Впереди виднелся квадратный, обведенный невысоким, мне по колено, красным заборчиком, провал. У дальнего, видневшегося метрах в трехстах от меня, края, располагалась едва заметная на таком расстоянии выкрашенная в бордовый цвет калитка, от которой шла узкая, тоже алая, тропинка со ступеньками, ведущая по спирали вниз.

Видимо, ее кукла и подразумевала, говоря о красной квадратной лестнице.

В лицо ударил порыв холодного промозглого ветра, чудом не сбивший меня с ног, и я, вцепившись в ближайший стеллаж, зябко передернул плечами. Чувствую, тут не архив нужен, а инструкция по применению отеля. Правда, это только на случай, если я тут собираюсь надолго остаться. А я не собираюсь. И я обязательно придумаю, как выбраться из этого проклятого «Солнышка» как можно быстрее.

–Посмотрел? – звякнул внизу знакомый голосок. – А теперь пора убираться отсюда.

Я опустил глаза: кукла раз за разом пыталась воткнуть нож между плитами – видимо, чтоб не сдуло.

–Что так?

А ведь говорила, что не пойдет!

–Выдох почти закончился, – хмуро откликнулась Чайка. – Стоит только начаться вдоху, и нас сдует.

–Вдох?! – поперхнулся я. – А кто ж это дышит?!

Игрушка заломила тонкую бровь: трещины и выступивший клей превратили ее личико в странную уродливую маску:

–А ты как думаешь?!

–Ну, не отель же!

Это просто идиотизм какой-то будет.

Судя по кривой усмешке Чайки, даже самая бредовая идея имела право на существование в этой сумасшедшей гостинице.

–А еще говорят, – безмятежно сообщила кукла, – провал не имеет дна.

–До центра Земли, что ли, идет?

–Оглох, что ли? – ласково поинтересовалась игрушка. – Я же сказала – не имеет дна.

Часы туда, что ли, мои наручные, бросить?

Кстати. А ведь это здравая идея. Я ведь еще ни разу не пытался эту пакость уничтожить…

Ухмыльнувшись, я шагнул к провалу, на ходу расстегивая ремешок на запястье.

–Стой, ты куда?! – взвизгнула кукла, выпустив нож и вцепившись обеими руками мне в штанину. – Я же сказала, там опасно!

Отпихнув ее ногою, я направился к заборчику. Ветер на мгновение стих, и я осторожно пошел вдоль провала, подбирая точку поудобнее. Плохо кинешь – упадут на лестницу, какой-нибудь идиот спустится и заберет. А потом еще, не приведи господь, принесет мне обратно.

Нет, конечно, если это действительно дыхание отеля, то никто в здравом уме сюда не спустится, но, с другой стороны – если тропинка ведет вниз, значит кто-то по ней ходит…

Взвесив часы на ладони, я широко размахнулся…

В спину ударил порыв ветра. Я бы устоял, но в этот момент мне под колени врезалось тяжелое фарфоровое тельце…

–Твою ж ма…

В последний момент я успел вцепиться в перила и повис над бездной, чувствуя, как в лицо бьет холодный воздух, втягивающийся в воронку.

–Боюсь – боюсь – боюсь!!! – противный визг куклы штопором впивался в уши. Я осторожно скосил глаза вниз: Чайка, как клещ, вцепилась мне в штанину.

–З-затнись, – с трудом прошипел я.

Левитация никогда не была моей сильной стороной.

Пусть Куака и говорит, что передвигаешь ли ты предмет или поднимаешь себя в воздух – все едино, но для меня – разница между этими двумя действиями есть, и она весьма ощутима.

Ничего, когда мне будет столько же, сколько и Куаке, я тоже буду корчить ничего не понимающую рожу и цедить сквозь губу: «Что, не можешь щелчком пальцев погасить солнце? Эх, молодежь, вот я в ваши годы…»

Главное, дожить до этого.

С трудом подтянувшись, преодолевая дующий в лицо ветер, я перевалился через низенький заборчик и рухнул на пол, хватая ртом воздух.

–Боюсь-боюсь-боюсь!

Я с трудом повернул голову: кукла, так и не выпустив моей штанины, валялась на полу, зажмурившись и на одном дыхании повторяя одно и то же.

–З-заткнись! – не выдержал я.

Во рту чувствовался устойчивый металлический привкус.

–А мы уже упали? – приподняла голову Чайка.

