– Всю вашу гоп-компанию. Что до квадрата, то он означает строгое совершенство этого мира – порядок и стабильность в мироздании. Четыре стороны света, четыре времени года, четыре стихии. Не просто так ваши блудники построили именно этот бассейн. Если, конечно, дом принадлежит им. Нам нужно будет попасть в эту усадьбу – мне, разумеется, нужно. Ты останешься в машине. Твои дреды раз увидишь – уже не забудешь. И никакой кепкой или платком не прикроешь.

– Разумеется, на то и рассчитано. Я как солнышко – меня отовсюду должно быть видно, – улыбнулась Лола. – Если бы ты знал, сколько времени нужно на уход за ними – мрак.

– Верю, детка, верю. Ну что, проедем под священной аркой? В «темные врата»? Не убоимся злых козней?

– С тобой хоть куда, Андрей, – очень просто ответила его спутница.

Но въехать в «темные врата» они не успели. Издалека послышался гул мотоциклетного мотора. Слева, откуда приехали они сами, на дороге показался мотоцикл с коляской – невидаль по нынешним временам. Случайно выживший динозавр. Как видно, он тоже съехал с большой трассы и теперь торопился по этой разбитой асфальтовой дороге к «темным вратам». Крымов и его спутница молчком следили за приближающимся к ним мотоциклом.

– Это ведь мент, – сказала Лола и поспешно надела темные очки.

– С твоими дредами хоть в женщину-кошку нарядись, все впустую.

– Не люблю, когда мне менты в глаза пялятся.

– Ясно. А как же мой друг капитан Яшин?

– Он – классный.

– А я?

– Ты еще круче. И вообще, ты – частный детектив. Уже не мент.

Мотоциклист остановился тоже на обочине, только напротив двух туристов.

– Вот и он, – сильно понизил голос Андрей, – надежда и опора здешней благодати.

Водителем оказался полицейский лет пятидесяти в старенькой поношенной форме, заломленной чуть набок потертой фуражке, все под стать сельской округе. Не на парад он собирался, это точно. С седыми висками, с побитым морщинами суховатым лицом. Прямо-таки персонаж из деревенских рассказов или фильмов. Ему только роженицы в люльке и не хватало, которую нужно срочно доставить в роддом. Только вот взгляд его был не слишком приветливым и альтруистичным – колючим, испытующим, резким. И на бензобаке трафаретом был отпечатан крепко сжатый кулак, что явно говорило о затаенной агрессии хозяина машины.

Чужаков он явно недолюбливал.

– Доброго дня, молодые люди, – кивнул полицейский.

– Самого доброго, – ответил детектив.

– Привет, – поправив указательным пальцем очки на переносице, откликнулась Лола. – Чудный денек, товарищ капитан.

В звездочках на погонах она разбиралась. Кажется, Лола очень внимательно рассматривала лицо полицейского. Так показалось Андрею. А он – ее: предельно внимательно. Хотя что за очками видно? Но особенно цепко смотрел на ее феерические волосы.

– Заблудились, что ли? Сразу видно – городские.

– Путешествуем, – пожал плечами Андрей. – Какие интересные деревца тут у вас растут, а? Прям сказочные.

– Хорошие деревца, – вскинув взгляд на зеленую арку, согласился полицейский. – По двести лет им, нашим дубочкам, друзьям-товарищам.

– Ого, – откликнулся Андрей.

– Или по триста.

– А кто же их так друг к другу стянул-то?

Полицейский криво улыбнулся:

– Правду сказать или придумать чего?

Детектив тоже усмехнулся:

– Лучше правду, конечно.

– Ну, тогда я представлюсь. Пантелеев Семен Поликарпович, капитан полиции, местный участковый, – с достоинством проговорил водитель мотоцикла, неспешно перебросил ногу, обернулся к двум приезжим и сел поудобнее на сиденье. Он достал из кармана пачку папирос, зажигалку, дунул в бумажный патрон и неторопливо прикурил.

Андрей сразу рассмотрел кошмарную серебряную печатку на его среднем пальце, так не идущую представителю закона – череп и скрещенные кости. Нет сомнений, зоновская штучка. Там много мастеров на такую вот бижутерию.

– А вас как величать, господа путешественники?

