– Американская, – он показал продолговатый овал зелёного цвета, на чеке ещё болтался кусок откусанной проволоки. Он отдал её Левину, который флегматично жевал травинку.

– Ваши диверсанты, – Акулов кивнул Давыдову и вытащил из кобуры Стечкин. – Давай, Фишман, только термит пожирнее клади, это тебе не дверца кунга.

Прапорщик осторожно подошёл к бетонному проёму, высоко поднял ногу, перешагивая растяжку, которой там уже не было, присел и начал лепить на двери жирного червя. Воткнул серебристый запал, оглянулся на капитана, после кивка достал мосиновскую зажигалку и поджёг смесь. На несколько секунд рассветный лес озарила яркая вспышка пламени, полетели искры, повалил клубами густой чёрный дым, воздух наполнился злым натужными шипением, добела раскалённый червячок пополз по двери, закапал расплавленный металл. Химическая реакция разогрела его до двух с половиной тысяч градусов, затем угасла, и неровная железная болванка плашмя рухнула в мягкий обугленный мох. Дым, стоявший в проёме, медленно рассеивался. Медведева пошла первой, как вдруг отвела назад руку с поднятой ладонью – знак «стой».

Лёгкий ветерок сорвал с крыши ДОТа несколько листьев, подхватил последний дымок в проёме, закрутил его в спираль и унёс. Слабый свет прорвался сквозь плотную листву и упал на выжженную термитом дыру. В тени стоял человек, правая мёртвенно-бледная половина его лица, выглядела удивлённой. Широко распахнутый глаз безотрывно смотрел на Акулова, не моргал и не двигался. Капитан, подчиняясь инстинктам, замер, стиснул рукоять пистолета, и, когда секундный ступор прошёл, пригляделся. Зелёный глаз остекленел и ничего не видел. Вдруг фигура шелохнулась, подалась вперёд и осела на колени. От увиденного, желудок капитан стянуло в тугой узел. Один из бойцов вовсе не вынес зрелища, отбежал за дерево, и оттуда донеслись утробные звуки. Сама смерть смотрела на отряд.

– Твою ммать, – тихо выругался Давыдов.

Даже Акулов, успевший привыкнуть к ужасам службы в управлении «О», вздрогнул и поморщился. Из груди вырвался судорожный выдох. Вторая половина лица представляла из себя обглоданное месиво. С мертвеца сняли скальп, содрали кожу и вырвали глаз. Челюсть белела среди оборванных мышц, между зубов проглядывал язык. Тело словно было измочалено мощными ударами, одежда разорвана, из-под неё торчали окровавленные осколки костей, рука висела бесформенным обрубком, а из бедра кто-то вырвал кусок мяса. Трудно поверить, что этот мертвец стоял секунду назад. Видимо, дошёл до выхода, но не смог открыть дверь и умер прямо возле неё от болевого шока. Ещё спустя миг труп перевалился через порог и упал на вырезанную болванку двери. Звякнули армейские жетоны, выпавшие из-под одежды.

Пока Медведева осматривала тело, Акулов держа на мушке выход из ДОТа, на случай, если появится тот, кто убил этого человека. Побледневший Давыдов и его бойцы последовали примеру капитана.

– Американец, – сказала Медведева и подняла над головой окровавленные жетоны. – Рвали на куски клыками и когтями.

– Кто? – Спросил Николай.

– Не знаю. На оборотня или перевёртыша не похоже. Они едят определённые органы, а здесь. Им будто играли ради удовольствия. Как кошка с мышкой от скуки.

– А эту кошку… – Сглотнул Давыдов. ПМ в его руке едва заметно дрожал. – Как её убить?

– Если это и кошка, то одержимая демоном, капитан, – Медведева поднялась и взглянула на Акулова. – Версия с адским сигналом начинает подтверждаться. Убить демона можно, но только клинком, который закалили в Благодатном огне.

– Двух клинков на всех не хватит, – сказал Николай. – Вызовем наших. Капитан Давыдов, дайте связь.

Контрразведчик кивнул и подозвал Шишкина. Молодой боец с прозрачными бровями надел шлемофон и вытянул антенну. Он долго что-то щёлкал, переключал, повторял позывные в болванку микрофона, но с каждым разом его лицо всё сильнее вытягивалось и бледнело.