–Да, – огрызнулся я. – И разбились. Насмерть.

Игрушка наконец открыла глаза, оглянулась по сторонам:

–Это мне теперь новое тело искать? – я вдруг понял, что ножа у нее в руке уже нет. То ли выронила, когда ее снесло порывом ветра мне под ноги, то ли потеряла в этой пропасти.

Я перекатился на бок, сел, опершись спиною о тот самый заборчик. Проломится – падать буду долго, – мелькнула ленивая мысль.

Да пошло оно все, сплюнул я на пол. Крови вроде нет. А что ж так пакостно-то?

Медленно, чувствуя, как дрожит каждая мышца, вытер рукавом лоб от пота и тупо уставился на сжатую в кулак левую руку. С трудом разжал сведенные судорогой пальцы – на ладони лежали наручные часы. Циферблат мерно мерцал алым.

Ну почему я их не выронил, а?!

Взвесив насточертевший хронометр на руке, широко размахнулся… И надел часы обратно на запястье.

В спину вновь толкнул упругий поток ветра, толкающий прочь от провала.

Намек понял, не дурак. Был бы дурак, не понял.

С трудом встав, я покосился на валявшуюся на полу куклу: спрашивать у нее про очередные лестницы явно не стоило. Как и про любую документацию. Но я все-таки рискнул.

–Не знаешь, где здесь реестр гостей «Солнышка»?

Сейчас опять будет: знаю, но не реестр, а список, не гостей, а работников, не «Солнышка», а ядра земного.

Странно, но кукла вдруг кивнула.

–Пошли, провожу, – одна из ленточек в голове у нее развязалась и сейчас слабо шевелилась, причем, по-моему, совершенно не зависимо от дуновений ветра.

После происшествия у лестницы, я ожидал уже чего угодно. И Цербера, у которого с боем придется отбивать нужный список, и то, что мне в обмен на реестр предложат продать душу…

Но, как ни странно, примерно после получасового блуждания, Чайка все-таки вывела меня к высокому, мне по пояс, выточенному из красного дерева пюпитру, на котором лежал тяжелый том с обложкой из черной кожи.

–Вон, – устало мотнула головой кукла, и когда я уже шагнул к книге, внезапно вспомнила, ожила: – Ой, а где мой ножик?! – развязавшаяся ленточка осторожно подняла голову с глазками-бусинками – и я только сейчас понял, что это не веревочка, а тоненькая черненькая змейка.

У персонала сплошные нарушений дресс-кода!

Ой, да ну эти тряпки. Мне-то что до этого? Сейчас быстренько гляну про Клыкова и черта с два я еще раз в этот архив спущусь.

Хотя вот сейчас стоит подумать. Архивариус говорил, что список постояльцев будет на стеллаже. А здесь – всего одна книга. Чувствую, меня кто-то обманывает.

Ладно, будем считать, что кто-то оговорился.

Книга оказалась такой же мерзкой, как и все остальное в этом чертовом архиве. Стоило мне попытаться ее открыть, как обложка с тяжелыми металлическими накладками по углам с размаху ударила по пальцам – так что я даже от боли взвыл.

Прошипев короткое ругательство, я помахал рукою в воздухе, приходя в себя, а затем, разогрев кончики пальцев до ста градусов, ласково коснулся гладкой черной кожи. От обложки пошел дымок – и книга, испуганно взвизгнув, тут же распахнулась.

То-то же! Думала, я не справлюсь?!

Криво усмехнувшись, я перевернул гравированный титульный лист с изображением волка, воющего на луну…

С первой страницы, насмешливо прищурившись, смотрел мой портрет.

Понятно. То есть, это все-таки реестр сотрудников.

Ну, или сюда записываются все прибывающие в отель.

И что тут пишут?

Так. «Рафаэль Ервандович Лусин, тридцати двух лет от роду, живое воплощение…» Так, ну это мы пролистываем, это не интересно, это я и так знаю… «Авторитарен. Конфликтен. Раздражителен. Вспыльчив. Импульсивен. Мстителен. Самоуверен. Эгоцентричен. Предрасположен к рискованному поведению и грубому нарушению чужих границ. Не способен к социальной кооперации. Склонен к физической агрессии». Как же я не люблю, когда мне льстят. «Отбывает наказание за…» С этим тоже все ясно. «Принят в отель «Волчье солнышко» на должность управляющего двадцать восьмого марта две тысячи…» Угу, дальше что? Начало фразы неразборчиво, а дальше «…в связи со смертью двадцатого июля две тысячи…»

Что?! «Со смертью»?! С какой, нахрен, смертью?!

