– Да так, – отмахнулся капитан и потёр грудь около сердца. В месте ранения немного саднило, но беспокоило другое: тоску по родным затмевала тягучая хандра, как плотные шторы закрывают солнце. – А у тебя есть что?

– Макулатура сплошная, – Медведева раскидала по столу и дощатому полу бесконечные листки бумаги. – Накладные, списки, личные дела, ничего полезного.

Снаружи послышался топот, и в кабинет зашёл Мечетов.

– Нашли одного, – прохрипел он.

Все бойцы заняли позиции возле входа в штольни и направили оружие в сторону чёрного провала в теле горы, не хватало только Беридзе. Полковник привёл оперативников к небольшой будке с инвентарём, сколоченной из кривых досок, щеколду на двери уже выломали. Внутри лежал солдат, на его закрытых веках блестели кристаллики инея, казалось, он просто откинулся на стенку и заснул, но пятно крови, впитавшейся в дерево, говорило, что сон – вечный. В одной руке он зажал разряженный пистолет, а другой что-то прижимал к груди, возле ног валялась простреленная радиостанция. Акулов присмотрелся – боец сжимал в кулаке вырезанную из камня фигурку, от одного взгляда на которую капитана бросило в дрожь.

Мертвец держал вещицу за торс, снизу торчали ноги на подставке, а сверху голова и плечи, но как не пытался Акулов сфокусироваться на ней, ему этого не удавалось. Маленький идол словно постоянно ускользал из поля зрения, его черты, словно клубок влажных змей, перетекали одна в другую, и взгляду не за что было зацепиться, он всё время соскальзывал, как пальцы скалолаза с мокрого выступа. Фигурка одновременно казалась грубой и искусной, сделанная из неизвестного минерала, похожего на ночное небо с мириадом далёких холодных звёзд, она словно запускала в сознание смотрящего длинные скользкие усики. Не смотря на то, что на голове идола Акулов не смог увидеть глаза, ему мерещилось, что фигурка их с него не сводит.

Медведева нашла холщовый мешок, с усилием разогнула окоченевшие пальцы трупа и спрятала статуэтку, завязав её на сложный узел.

– Нельзя на неё смотреть, – только и сказала она.

Капитан шумно вдохнул, точно на время забыл дышать. Тут же подбежал рядовой Беридзе с толстым амбарным журналом в руках.

– Таварищ капитан, нашёл! – Он протянул Акулову свою добычу. – В памещеньи личный састава нашёл! Я читать нэ магу, но слышу важный что-та!

– Ну-ка, давай сюда, – Николай забрал находку Беридзе и прочитал на титульном листе «Журнал происшествий рудника «Лопаритовый». 1954 год. Ответственный за ведение: Начальник АллуайвЛАГа полковник Прокопьев Георгий Матвеевич».

– Последняя запись от 15 июня, – сказал Николай, – как раз, когда Прокопьев вышел на связь и пропал. Надеюсь, теперь мы узнаем, что здесь произошло и куда делись заключённые с персоналом лагеря.

– Беридзе, совсем офонарел? – Гаркнул Мечетов над самым ухом капитана. – А ну, положи, где взял!

Усатый боец крутил в руках фигурку, спрятанную Медведевой, и не мог оторвать от неё глаз, а на губах застыла глупая улыбка. Напарница тотчас вырвала статуэтку из рук Беридзе, снова завернула в мешок и отдала полковнику.

– Отдайте её надёжному бойцу, – прошипела она. – И пусть хранит её, как зеницу ока. Не вскрывать ни в коем случае!

Мечетов, напуганный гневным видом лейтенанта, позвал сержанта Мелисова и отдал ему находку.

– Как ты развязал мешок? – Медведева впилась взглядом в недоумевающего солдата.

– Нэ знаю, – пожал тот плечами и широко улыбнулся, виновато разводя руками. – Будто сама в руки пригнула.

– Уйди с глаз моих, Беридзе, – процедил полковник и, когда боец ушёл к остальной группе, сказал, словно защищая своего солдата. – Это же просто фигурка, товарищ лейтенант. Подумаешь…

– Если вы ещё не поняли, полковник, это не просто фигурка. Мёртвый солдат у наших ног тому доказательство. Это он послал то сообщение, а затем застрелился, и я уверена, что фигурку он в руках держал не просто так. Капитан, читай журнал, там должны быть ответы.

