Могучий кряжистый мужчина, который стоял, будто окаменев, посреди госпитальной круговерти из раненых, врачей, помощников, на секунду неожиданно очнулся и переспросил:

– В СМЕРШ прибыл?

– Так точно, – Савельев старался не двигаться, чтобы хоть на секунду затихли эти волны боли в висках и затылке.

Мужчина остановил тяжелый взгляд на младшем лейтенанте Савельеве:

– Я – капитан Потапов, командир отделения. С вещами сейчас отправляйся на улицу Гороховую, дом пять, кабинет на первом этаже. Старшего лейтенанта Горченко Владимира найди, введет в курс дела.

– Есть, товарищ капитан.

Хотя Потапов, казалось, его уже не слышал, он снова застыл, как огромный камень среди моря из людей. Раненые стонали, медики метались от одного к другому, пытаясь оказать первую помощь или сделать перевязку, добровольцы из действующего военного состава перетаскивали на носилках пострадавших с места взрыва бомбы. И посреди суматохи и криков замер с остановившимся взглядом капитан Потапов – мужчина ушел глубоко в себя от каких-то тяжелых мыслей.

Алексей же тем временем осторожными шагами добрался до кучи из чемоданов и вещмешков, наваленных прямо на земле у входа в госпиталь. Здесь уже стояли несколько подвод с ранеными, которых привезли с места бомбежки у железнодорожной станции. Он долго копался, пока не нашел свой потрепанный и почти пустой вещмешок. Перекинул его через плечо и пошагал так же медленно по улице, на ходу спрашивая у прохожих путь до Гороховой. Дорога оказалась короткой: два проулка, поворот через площадь – и вот он, тупичок из трех домов, сомкнувших свои торцы в одной точке. Только шел это расстояние пострадавший контрразведчик больше часа, то и дело его сознание мутнело, парня накрывало тошнотворной волной, от которой подкашивались ноги, а в голове пульсировала жуткая боль. Ему приходилось останавливаться, облокачиваться о стены домов и терпеливо ждать, когда спадет белесый туман перед глазами и тело начнет снова подчиняться своему хозяину. В кабинет он почти заполз, держась на стену, бледный и мокрый от холодного пота. Держась за стенку, прошел к стулу и с размаху рухнул на него. Молодой человек, сидящий над кипой бумаг на столе, удивленно протянул:

– Это кто тут такой пожаловал?

Савельев снова вытащил удостоверение:

– П-пы-пы при-пы-пы, – он пытался объяснить, что он прибывший оперуполномоченный, направленный капитаном Потаповым в отдел, но выговорить ничего не мог непослушным языком, который от жажды прилип к небу. Парень оказался понятливым, он без слов зачерпнул полную кружку воды из жестяного ведра, стоявшего в углу кабинета, и протянул Алексею. Тот сделал несколько глотков, отчего ему немного полегчало, и наконец смог представиться. Крепкая ладонь сжала его вялую от слабости руку и крепко встряхнула:

– А я оперуполномоченный отдела контрразведки, лейтенант Горченко Владимир. Можно просто Володя или «Гора», это мой позывной. У нас у всех позывные есть, потому что часто отправляем в штаб секретные сведения. И чтобы ни звания не было, ни фамилии, вот позывные используем. Учили вас на курсах такому?

– Да, и на курсах СМЕРШ, и в школе милиции изучал основы оперативной работы, – подтвердил Алексей.

Лицо высокого и худощавого Владимира засияло светлой улыбкой:

– Так ты у нас обученный, опытный. Это хорошо, не хватает хороших кадров. Во всем отделе четверо вместе с Потапычем… ой, то бишь с капитаном Потаповым, командиром нашим. А ты будешь «Голова» тогда.

Говорливый и любящий пошутить Горченко мгновенно придумал позывной и Савельеву.

– Почему «Голова»? – удивился молодой контрразведчик.

– Ну как, потому что умный, в школе милиции учился. А еще потому, что твоей головой сейчас любого коллаборациониста до смерти напугать можно. Орудие непрямого действия. Да вот сам посмотри, – Горченко указал на отражение в оконном стекле.

