название слышала. Не скажете вы, узнает в другом месте, – фыркнул неожиданно Роман. – Ритуал «и в горе, и в радости» отличается от прочих тем, что позволяет чувствовать боль друг друга. Это только для самых упоротых. Исключительно не рекомендую. И вообще, какой мужик, зная про существование месячных, пойдет на такое? А дети? Какие уж тут дети…

– Ром, я щас тебя выгоню отсюда, – вздохнул Ярослав.

Роман же в ответ на это, вместо того чтобы возмутиться, что кабинет вообще-то принадлежит ему, уселся в самое дальнее кресло, схватил с полки с книгами какую-то горелку и уткнулся в нее.

– А я что? Я ничего. Я вообще тут примус чиню.

«Позволяет чувствовать боль друг друга… Так вот как Ярослав понял, что со мной происходит, когда отец начал пытать меня. И пришел меня спасти. То есть себя. Ведь он чувствовал все, что чувствую я…»

«Но… он ведь дрался…»

Я машинально повела пальцами по своей скуле, в том же месте, которое рассек Ярославу Базука. Сейчас оно уже зажило, и следа не осталось. Но ведь тогда ему наверняка было хоть немного, но больно. Почему я ничего не почувствовала?

Яр, заметив мой жест, качнул головой, как бы говоря «не сейчас».

Я кивнула, понимая, что при папе действительно лучше сейчас это не обсуждать, но если феникс думает, что я забуду об этом, то ошибается.

Зато теперь многое встало на свои места.

Все эти недомолвки, требование быстрее разорвать связь. Сорок восемь часов, о которых говорил Яр, вдруг перестали казаться таким уж самодурством. Как там Роман сказал? Какой мужчина пойдет на такое?

Да уж, а тем более древний феникс, способный возрождаться, даже если ему откусят голову.

«А если откусят голову мне? Что с ним будет?»

Меня задело, что Ярослав не сказал сразу всей правды. Раз уж мы повязаны, то хотелось бы понимать нюансы заранее, а не узнавать о них чисто случайно. Сначала умолчал про свою сущность, затем – про особенность ритуала.

Что ещё он может скрывать?

Конечно, глупо требовать кристальной честности, кто я ему такая, чтобы откровенничать. Но когда дело касается нас обоих, хочется знать хоть что-то, а не глупо хлопать ресницами.

Могу ли я теперь ему доверять?

– Значит, кто-то написал вам письмо, – напомнил Яр, перебивая общее молчание, которое воцарилось в кабинете.

– Именно, – кивнул отец. – Письмо было очень, хм, откровенное и полное угроз. Шантажист требовал слишком многое и писал, что если я попробую тронуть его, то убью свою дочь. Тем утром Майя долго не приходила в сознание. Но на её руке горела метка. Тогда я решил действовать на опережение. Если бы ты хотя бы вспомнила, кто с тобой это сделал… Но ты говорила, что не помнишь… Майя, детка, прости, что тебе пришлось всё это перетерпеть, но я не мог иначе…

Голос отца задрожал. Он попытался погладить меня по руке, но я схватилась за чашку с кофе.

– Папа, продолжай рассказывать.

– Да-да. Конечно. Запугивания для меня неприемлемы. Поддашься один раз – покажешь слабину – и уже не сможешь сорваться с крючка. Мне пришлось расставить ловушки по дому и пытать тебя, чтобы выманить шантажиста. Он должен был прийти. Кто угодно бы пришел, когда речь зашла бы о его здоровье. Доченька, твоя жизнь для меня важнее всего. Твоя, твоей мамы, твоего братика. Я должен был защитить нашу семью, пусть и столь высокой ценой.

– Звучит так по-семейному, – подал голос Роман. – Я сейчас расплачусь от умиления.

Но, наткнувшись на хмурый взгляд Яра, опять замолчал.

Я не знала, верить этим речам или отец просто красиво обыграл свой поступок, чтобы в глазах остальных казаться не таким уж уродом. И всё же произнесла тихо:

– Ты мог бы меня предупредить. Это было бы правильно по отношению ко мне. Вместо того чтобы давать команду своим отморозкам тащить меня в подвал. О какой защите может идти речь?

Мне тяжело было говорить это отцу. Всё внутри сжималось и требовало замолчать, не перечить, не ругаться. Поверить его доводам. Вновь стать прилежной дочерью. Но, наверное, дикая усталость и вся чехарда прошедшей ночи ожесточили меня. Сделали храбрее.

– Что бы я тебе сказал? «Доченька, мне придется над тобой издеваться»? Это даже звучит жутко…

Нет, я не верила ему. Я помнила голос отца, его слова в тот момент. Холодный тон, обещание «вернуть память» с помощью боли. Может, он и хотел выманить отправителя письма (вполне верю, отец не стал бы терпеть чьи-то манипуляции), но не колебался, издеваясь надо мной.

– Ты мог бы попытаться. Ладно, неважно. Что дальше?

– Я был удивлен, когда пришел он, – отец глянул на Ярослава. – Зачем такому сильному высшему шантажировать меня? Ради моего бизнеса? Денег?

– Незачем, – пожал плечами Ярослав. – Я вас и не шантажировал. Да и вы ждали явно кого-то другого. Кого?

– Письмо не было подписано, но, как я уже сказал, я сразу подумал на одного конкретного… нелюдя. – Отец вытащил из кармана сложенный вчетверо лист бумаги с какой-то распечаткой.

– Вот тут краткая информация об этом типе. Но… теперь я уже сомневаюсь, что письмо написал он. Если брак с моей дочерью решили заключить вы… то зачем бы ему писать?