Акулов открыл записи на середине и начал читать.

15 мая.

Сегодня произошло ЧП. При прокладке полевого штрека взрывным методом случился обвал. Заключённые и персонал лагеря задействованы в спасательных работах.

18 мая.

Взрыв вскрыл полость в горной породе. Её точные размеры трудно установить, пока нет освещения. Группой из начальника охраны, меня и моего зама попробуем осмотреть пещеру.

– Что же это за полость такая, что обвалила шахты? – Пробормотал Мечетов.

– Возможно, просто замкнутая пещера, – сказала Медведева. – Встречаются чаще, чем кажется. Читай дальше, капитан.

Николай перевернул страницу.

19 мая.

Протянули свет. Лучше бы мы этого не делали, завалили вход и законсервировали штрек. Но инструкции предписывают иное, поэтому мы вошли внутрь. Пещера неприродного происхождения, её сотворил чей-то изувеченный разум. Это трудно описать словами. Она просто огромна, света прожекторов не хватает, чтобы увидеть потолок. Внутри словно не действуют привычные законы пространства, глаз не может охватить углы, каменные плоскости настолько обширны, что не поддаются осмыслению и испещрены тошнотворными изображениями и символами. Плотная тьма пожирает лучи света. Нам нужно больше прожекторов, чтобы обследовать полость и понять, может ли она угрожать дальнейшим шахтным разработкам. Надеюсь, генераторы выдержат такую нагрузку. Речи о вызове археологов пока не идёт, хочу разобраться, можем ли мы обойти пещеру и работать дальше, пока учёные будут её изучать.

21 мая.

Мы прошли дальше, но конца пещере не видно. Взяли несколько запасных прожекторов, но генераторам не хватает мощности. Попробуем отключить второстепенные линии.

– Что за бред, товарищи? – Прервал Акулова полковник. – Может они наткнулись на газовое месторождение, и у них разум помутился? Я не понимаю, что он пишет! Символы какие-то, каменные полости.

– От газа теряют сознание, но не бродят часами, расставляя прожекторы, – ответила Медведева. – Здесь что-то другое.

Акулов продолжил чтение.

25 мая.

Мой разум не в силах осознать, как работает пространство внутри пещеры. Одновременно мы идём вперёд и стоим на месте. Нас не покидает ощущение чужеродности этого места, словно оно вовсе не должно существовать в этой вселенной.

28 мая.

Мы провели эксперимент. Взяли заключённого триста три, привязали к нему верёвку и отправили вперёд с фонариком. По моим подсчётам он должен был пройти метров десять, но с каждым шагом свет его фонаря отдалялся на добрую сотню. Очень быстро свет его фонарика потускнел и исчез в темноте. При этом верёвка вышла всего метров на пять и продолжала медленно двигаться. Триста третий отсутствовал несколько часов, мы пытались докричаться – бесполезно. Пробовали вытащить за канат, но её точно держал исполинский кулак. Заключённый вернулся сам, но мы едва не открыли огонь на поражение, так как он изменился до неузнаваемости. Волосы его полностью поседели, верхнюю одежду порвало на лоскуты, а руки, торс, голову покрывали вырезанные на коже символы неизвестного, жуткого языка. Те же самые, что змеятся на стенах и плоскостях. В руках он держал статуэтку из странного материала.

29 мая.

Триста третий в лазарете. Я изучаю фигурку, но она мерещится куском мира, чуждого нам, а глаза сами избегают её. Тем не менее я не могу оторвать от неё взгляд, и знаю, что когда я не смотрю, она смотрит на меня.

– Чёрт, насколько велика пещера? – Лейтенант оглянулась на склон горы.

– Горы здесь небольшие и очень пологие, – пожал плечами Мечетов. – В принципе… В принципе, пещера таких размеров вполне возможна.

Капитан начал читать следующую страницу.

1 июня.

