Февраль 1933. Зима немецкой литературы (страница 5)
Об этом она вспомнит, когда будет готовиться продолжить учебу в Берлинской академии. Ее рекомендовали Эмилю Орлику, у которого когда-то учился Джордж Грос[35]. Но даже попытка собрать портфолио из своих дрезденских работ вызывает у нее полнейший ужас. Ее воротит от каждого листа. С гораздо бо́льшим рвением она начинает записывать историю своей империи, Калумины. Похоже, из этого может получиться роман. В конце концов, в нем затрагиваются извечные, классические темы: прощание с молодостью, тяготы взросления, первая влюбленность. Отец всегда хотел написать роман, но так и не смог. Тем выше ее амбиции, она даже впервые добивается самодисциплины и развивает силу воли. Кадидя чувствует, что старые темы, будто сами по себе, обретают в рукописи новое, невесомое очарование.
К своему собственному удивлению, Кадидя обнаружила в себе талант, о котором даже не подозревала, – она умеет писать. Она поэтична, если дать ей достаточно времени. Издательство «Шерль» тоже верит в ее способности и включает ее книгу в свою программу: «Калумина. Роман одного лета». Аванс в 1000 марок! Девятьсот она отдает матери: той все меньше удается зарабатывать на актерской деятельности, и приходится тайком закладывать драгоценности, чтобы платить за квартиру.
Гораздо важнее денег для Кадиди ее только что пробившийся талант и надежда, что он попадет в благоприятные для роста условия. Все знакомые, с которыми она сталкивается в бальной суете между ложами и столами, подбадривают ее. Сначала она и слушать их не хочет, смущается, как обычно, и стыдится. Но постепенно ей начинает это льстить. Перед таким количеством комплиментов невозможно устоять. На мгновение Кадидя начинает верить, что, возможно, и она на самом деле представляет собой что-то особенное. Она испытывает прилив смелости, даже высокомерия, и думает: «Я – императрица Бала прессы».
* * *
Эрих Мария Ремарк тоже не устоял перед приглашением. Тем более что он недавно закончил черновой вариант нового романа «Три товарища». После напряженной работы можно позволить себе отдохнуть. И хотя он уже несколько месяцев не живет в Германии, в Берлине до сих пор много дел. Вот он и приехал повидаться с друзьями, разобраться с обязанностями и под конец потолкаться сквозь толпу бала.
Он замечает Цукмайера в ложе «Ульштайна», но, похоже, в этот вечер тот целиком поглощен Эрнстом Удетом. Ремарк и Цукмайер знакомы почти четыре года: практически закончив в 1928-м военный роман «На Западном фронте без перемен», Ремарк сначала отправил рукопись в самое известное немецкое издательство – «С. Фишер», – но получил отказ. А вот редакторы издательства «Ульштайн» встретили книгу с большим энтузиазмом и подняли на ноги всю компанию, чтобы обеспечить ей достойный старт. Сначала роман выходил частями в принадлежащей Ульштайну газете «Воссише Цайтунг». Когда же роман добрался до книжных магазинов, журнал «Берлинер Иллюстрирте», также относившийся к корпорации Ульштайна, перенес свою привычную дату выхода на несколько дней, точнее с воскресенья на четверг, чтобы успеть выпустить статью одного из своих авторов – Цукмайера – о книге Ремарка к первому дню продаж.
Это не была традиционная рецензия; не походила она и на обычную лесть коллег по перу. Статья Цукмайера звучала барабанной дробью, фанфарами, предвестием и пророчеством: «Появилась история, написанная человеком по имени Эрих Мария Ремарк, которую пришлось прожить миллионам людей, и ее прочитают и будут читать миллионы… Этой книге место в школьных классах, читальных залах, университетах, во всех газетах, на всех радиостанциях – и даже этого недостаточно».
«На Западном фронте без перемен» рассказывает историю солдата Первой мировой войны начиная с досрочного экзамена в школе в 1914 году и до его смерти в 1918-м. Лаконичными, лишенными поэтичности, но исполненными чувства фразами Ремарк описал панику и смерть в окопах, ужас ночей под шквалом разрывающихся снарядов, безумие атак под пулеметным огнем противника и резню на поле боя в штыковом сражении.
Многое Цукмайер пережил лично, но так и не сумел нащупать подходящий язык – вот почему «На Западном фронте без перемен» не могла не привести его в восторг: «Впервые совершенно четко и ясно Ремарк описывает то, что творилось в этих людях, что происходило внутри…» Роман придал художественную форму спутанным, страшным и душераздирающим переживаниям целого поколения, сделав их наконец доступными для восприятия. Для Цукмайера – и он подозревал, что не только для него, – это было чем-то вроде освобождения от кошмара. «Все мы не раз сталкивались с тем, что о войне невозможно говорить. Нет ничего более жалкого, чем когда кто-нибудь делится пережитым на войне. Поэтому мы молчим и ждем… Но здесь, у Ремарка, сама судьба впервые обрела форму. Вся целиком. Что скрывалось за нею, что горело под ней, что осталось. И написана она, создана, прожита так, что превращается в нечто больше реальности: в правду, чистую, достоверную истину».
На самом деле сотни тысяч людей испытывали те же чувства, что и Цукмайер, – не только бывшие фронтовики, но и тот, кто никогда не был солдатом, но пытался понять, с чем приходится жить этим ветеранам. Уже через несколько недель тираж романа достиг полумиллиона экземпляров; в том же году его перевели на 26 языков. Мировой успех.
И провокация для всех тех, кто пытался оправдать войну и смерть солдат, прежде всего для немецких националов и национал-социалистов. Они боролись с романом и автором, упорным повторением вбивая в сознание людей популистскую ложь: дескать, книга оскорбляет павших в бою, глумится над их жертвой во имя Отечества, втаптывает в грязь все благородное, что есть в солдатской службе. А сам Ремарк – не больше, чем самозванец, который и в войне-то по-настоящему не участвовал и вообще ее не знает, поскольку провел на фронте всего семь недель и после тяжелого ранения оказался в госпитале. Поскольку изначально его имя писалось как Remark