– Это значит, что вам придется проявить мужские качества: стойкость, решительность и мужество, – баба Дарья погладила Императора по красной накидке. Варю всегда поражала ее нежность к колоде – как будто карты могут что-то чувствовать. Впрочем, сама баба Дарья говорила, что именно так и есть. – И последняя.

Башня, да еще и перевернутая. Плохи дела вопрошающей, очень плохи – и теперь это очевидно.

– Она означает тяжелые испытания и риск неудачи. Должна вас предупредить, что ответ на ваш вопрос нехорош.

Баба Дарья редко говорила гостям о плохих прогнозах так прямо.

Инна нервно засмеялась, пряча руки.

– Думаю, за пять-то тысяч вы могли сказать что-то получше. Обрыв и падающие с крыши человечки – и за этим я тащилась в такую даль.

Она вынула из кармана купюру, эффектным жестом бросила на стол и встала.

– А знаете, что у меня был за вопрос? Не хотела говорить, но после такого гадания скажу. Я хотела узнать, что меня ждет после развода в жизни с любящим человеком. И тут получается, что я все собираюсь разрушить своими руками. Вам что, Павел – мой муж – тоже заплатил?

Гости, когда им не нравился результат, часто подозревали, что их близкие подкупили гадалку.

– Когда есть вопрос, есть и сомнения, – в своем духе ответила баба Дарья. – Гадание гаданием, оно только путь показывает. А желание ваше, которое в вопросе, исполнить можно. Вы ведь хотите увидеть истину – и она откроется.

– И это как же? – с презрительным недоверием спросила Инна. – И сколько еще за это нужно заплатить?

– Платить больше не нужно. Погодите минуту.

Баба Дарья прошаркала в заднюю часть дома.

Наморщив идеально ровный не от природы лоб, Инна с большим сомнением смотрела на Варю. Точнее, сквозь нее – она точно думала о своем. Наконец она видимо, решила, что ждать стоя неразумно и села.

– Вот, держите, – вернувшись, баба Дарья протянула гостье ручное зеркало. Серебряное, покрытое черной краской.

Варя поморщилась.

– И что это? – Инна принялась крутить зеркало в кончиках пальцев, словно боясь запачкаться.

– Покажите его сегодня своему избраннику, и все увидите.

Еще немного повертев зеркало, Инна вынесла приговор:

– Бред.

– Не получите, что хотели, – деньги верну, – миролюбиво уверила баба Дарья.

Инна сунула зеркало в один карман, а и из другого достала телефон.

– Рома, ты мог бы за мной приехать? Я в Ивановке, – быстро заговорила она, как только на звонок ответили. Тон стал совсем другой, куда более ласковый. – Что? Посмотри на карте. Дыра еще та. Да так. Павел меня отвез и сбежал, как обычно… Да. Да, очень жду.

Подразумевалось, что ждать она будет тут. Баба Дарья не возражала: отошла к столу для готовки и принялась месить тесто.

– На ужин будет пирог с брусникой, – сказала она подошедшей Варе.

Инна обратила внимание на миску у печи:

– Кошкам вредно молоко. И вообще все домашнее вредно.

– А это и не для кошки, – отозвалась баба Дарья.

Гостья не стала ничего уточнять и ушла в телефон. Как погрузилась, так и не отвлекалась от него все пару часов, пока он не позвонил. Тогда она просто сорвалась с места и удалилась так же резко, как пришла.

Варя собралась проводить ее, но баба Дарья преградила дорогу:

– Сама справится.

В окно Варя видела, как гостью забирает черный внедорожник.

– Помоги перебрать бруснику, – сухо сказала баба Дарья. – И приведи себя в порядок.

На первое Варя согласилась, на второе – нет. Все время, пока она складывала в банки ягоды – позднеосенние, последние заготовки перед зимой, – ее душило раздражение. Не из-за брусники, из-за бесконечных ограничений.

– Ты же сама понимаешь, что так лучше, – словно прочитав ее мысли, примирительно сказала баба Дарья.

Но еще не успели покончить с ягодой, как прибежал соседский мальчишка, Димка, сын продавщицы Верки. Баба Дарья говорила, что, если бы не она, он бы никогда не появился на свет.

– Там в речке машина тонет! – восхищенно оповестил он. – Как под горку покатилась, как рухнет!