Стоп. Двадцатое июля. Сейчас начало июня. То есть – либо это какая-то ошибка, либо…

Либо мне осталось чуть больше месяца.

Они что, совсем там поочертели?!

Я вытащил из нагрудного кармана мобильник и дрожащими от ярости пальцами набрал на экране знакомый номер.

–Доброе утро, ma bwoy! – безмятежно откликнулся телефон после первого же гудка.

–Какого черта?!

–Ты уже встал с кровати? А почему так рано? Бессонница мучает?

–Какая, к черту, бессонница?!

–Бедный likkle pikny, – сочувствующе зацокал голос в трубке. – Такой молодой и уже проблемы со сном! Ничего. Отдохнешь, попьешь успокаивающие травки – и все как рукой снимет.

–Какие, к черту, травки?!

–Успокаивающие, – безапелляционно сообщил Куака и отключился.

Когда я, наконец, справился с диким желанием швырнуть телефон о землю и вновь набрал номер, мелодичный женский голос сообщил: «Абонент выключен или находится в другой реальности. Оставьте свое сообщение после третьего крика гарпии».

Я убью его. Выберусь из этого проклятого отеля – и убью этого проклятого насмешника. Собственными руками сломаю ему хребет, оторву руки и ноги и запихаю ему в… ну, пускай будет в рот.

Страницы книги мягко пульсировали, словно внутри тома мерно билось сердце.

Я им всем устрою! Я им всем покажу! Я им…

Ладонь обожгло, словно я руку в кислоту засунул.

Ах так?! У нас еще и книга кусается?

Придерживая нужную страницу – а то знаю я эти «песочные книги», на миг закрыл, потом до посинения искать потерянный лист будешь – я прикоснулся к обложке. Из-под пальцев разбежались зеленые искры. Вот как? Сопротивляешься?! А если энергии добавить?

Проблески обрели синие оттенки, а на кожаном покрытии высветилась и тут же погасла вязь иероглифов.

Я почувствовал, как у меня дыхание перехватило. Это, конечно, была не Книга Судеб, но к линиям вероятности эта инкунабула имела самое что ни на есть прямое отношение. Впрочем, об этом можно было догадаться еще когда я про себя прочел.

Страница с моим фото уже успела утечь между пальцев, спрятаться за новыми листами, но, к счастью, найти ее я все-таки смог.

Вырвав нужный лист, я сложил его вчетверо и спрятал в карман, рядом с часами- луковицей.

Ничего. Они еще у меня все еще попляшут. И Куака, оборвавший разговор, и Клыков, нахамивший вчера…

Стоп, Клыков. Здесь ведь тоже могут быть его документы? Тем более, что кукла-то должна была меня привести к реестру посетителей…

Я вновь потянулся к книге. На этот раз она, видно, испугавшись, что я вновь начну пальцами искрить, решила обойтись без чреновредительства. Промелькнули лица нескольких постояльцев –я их видел пару раз, но фамилий не запомнил. Показалась гравюра – портрет бармена…

Анкета Клыкова тоже нашлась. Правда, все строчки ее были жирно замазаны черным маркером, а на фотографии, поперек лица стоял фиолетовый штамп «Погашено». Даже на свет было не разобрать, что написано.

Да что за чертовщина здесь творится?!

И много здесь таких, «погашенных»?

Я потянулся к уголку листа, собираясь пролистать дальше, но тут пронзительно завыл телефон: «Га-а-алубая луна! Галубая! Га-а-алубая луна! Просто сиреневая!»

Клянусь. Когда я выберусь из этого проклятого отеля, я найду того урода, что установил эту мелодию на корпоративный номер и прописал в железе запрет на замену звонка, и сломаю ему шею.

–Слушаю, Лусин.

–Рафаэль Ервандович? – всхлипнул голос в трубке. Где-то я уже его слышал. – Здравствуйте еще раз, это Валерий Рогаткий, мы с вами сегодня с утра по поводу триста двадцатого номера и клиента, Клыкова, разговаривали.

А, понятно, менеджер.

–Нашел его?

–Нет… Тут это… Вас проживающие хотят видеть…

–Сам разобраться не можешь?!

–Они… они именно вас спрашивают!

Ну что ж. Сами напросились.