Младший лейтенант Савельев повернул голову – и чуть не ахнул при виде размытого себя в отблеске дневного света. По лицу были размазаны кровавые полосы, кровь из резаной раны на макушке залила его светлые волосы, превратив голову в жуткое зрелище.

– Я так понимаю, тебе водички, чтобы умыться? – Горченко соображал быстрее, чем Савельев мог сформулировать собственную мысль. Сослуживец покопался в ящиках стола и вытащил застиранное, но чистое полотенце из куска мешковины:

– Держи, это обтереться, – он подтянул ведро на середину комнаты и поставил на свободный колченогий стул, прикрыл плотно дверь. – Ну все, умывальня готова. Давай скидывай верх, башку ополоснешь. Потом пойдем свежей воды наберем на колонке. Я пока тебе расскажу, как у нас тут все устроено.

– Хорошо, – согласился Алексей, который был рад такому радушному приему. Атмосфера в отделе и манеры его сослуживцев так разительно отличались от высокомерия и вечного недовольства Евстафьева, что он сразу почувствовал себя здесь на своем месте.

Младший лейтенант обмыл голову и лицо, отчего вода в ведре окрасилась в красный цвет, потом насухо вытерся импровизированным полотенцем. Посудину с грязной водой перехватил его новый товарищ:

– Давай помогу, ты вон сам еле ноги передвигаешь. Загоняем тебя сразу, так сбежишь еще. У нас служба тяжелая, ответственная. Я на передовой с первого дня войны, а здесь три месяца как. Ух, с непривычки убежать хотелось. На фронте ведь как – вот он, враг, перед тобой. Стреляй в него, забрасывай гранатами, снарядами, танками дави. А здесь его нет. Невидимый он, маскируется хорошо! Сначала найти его надо по следам, по оперативным данным, по всяким приметам! У Потапыча вот хорошо это получается, потому что он охотником всю жизнь был в Сибири. Зверье всякое умеет выслеживать, следы читать, интуиция у него работает будь здоров. А стреляет как!.. – в глаз белке попадает. Ну это он так рассказывал, белок тут я не видел. Зато видел, как он из винтовки троих шпионов уложил за минуту, когда они сбежать решили. Ни одного выстрела мимо, все ровно в чашечку, чтобы живы остались и бегать уже никуда не могли. Он в этом плане строгий у нас, ликвидировать разрешает только в крайних случаях, если угроза для жизни контрразведчика существует. А так правило – живым брать, чтобы за все перед военным трибуналом ответил. Вот такой у нас командир.

– Он мне показался неразговорчивым. Я видел его в госпитале. Он стоял и молчал, даже раненым не помог, – поделился с «Горой» своими впечатлениями о Потапове Савельев. Открытый и дружелюбный парень вызывал у него теплые чувства, не страшно было доверить ему свои мысли.

В одно мгновение Горченко помрачнел. Нажал на рычаг колонки и замер, как и Потапов в госпитале, рассматривая что-то видимое только ему одному в звенящей об ведро струе чистой воды.

Алексей Савельев смутился от такой мрачности, больше не расспрашивал нового товарища, боясь сказать что-то лишнее. Но Владимир начал разговор сам:

– Тут вот какая штука… Может быть, рано тебе это знать, вдруг Потапыч тебя на другое дело поставит, но весь город об этом гудит, так что все равно узнаешь. Расскажу, хотя это секретная информация у нас в разработке. В общем, бомбят в Железногорске станцию, и не просто станцию, а бомбы сбрасывают точно на составы. Вот уже месяц как прилетает юнкерс и устраивает авианалет, прямо посередине дня. Точно знает, куда бить. На прошлой неделе состав с техникой разгромил на восточной ветке, до этого чуть дальше на три километра в сторону Кисловки – состав с провиантом.

– Если бомбы сбрасывают прицельно, то координаты известны заранее, – выпалил младший лейтенант Савельев.

– Вот, я не зря тебя «Головой» прозвал! – поднял палец вверх Горченко. – Потапыч тоже так считает, что есть шпион, причем где-то среди наших сидит, который юнкерсы наводит на цель так, чтобы авианалет нанес вред максимально.