– Я же говорила – справится, – заметила баба Дарья.

На сей раз она не стала удерживать Варю. И та со всех ног бросилась к деревне, а потом через всю нее к берегу. Пробегая мимо дома Макарыча, увидела приезжего. Похоже, он только сейчас собрался на берег – даром что живет у реки – и как раз боролся с дверью, пытаясь всунуть ее в проем, чтобы закрыть.

Варя часто жалела, что у нее больше нет телефона. Подумала о нем и сейчас, оказавшись на берегу. Метрах в десяти от него, на фоне руин дореволюционной водяной мельницы Ковязина и исчерченного белыми полосами яркого неба, тонул черный внедорожник. На его крыше сжалась в комок Инна. И все это так и просило о том, чтобы его запечатлели на камеру.

Берег усыпали деревенские.

– Она, что ли, джип утопила? – бородатый механик Иван, любитель рыбалки, бросил удочку и наблюдал за происходящим.

– Нет, вроде сбежал водитель, – отозвался староста Фомин, обладатель солидных плеши и пуза.

– Да как так вышло-то? И льда ж еще нет особо, – оглядывалась Лариса, бровастая хозяйка кафе. Наверняка бросила его и одной из первых сюда поспешила, чтобы потом было что рассказать посетителям.

– Ох, бедолага, – качала головой горбатая бабка Танька.

Приезжий только что подошел и растерянно озирался.

– И ты тут, змееныш, – Варю заметил круглый невысокий мужик с водянистыми бегающими глазами.

Она отступила на шаг и прошипела:

– Пошел ты.

– Помогите же мне! – хрипло закричала Инна.

– Держись! Спасатели уже едут! – крикнул в ответ Фомин.

– А шустро под воду пошел-то, – заметил Иван.

– Течение, – поддакнула Лариса.

– Слышь, Андрей, – механик обратился к Фомину. – Как бы поздно не стало, когда приедут.

– Я не умею плавать! – кричала Инна.

– Да и сам думаю, – выпятил губу Фомин. – Но вода – лед, кто полезет?

– Давай веревку бросать. Попробуем вытянуть. А то и точно утонет.

– Да как же, – не сдержался мужик с бегающими глазами.

Рыбаки связали несколько веревок в трос.

– Обвяжись за пояс и крепко держись. Мы тебя вытащим! – обещал Инне Иван. – Шубу только сними, на дно утянет.

Стали бросать веревку. Ее сносило ветром и течением. В итоге Инне удалось поймать конец. Вцепившись в веревку, она без колебаний сбросила шубу, с которой ни на миг не захотела расстаться у бабы Дарьи, и в точности выполнила все советы Ивана. И все же, пока ее тянули, пару раз ушла с головой под воду. Но держалась крепко, и вот ее вытащили на берег. Бабка Танька уже подсуетилась – притащила одеяло и какое-то горячее варево, кто-то принес сапоги размера так сорок пятого и зеленый необъятный пуховик.

Инна осталась в сознании, но явно была не в себе.

– Я дура, дура, – хрипела она, пока деревенские хлопотали вокруг.

За спиной зарычало и задребезжало. Обернувшись, Варя увидела «Газель» спасателей. Заметил их и Фомин.

– Ну точно, как за смертью посылать, – пробурчал он.

Но на самом деле они бы успели: крыша внедорожника все еще торчала над водой.

– И кто тут тонет у вас? – двое приехавших вышли.

– Уже никто. Мы сами ее достали, – Фомин кивнул на мокрую Инну на берегу.

Спасатели подошли к ней. Один наклонился и отчетливо, чуть ли не по слогам, как будто она потеряла способность понимать, сказал:

– Девушка, мы вас в больницу отвезем.

Опухшие от воды и слез, грязные от размазанной косметики глаза Инны вдруг сузились от злости до щелок.

– Этот ублюдок! Да он бросил меня и сбежал. Его судить надо! – закричала она. – А я пристегнутая была! Я ж… Я же… Я ж чуть не…

Ее начало трясти от сухих рыданий.

– Ты поплачь, дочка, – потрепала бабка Танька огромное плечо пуховика.