– Товарищ капитан, – наконец сказал он. – Связи нет.

– Что значит нет? – Зашипел Давыдов и выхватил шлемофон. – Дай сюда… Чёрт! А ты нигде рацию не бил, а, Шишкин?

– Н-никак нет. Г-глушат н-наверное.

– Дело труба, капитан – контрразведчик посмотрел на Акулова и покачал головой. – Не будет вашего подкрепления.

Николай кивнул. В их работе редко получается придерживаться плана.

– Значит, идём внутрь, – сказал он. – Находим, что глушит наш сигнал, вырубаем и Шишкин вызывает подкрепление. В бой вступаем только в крайней необходимости.

Тихо щёлкнули предохранители автоматов Калашникова, лязгнули затворы. Медведева глянула на капитана вертикальными зрачками синих глаз, перешагнула труп и первой вошла в сумерки ДОТа. Николай вдруг увидел рядом с собой Фишмана.

– А ты куда собрался?

Фишман помотал головой.

– Я здесь не останусь, я лучше с вами. Таки помните, что ночной лес не люблю, а он не любит меня, да?

Может, у Татищева и были планы насчёт Фишмана, но в его, Акулова, планы прапорщик не входил. Не хватало ещё и за тылом следить постоянно. Он в плотную подошёл к водителю и наклонился к его уху.

– Мне не нужен агент Абвера за спиной, – прошептал он. – Ты. Останешься. Здесь.

Фишман пошатнулся, как от удара. Поморгал глазами, мотнул головой и отступил. Лицо его выражало непонимание и обиду.

– Так… Так точно, товарищ капитан.

Пусть прапорщик думает, что его снова записали в предатели, Николаю плевать. Для него главное – выполнить задачу с наименьшими потерями в личном составе и времени. А попытки просчитать, насколько на самом деле лоялен Фишман могут в итоге стоить драгоценных мгновений. Ему нравилось, когда всё было максимально просто: впереди враг, пусть и неизвестно какой, а в голове никаких лишних мыслей и сомнений.

Грузные облака затянули небо и спрятали зарю, начал накрапывать мелкий дождик. Холодные капли коснулись лица капитана, соскользнули на губы. Он слизнул ставшую чуть солоноватой от пота влагу и вошёл в ДОТ следом за Медведевой.

***

Сразу за дверью был короткий коридор, справа – проход в огневую точку, которую они осмотрели снаружи. Прямо висела плотная тканевая занавеска со звёздочками,а внизу высвечивала неровности бетона полоска света.

– Повесили, чтобы не демаскировать себя, – сказал сзади Давыдов.

У капитана в сознании вспыхнуло воспоминание. Маленький Николай лежал на тёплой печке, и его спальное место отгораживалось такой же занавеской, со звёздочками. Ранним зимним утром, когда было ещё темно, он просыпался оттого, что на глаза через узкую щёлку попадал свет лучин. Это значило, что уже пять часов утра или около того, скоро его придут будить, собирать на учёбу, придётся выходить в морозную ночь и вместе с одноклассниками, кутаясь в тёплую одежду, идти до школы в соседней деревне. Обычно они шли сами, но если пурга, то с одним или двумя взрослыми. Но это потом, а пока снизу шло тепло от печки, через щёлку было видно, как мама готовится засунуть печься противень с оладьями или горшок с кашей, или как отец, покормивший скотину, хлопает в сенях дверями, заходит в горницу – от его одежды идёт морозный пар, – замечает острым глазом, что твоё дыхание шевелит занавеску, хватает за подмышки и со смехом вытаскивает в горницу. Тогда казалось, что занавеска отделяет его маленькое сонное царство от большого и светлого мира с вкусной едой, улыбками родителей, снежным иглу во дворе и друзьями в школе. Сейчас она отделяла от запаха крови, который сочился сквозь ткань.