Алексей, ободренный похвалой товарища, продолжил рассуждать:

– Но, с другой стороны, ведь перед юнкерсом «филин» прилетает – немецкий самолет-разведчик. Сведения через радиосообщения служат наводкой для бомбардировщика.

– Не было рамы! – Владимир даже остановился и поставил ведро. Он приблизился к новенькому так, чтобы никто из прохожих его не слышал и горячо зашептал: – В прошлые авиаудары не было рамы, не было воздушной разведки. А попадание было точно в цель! Кто-то передает данные люфтваффе! Поэтому расследованием Потапыч сам занимался, искал, из-под земли готов этого шпиона достать. Потому что из-за него столько людей погибло! А сколько составов разрушено! Сначала со станции перенесли отправление на восточную ветку, стрелками каждый раз приходилось переключать. Погрузку и высадку в лесной массив на два километра от станции перенесли, чтобы от бомбардировок уберечь и личный состав, и матчасть. А немцы об этом сразу узнали! Как?

– Точно есть информатор! – подтвердил свою догадку Алексей.

– Есть, то есть, а как его найти? – Володя снова подхватил ведро и широкими порывистыми шагами направился в отдел. – Потапыч этим занимался, а мы… ну, в общем, у нас там другое направление, – сослуживец по СМЕРШ смутился, не зная, можно ли делиться с новеньким секретными сведениями. Через минуту молчания сокрушенно замотал головой. – Потапыч сейчас совсем взбеленится, спать, есть не будет, пока шпиона не найдет.

Будто черная тень легла на светлое, открытое лицо Володи:

– У него жена погибла в этом авианалете, фронтовая. Санинструктор, Кудрявцева Наталья.

– Златовласка?! – вырвалось у Савельева.

Его товарищ удивился:

– Знаком с ней? Красивая она, как киноактриса… Была…

Владимир снова замолчал, погрузившись в тяжелые мысли, так же как и Алексей, у которого перед глазами сразу возникло лицо Натальи в последние секунды ее жизни.

В отдел они заходили мрачные и молчаливые. Там уже за столом сидели остальные контрразведчики отдела СМЕРШ: хмурый капитан Потапов, черный от горя; смуглый, жилистый старший лейтенант Нодар Гелашвили, тихий и задумчивый Геннадий Махов, тоже в звании лейтенанта.

Потапов при виде Савельева и Горченко молча кивнул им, указав на свободные стулья. Сухо пояснил остальным:

– У нас пополнение. Младший лейтенант Савельев, познакомитесь поближе потом. Сейчас к делу. Сегодня снова был авиаудар по квадрату три дробь двенадцать. Снаряды были сброшены на прибывший поезд и готовящийся к отправке санэшелон, – у мужчины заиграли желваки от сдерживаемой внутренней боли. – Погибли тридцать семь единиц личного состава. Поиском агента, который передает данные о движении поездов на станции, занимаюсь и дальше я, для усиления в оперативную группу приказываю подключиться старшему лейтенанту Гелашвили. Белой бандой будет заниматься пока один Махов. Доложите, кстати, какой результат по опросу местного населения.

Гена Махов, невысокий, щуплый молодой мужчина лет двадцати пяти, откашлялся:

– Сегодня объехали Горячий Ключ, Мадаевку, Евсеево, вчера все населенные пункты по направлению на Курск на расстоянии пятидесяти километров, как вы и приказали. Случаев ограбления среди местного населения на дороге не выявлено, только воровство. Вот список украденного за последнюю неделю, – он протянул лист бумаги начальнику. – Тут немного, в основном инструменты или хозяйственная утварь. Заявление всего двое согласились написать. Местный мальчишка, из Мадаевки, вроде как видел преступников. Говорит, их было трое, все одеты в гражданскую одежду, никакой маскировки из белой краски на лице не было.

– Сколько лет, приметы запомнил? – нетерпеливо уточнил Потапов.

Но Геннадий опустил взгляд:

– Ему пять лет. Считать еще не умеет, поэтому возраст определить не смог. Но точно не старые. Сказал – это были дядьки. Не юноши и не старики.

– А ты как сам думаешь, эти трое из Белой банды или просто залетные?