Он вступает в политическую партию. Быстро становится её лидером. Стреляет в потолок и объявляет: «Началась революция!».

Он взбирается на вершину власти по лестнице лжи. Сперва он винит во всех горестях своей страны евреев, и, чем больше тыкает в них пальцем, тем выше поднимается. «В них вся проблема! Из-за них наши унижения!». Он обвиняет евреев в обладании секретной политической силой, скрытым влиянием, в выдумывании такой наглой лжи, что никто не решит в ней усомниться, – забавно, насколько это обвинение становится отражением его самого. Евреи – «болезнь», заявляет он, которую нужно искоренить, чтобы излечить Германию.

Эта ложь помогает Волку обрести силу, огромную силу, толпы людей рукоплещут его речам. Он становится канцлером, а после президентом и вождём. Он казнит своих врагов. Чувствует, как его неполноценность угасает с каждой следующей каплей успеха. Он до верхов наполняет тарелку ложью, шкворчащей в подливе ненависти, а потом скармливает её своим войскам. Армия растёт. Под его предводительством они пересекают границу и идут на соседей под соблазнительным лозунгом «Германия превыше всего».

Почему они подчиняются приказам Волка? В глубине души каждый человек знает, что жестоко поступать с другими – пытать, убивать – нехорошо и неправильно. Почему они не противятся этому?

Потому что они рассказывают себе сказки. Они создают альтернативную версию того, чем я являюсь, и размахивают ей, как топором. Думаете, почему я не согласилась с теми ангелами? С ангелом справедливости? И ангелом милосердия? Я пыталась их предупредить. Те, кто извращает меня, преступят и все остальные добродетели – попутно убеждая себя в собственной высокоморальности.

Ложь Волка обретает всё большую силу. Он создаёт новые слова, чтобы прикрывать ими это зло. Старая уловка. Хочешь избежать ответственности за свой обман – первым делом поменяй язык.

Поэтому он использует формулировку «закон о преодолении бедственного положения народа», чтобы придать своим решениям юридическую силу. Пользуется словосочетанием «жизненное пространство», чтобы оправдать захват территорий. Вместо «убить» он предпочитает более размытые «устранить» или «ликвидировать». И использует словосочетание «окончательное решение» как эвфемизм для своего глобального плана: истребить всех евреев на континенте.

Он находит себе последователей среди обиженных, одиноких, злых и амбициозных, обретает их в лице взрослых людей, без зазрения совести пишущих доносы на соседей, и молодых, которым приносит удовольствие безнаказанно валить других на землю.

Он обретает их в обозлившихся, заблудших душах вроде Удо Графа, чья мать бросила его отца ради еврея, после чего отец пошёл в ванную и лезвием лишил себя жизни.

Удо, изучающий точные науки в немецком университете, как и Волк, становится одиночкой, не имеющим друзей подлецом. В двадцать четыре года он попадает на публичное выступление Волка на городской площади. Слушает его речь о новом рейхе, об империи под господством немцев, которая просуществует тысячу лет. Он словно получает персональное приглашение: следуй за этим человеком и облегчи боль от собственного жалкого существования.

Так Удо присоединяется к армии Волка. Посвящает этому делу всего себя. Поднимается по служебной лестнице, получает звание гауптштурмфюрера, командира среднего звена в нацистских войсках СС.

После, летом 1942 года, Волк повышает Удо и отправляет его в Салоники для осуществления своего ужасающего плана – избавиться от всех граждан-евреев. Что приводит к событиям того жаркого июльского утра на площади Свободы. В тот день Удо впервые встречает Нико Крисписа и подмигивает ему, словно обещая, что всё будет хорошо.

Конечно, хорошо ничего не будет. Тех, кто выбирает путь лжи, в конце всегда ожидает тьма. Однако до конца этой истории нам ещё далеко.

Истинное милосердие

Воскресенье, осень 1942 года. Лазарь ведёт Нико, Фанни и Себастьяна туда, где похоронены его родители, прямо за городскими воротами на востоке Салоников. На тот момент это самое крупное еврейское кладбище в мире, некоторым могилам несколько сотен лет.

– Деда, – спрашивает Нико, когда они взбираются на холм, – кто самый старый человек, которого здесь похоронили?

– Я такого не знаю, – отвечает Лазарь.