Акулов подошёл к ширме, медленно просунул сбоку ствол пистолета, подцепил её, дёрнул в сторону и приготовился открыть огонь. В следующую секунду в нос ударил затхлый аромат смерти, и к горлу подкатила дурнота. С уклоном вниз широкий коридор убегал дальше, под потолком тянулась гирлянда лампочек накаливания – где-то был генератор, который давал свет. Но капитан предпочёл бы пройти по этому коридору вслепую. Стены покрывали тёмно-красные брызги, на полу в лужах крови плавали гильзы и каменная крошка, чьи-то длинные когти оставили глубокие следы в бетоне, словно это было мягкое масло, а не укрепление, способное выдержать танковый залп. Пять сломанных автоматов Калашникова ощерились деревянными занозами. По бокам за небольшими разорванными ширмами скрывались помещения, а впереди коридор снова утопал в темноте, потому что лампочки там не горели. Капитан с напарницей прошли вперёд, чтобы за ними могли последовать остальные. Мягкоступов перекрестился, а Байятов крепче перехватил автомат дрожащими руками.

– Капитан, твою мать, чем вообще занимается ваше управление? – Спросил поражённый Давыдов. – На каких тварей вы охотитесь?

– На разных, – ответила Медведева. – С нами хочешь?

Контрразведчик молча помотал головой. Акулов показал на сломанные автоматы.

– Похоже, нет больше диверсантов. Но и тел нет. Мы видели всего одного, где ещё четыре?

Конечно, ответа ни у кого не было. Он и не ждал, только не отрываясь смотрел вперёд, где в конце коридора змеилась красноватая тьма.

– Идём, – продолжил Акулов. – Мы с лейтенантом проверяем боковые помещения и ищем глушилку, а вы, товарищ капитан, следите за коридором.

Каменная крошка хрустела под ногами, гильзы тихо звякали, выкатываясь из-под сапогов. В первом помещении слева они нашли нетронутый оружейный арсенал. Целая прорва Калашниковых, ещё блестящих заводской смазкой, несколько ящиков гранат, мин, брикетов пластичной взрывчатки, цинки с патронами и пять комплектов советской формы.

– Похоже, они готовили какую-то провокацию, – сказал Акулов и поманил мелькающего в коридоре Давыдова. – Вам что-нибудь известно про это?

– Нет, капитан, – покачал тот головой.

– Номера на автоматах спилены, – Медведева осмотрела один из Калашниковых. – Солидно подготовились. Кто-то помог им собрать такой арсенал, ещё и из нашего оружия.

Николай кивнул, а вот Давыдов отмахнулся.

– Согласен, конечно, но давайте на потом отложим. Не нравится мне это место. Будто всё время глаза у себя на спине чую.

Лейтенант, проходя мимо, шепнула:

– Бойки спилены, капитан.

Они двинулись дальше и проверили пару тёмных комнат – пустые бетонные стены, вырванные провода, только свет из коридора попадал внутрь. Кое-где ещё встречались отголоски войны в виде посеревших пятен крови или старых отверстий от пуль. Следующая комната, из которой лился свет, по всей видимости служила казармой и столовой одновременно. Возле стены стояли двухъярусные кровати со смятым бельём. Напротив обеденный стол с недоеденной пищей в тарелках, газовой горелкой и какими-то бумагами. Капитан подошёл ближе и увидел, что это раскрытая газета. Красная звезда от пятнадцатого августа этого года. Статья на развороте гласила:

«Двенадцатого августа над Дальневосточным военным округом силами советской ПВО был сбит вражеский аэростат-шпион. Американская сторона не смирилась с поражением в Корейской войне и продолжает вести тихую, так называемую, ползучую войну с Советским Союзом. Каждый день враг прощупывает оборону Советского Союза и ищет слабые места. Но наши пограничные войска твёрдо стоят на страже Родины!»

Акулова заинтересовала эта газета. Почему диверсанты читали именно её? Именно эту страницу? Аэростаты со шпионским оборудованием стали обычным делом на границах, всё чаще и чаще появлялись реактивные самолёты-разведчики, так что сбитый аэростат это рядовой случай, не достойный внимания диверсантов на другом конце страны. Он показал статью Давыдову.

– Что думаешь? Это твоя операция, вы вели диверсантов. Зачем им эта газета?

Капитан взял бумаги из рук Акулова и внимательно прочитал, потом исподлобья глянул на него и нахмурился.

– Понятно, почему они здесь и какую провокацию готовили. У меня были подозрения, но не хватало данных. Не аэростат сбили, капитан, а реактивный самолёт, лётчика взяли в плен. Обычные будни холодной войны. Лётчик сейчас в Могилёве, и его готовят к перевозке в Минск. Он – их цель.

– Почему в Минск, а не Москву? – Спросила Медведева.