Что-то изменилось в пещере. Прожекторы больше не нужны, сами стены излучают свечение, но я не могу понять, что это за цвет, словно он не предназначен для человеческих глаз, но кто-то хочет, чтобы я его видел. Перемена так поразила меня, что мы вернулись на поверхность. В тундру пришла весна, никогда ещё простой воздух не казался мне таким сладким.

2 июня.

В пещере появился тлетворный запах гниения, но мы решили не обращать на него внимания. Сейчас я понимаю, какой это было ошибкой. Мы прошли дальше чем в любой день до этого, или вовсе никуда не пошли. Я не в силах даже примерно оценивать расстояния в этом месте. Вход, который проделала взрывчатка, виднелся так далеко, но в то же время так чётко, что казалось я могу коснуться его рукой. При этом я не видел потолка, он тонул в дымке того же цвета, что и свечение стен, поэтому просто старался не думать о предполагаемых размерах этого места. Я понимаю, что моё рвение вышло далеко за пределы служебных обязанностей, но я не мог сопротивляться влечению. Спустя часы мы добрались до огромных колонн, тонувших в вышине, а за ними увидели исполинскую статую существа, нет, чудовища, чей вид просто не поддавался осмыслению. Она не двигалась, но не существовала в статичном состоянии. Огромная и мерзкая она пожирала моё сознание, затягивала вглубь бесконечной пустоты. Мы бежали изо всех сил, но статуя словно преследовала нас. Страх настолько овладел нами, что я до сих пор не могу вспомнить, как мы выбрались наружу. Я, наконец, понял, это не пещера, это храм. И его нужно закрыть.

– Храм? Я не ослышался? – Мечетов заглянул через плечо капитана. – И точно, “храм” написано. Лопари, что ли, построили?

Николай покачал головой:

– Нет, я как раз читал о них перед выездом. Максимум, что они строили это жилища и каменные идолы. Их культура не была так развита, как у древних египтян или греков, а занимались в основном охотой и рыболовством. Они просто не могли построить храм таких размеров.

– Но если не они, то кто?

– Не знаю.

– Кто-то более древний, чем саамы или египтяне, – сказала Медведева. – И более опасный. Читай дальше.

И Акулов читал.

6 июня.

Попытки законсервировать штрек ни к чему не привели, кто-то разбирает завалы, и на утро вход в храм безумия снова открыт. Мы пытались выставить охрану у входа в штольни, но безрезультатно. Выставили караул у входа в храм, но утром нашли его снова открытым, а двух охранников – полностью седыми и безвозвратно сошедшими с ума.

7 июня.

Мне снятся кошмары. Со второго числа я не спускался в храм, но каждую ночь я оказываюсь там во снах, и тварь, плод вечной тьмы, рождённая в измерении безумия, охотится за мной. Она огромна, её когти величиной с дом, а по остроте не уступают бритве. Я пытаюсь убежать, но в последний миг перед пробуждением вижу окровавленный зазубренный коготь.

9 июня.

Триста третий выписан из лазарета. В отличие от сошедших с ума охранников, он выглядит нормальным, если не считать свежих, ещё розовых шрамов по всему телу и безумного взгляда. Спрашивал про фигурку, но я отправил его в барак. Фигурка – моя.

– Не нравится мне триста третий, или как там его зовут, – недовольно проворчал Мечетов. – Сначала побывал неизвестно где, шрамами обзавёлся, притащил божка, из-за которого у Прокопьева крыша поехала. Лучше бы там его и пристрелили.

– Без суда и следствия? – С ухмылкой спросила лейтенант.

– А хоть бы и так! – Вспыхнул полковник. – Сами посмотрите вокруг, где все, где охрана? И где, чёрт возьми, наши ребята? Да, если б знал, расстрелял бы.

– И Гитлера в пелёнках удавил, – зло засмеялась Медведева.

– Хватит, – бесцветно сказал капитан.

Упоминание главного нациста Третьего Рейха пробудило в нём ненужные воспоминания о фронтовых друзьях. А вместе с ними и ненужную глухую боль. Во время войны каждый, наверно, мечтал собственными руками удавить гада, но кто бы смог убить пока ещё невинное дитя? Акулов тряхнул головой, прогоняя хандру.

– Полковник прав насчёт триста третьего, – сказал он, перелистнув страницу.