– Костромской, Григорий Григорьевич, – глазом не моргнув, выпалил Крымов, назвавшись по одному из своих липовых документов, которых у него было в достатке.

– Ева, – подхватив его игру, сказала девушка и тотчас чувственно обняла Крымова. – У нас медовый месяц вообще-то. И потом, мы выбираем домик. Типа дачку. В этом районе. Хотим к природе поближе. Чтобы садик был, цветочки, ягодка-малинка, клубничка типа, да, милый?

– Да, милая, – откликнулся Крымов.

– Клубничку особенно мы хотим, верно? – Она прильнула к его плечу щекой. – Много душистой сладкой клубники.

– Так ягодки любите, да? – спросил участковый у девушки.

– Очень! И чтобы крема было побольше. На торте. Много-много сладкого крема, – прижав к себе локоть выдуманного мужа, глубоко и соблазнительно вздохнула она. – И вишенку сверху. Куда без вишенки?

Участковый скептически наблюдал за вполне убедительным спектаклем.

– Ты слишком далеко заглядываешь, солнышко, – приторно улыбнулся Крымов. – Начнем с домика. С кремом и вишенкой успеется.

– Да ты у меня такая лапа, – нежно пропела девушка, потянулась к Андрею, взяла в ладони его лицо, притянула, сама привстала на цыпочки и поцеловала в губы. – Мне так с ним повезло, товарищ участковый, – доверительно сообщила она полицейскому. – Что ни попрошу, все сделает для любимой женщины.

– И впрямь повезло, – цепко разглядывая «молодоженов», согласился тот. – А колечки где же ваши? – выдохнув струю сизого дыма, кивнул на их руки Пантелеев. – Если медовый месяц?

– Мы бракосочетались старинными кольцами его бабушки, – сказала находчивая Лола. – Решили не брать их в дорогу. Пусть дома в шкатулке полежат. Главное, это что в сердце, правда? – обращалась она исключительно к полицейскому. – В душе, типа?

– Несомненно, – кивнул участковый.

– Так что насчет дубков? – кивнув на кроны деревьев, перевел разговор Крымов.

– Да, – встрепенулась Лола. – Обещали рассказать. Но только правду. Самую-самую честную правду.

– Будь по-вашему. – Сделав суровую затяжку и отравив новой порцией никотина атмосферу, Пантелеев перевел взгляд на зеленую арку. – При наших прабабках и прадедах это было. В позапрошлом, кажись, веке. Росли они себе, когда еще молодыми были, пряменько росли, а потом по осени случилась непогода. Так старики говорили. – Участковый перевел взгляд на двух путешественников. – Из уст в уста, так сказать, передавали. Ветрюган, буря, настоящий шторм, да все сильнее, деревья в лесах трещали по всей округе, ломались только так, крыши с домов в Чернышах срывало, деревенька-то у нас старинная, ей уже самой добрых лет двести пятьдесят будет. Жуть, короче. И темень вокруг. Ночь была. А тут ни звезд, ни луны. Как будто над этим местом, над нашим, вся чернота этого мира сошлась. Все по домам попрятались. Кто к иконам, на колени, а кто и к другим богам. К утру буря и шторм сошли на нет, пронеслись, сгинули. Утро ясное было, словно ничего и не случилось, за исключением разрухи и вот этого. – Он указал пальцем на зеленую арку над дорогой. – Этого чуда. Какая сила свела два эти дерева и зачем? Что хотела сказать эта сила? Да кто ж его знает. Вот уж более ста лет так и живут людишки нашей округи с этой вот аркой, с «вратами», с этим, так сказать, чудом природы. Ученые приезжали, так они сказали, что такое может быть только в одном случае, если деревья вот так друг к другу с ростков прижимать. Ветки перевязывать. Но чтобы после одной свирепой ночи – никак нет. Аномалия. В журналах наши «врата» печатали. Туристы приезжали. Вот и я решил, поглядев на вас, – заехали, мол, путешественники на чудо чернышовское поглядеть.

– А никто рубить не думал?

– Да кто ж на них покусится-то? – мрачно возмутился участковый. – В своем-то уме?

– А кто не в своем уме? Ради потехи? Были такие?