– Бабка, это все бабка. Она сказала, что все будет, если я ему покажу то зеркало, – захлебывалась Инна. – Вот я показала… Он сбежал, он просто сбежал, он меня бросил. А я Паше еще успела позвонить. Прежде чем телефон в воду… И… Он сказал, что уехал уже, и я…

– Так она, что, не пойму? Отвлекла водителя – вот он с дороги под горку и улетел? Ну так дура и есть, – пожала плечами Лариса.

– Просто бредит, – сказал Фомин.

– С чего бы? Как есть говорит. Так и знала, что Дарьи проклятой дела и ее отродья, – сплюнула бабка Танька, а после повернулась к приезжему. – Вот видишь, Илюша, до чего доводят людей.

Илюша.

Спасатели все же уговорили Инну подняться. Поддерживая, усадили в машину. Когда «Газель» с ревом победила подъем от берега, жители стали расходиться, хотя кто-то и остался посмотреть, как утонет джип.

Варя пошла следом за спасателями. На покрытом тонким льдом повороте, где на дорогу упало старое дерево, «Газель» повело, и она не смогла разминуться с препятствием. От удара вырвало колесо, но экипажу повезло: машина не вылетела с дороги, ее просто протащило вперед.

Сначала была тишина, даже когда спасатели уже вышли. А потом они стали спорить. Так громко, что Варя слышала издалека целые фразы. Один предлагал дожидаться подмогу, а второй считал, что ждать придется как минимум до ночи.

– Ей нужно в больницу. Пока ждем, окончательно околеет, – Варя подобралась ближе, и теперь уже разбирала каждое слово. – Может, сможем сами колесо приставить. В общем, как хочешь, а я пойду поищу.

– Да стой! Тогда вместе пойдем.

– А ее одну оставим? Ты с ней побудь, а я пойду.

– Не помнишь, что с Димычем тем летом было?

– Ты про тот бред, что ли? Когда он месяц где-то бухал и придумал историю с девочкой? Иди-ка лучше в машину. Все, я пошел.

Колесо спасатель заметил под деревьями за поворотом. Спрыгнул с дороги и пошел за ним в лес.

Глава 3. Пропавший

Красные огни смотрели из куста прямо на Илью. Да это же глаза! А он не мог и пошевелиться. Босой, он стоял по колено в ледяном рыхлом снегу на поляне где-то в ночном лесу, дрожа от рвущего тело лютого холода. Тот грыз за ноги, откусывал пальцы на руках, а сейчас вот впился зубами в плечо. Нет, Илья не хочет здесь умирать! Он рванулся изо всех сил – и так больно ударился головой, что в ней зазвенело.

А глаза все смотрели на него. Но не из заснеженного куста: они вместе с приподнятой рукой нависли над дедовской кроватью и принадлежали небритому незнакомцу лет сорока.

И холод действительно грыз безжалостно. Илья приоткрыл рот, и оттуда пошел пар. Он снова дернулся и опять задел металлическое изголовье кровати, увенчанное двумя шарами, – видимо, в один из них он только что и врезался, – прежде чем окончательно проснулся. Так вот в чем дело: кто-то снова сюда вломился! Илья бросил быстрый взгляд на стол, но вещи были на месте. Впрочем, вор бы и не стал дожидаться его пробуждения, не так ли?

Гость кивнул сам себе и убрал руки в карманы. Илья сел на кровати и принялся дуть на окоченевшие ладони. Возмущение и страх от того, что кто-то явился сюда и стоял над ним, беспомощно смотревшим кошмарный сон, замерзли на губах. Гневные слова просились, но не слетали. Надо растопить проклятую печь. Ведь горбатая бабка как-то с ней управлялась.

Под отстраненным взглядом гостя Илья натянул ботинки – снять их на ночь было опрометчивым решением. Вздрогнул – до того они окостенели за ночь – и встал. Открыв печь, бросил в нее несколько дров из кучи, засунул сверху мятую газету и чиркнул зажигалкой. Бумага осторожно занялась, но такими темпами разгорится только тогда, когда Илья треснет и рассыплется, как стекло на морозе. Он плеснул в печь из керосиновой лампы. Все вспыхнуло. Совсем другое дело! Он аккуратно задвинул дверцу лопатой, которую вчера притащил горбуньин внук, и ощутил гордость. Выходит, справился. Илья повернулся к своему молчаливому гостю.

– Что вы хотели? – слова наконец-то нашлись и прозвучали достаточно враждебно – в самый раз.