Пантелеев сощурил один глаз:

– А ведь были дурни, без царя в голове. Слышал я про двух работяг из города – на спор решили срубить один из дубков. Ну, и за капусту в том числе. В семидесятых прошлого века было. В пору атеизма. Пришли с топориком. Выпили для храбрости. Саданули и вдруг видят, как на краю вон того лесочка, – участковый кивнул на ближний массив леса, – старуха появилась – худая и длинная, в сером балахоне, с длинными седыми волосами. Не поняли, что за хрен такой? Рубанули второй раз – а та уже на полдороги к ним. Между «вратами» и лесом. Как там оказалась? Как ветром ее туда принесло. И стоит – ждет будто. Второй мужичок и говорит первому: да черт с ней, руби! А тот: не буду. Второй перехватил у первого топор – и саданул по дереву. А та старуха-то уже за их спиной стоит. И говорит: не дело вы придумали, дураки городские. Да теперь поздно, назад уже не поворотишь, пролили вы кровушку господина моего. И как вцепится в них костлявыми руками. Второй-то сразу окочурился, самый рьяный, лицом посерел и почерствел, задохнулся, а первый, что отказался дальше рубить, так и остался пнем стоять на дороге. Его через сутки только обнаружили. На телеге увезли – у него окостенение произошло. Как деревянный солдатик стал. Говорят, так доской и остался лежать, на нем плясать можно было. Но говорить иногда мог – прорывало его. Со слезами, но говорил. Почти мычал. Он и рассказал эту историю, про старуху-то. Решили про него: разума лишился. Так и умер потом, уже не вставал. Только плакал. И все говорил, что видел ад.

– Жуть какая, – только и вымолвила Лола. – Курить хочется.

– Могу угостить, – с легкой издевкой предложил участковый. – Потянешь мой «Беломор», красавица?

– Ты же бросила, забыла? – строго спросил у девушки фиктивный муж.

– Точно, забыла. Нет уж, товарищ полицейский, не надо, – замотала головой девушка и вцепилась в руку спутника. – Вон, муж и за слабые-то ругает.

– Да кто ж она была, та старуха? – спросил Крымов.

– А у Лешего много слуг-то, разные они, и кикиморы, и другая нечисть, и такая вот переметная имеется. Ее и прежде в округе видели. Она особенно грешников любит. Хотя говорят, что это сам Леший превращается в кого угодно и что и старухой он тоже мог обернуться. А деревца-то его – Лешего нашего, – кивнул на два сросшихся дуба участковый Пантелеев. – Отсюда его угодья и начинаются. Так нам, пацанам, еще деды и бабки рассказывали. Большое поместье у него – вся эта округа!

– Так вы, значит, верите в него, в Лешего?

– Так вы слышали про него, стало быть?

– Краем уха.

– А-а, – угадав тон гостя, усмехнулся участковый, – я сразу понял, что вы тут не просто так. С вашей суженой. – Он сбил остатки горящего пепла на дорогу и выстрелили окурком далеко в траву. – Что знаете, куда ехали, не вслепую. На «темные врата» посмотреть!

– Да, раскусили вы нас, – рассмеялся Крымов. – У меня вот и проспект имеется. – Он вытащил из кармана буклет, подаренный ему Долгополовым. – «Чудеса Черногорского района». Тут и про «темные врата» есть, и про Камень Емельяна Пугачева, и про Колодец с живой водой, который Родник жизни, и про каменного истукана далеко в степи, и про древние святилища. Удивительный у вас район – за неделю все не осмотришь.

– Вы не первые и не последние, кто к нам за этими чудесами приезжает. Была бы наша администрация поумнее, она бы озолотилась с такой-то невидалью. У нас в Чернышах один чудак живет – Васька Прыгунов, местный ученый, вот он обо всех этих чудесах лучше других знает. Часами и днями говорить может.

– Ученый?

– Ну, мы его так между собой зовем. Он учился где-то в Цареве, а потом сюда вернулся – на родину. Родители померли, дом ему оставили. Вот он с утра до ночи и свистит: то стишки пишет, то ходит по округе и собирает свидетельства чудес. И про нашего Лешего тоже немало знает.

– Почему вы все время говорите «нашего», когда речь о Лешем заходит? – поинтересовался Крымов.

– Так он и есть – наш, – усмехнулся Пантелеев. – Говорю же, это его поместье, – обвел участковый цепким взглядом округу. – Каждый лесок, каждый бугорок, каждая травинка. И вот такая маленькая сволочь тоже…