– Здесь есть могилы 1600-х годов, – говорит Себастьян.

– Правда? – удивляется Фанни.

– Да, я видел, – отвечает Себастьян.

– Я не хочу, чтобы меня где-то хоронили, – говорит Нико.

– Можем сбросить тебя в океан, – предлагает Себастьян.

– Нехорошо так говорить, – возражает Фанни.

Нико улыбается ей.

– Я просто пошутил, – говорит Себастьян. Он чувствует, как лицо начинает гореть от румянца.

Они пробираются через кирпичные и каменные надгробия, широкие и расположенные плотно друг к другу, простирающиеся настолько далеко, насколько хватает глаз. Наконец, они находят могилы родителей Лазаря. Лазарь глубоко вздыхает и закрывает глаза. Он слегка наклоняется и начинает молиться, поглаживая бороду и бормоча под нос слова на иврите.

Нико наблюдает за дедушкой. Потом тоже закрывает глаза и раскачивается вперёд-назад.

– Он даже слов не знает, – шепчет Себастьян Фанни.

– Тогда зачем он это делает?

– Не знаю. Такой вот он.

Закончив молиться, Лазарь опускается на колени и достаёт из кармана обрезок ткани. У него с собой небольшая фляга с водой, он смачивает тряпку и принимается протирать могильный камень.

– Деда, зачем ты это делаешь? – спрашивает Нико.

– Из уважения к твоим прадедушке и прабабушке.

– Можно тебе помочь?

Лазарь отрывает лоскут ткани. Нико берёт его и садится на корточки перед надгробием. Фанни садится рядом с ним, Себастьян тоже. Вскоре уже все четверо стирают грязь с могильной плиты.

– Вот, – мягко говорит Лазарь, – что мы называем хэсед шель эмет. Истинное милосердие. Знаете, что такое истинное милосердие? А? Дети? Посмотрите на меня.

Дети перестают вытирать плиту.

– Это когда делаешь что-то для кого-то, зная, что ничего не получишь взамен. Например, протираешь могилы умерших. Это и есть истинное милосердие.

Он понижает голос.

– Легко быть добрым, когда знаешь, что тебе за это чем-то отплатят. Другое дело, когда никто, кроме тебя самого, не узнает о совершённом тобой хорошем деле.

Дети возвращаются к вытиранию плиты. Когда они заканчивают со вторым надгробием, Нико встаёт и подходит к следующему.

– Идите сюда, – говорит он, обернувшись.

– Куда? – спрашивает Себастьян.

– Надо протереть и их плиты тоже.

Себастьян встаёт. Фанни встаёт тоже. Вскоре все трое уже смачивают тряпки водой и вытирают ими надгробия незнакомцев, одно за другим. Лазарь закрывает глаза и тихо читает благодарственную молитву.

Позже они идут домой, купаемые в лучах осеннего солнца. Нико держит дедушку за руку. Фанни напевает какую-то песенку. Себастьян мычит в такт. Это был последний раз, когда они смогли побывать на этом кладбище. Три месяца спустя оно будет полностью разрушено.

Сначала они забирают твоё дело…

Нико нравилось, как пахнет в папиной табачной лавке, располагавшейся на первом этаже под офисами семейной экспортной табачной компании. Нико любил прибегать туда после школы, открывать входную дверь и погружаться в сладкий древесный аромат. До конца жизни этот запах будет у него ассоциироваться с отцом.

Однажды в январе 1943 года, когда Лев пристраивал на полке новую коробку с сигарами, в лавку вошли двое мужчин. Нико сидел в углу и рисовал в блокноте. Себастьян подметал за прилавком.

– Добрый день, – поздоровался хозяин.

Вошедшие были греками, один высокий, другой низкий и толстый. Лев узнал в высоком мужчине покупателя, который однажды приобрёл дорогой табак для своей трубки. Мужчины смущённо переглядывались между собой.

– Что-то не так? – спросил Лев.

– Извините, – сказал высокий мужчина, – мы просто… не ожидали вас здесь увидеть.

– Почему же? Это мой магазин.

Низкий мужчина протянул ему лист бумаги.

– Дело в том, что нет, – сказал он, – не ваш.

Лев подошёл ближе и принялся изучать написанное. Вчитавшись, он ощутил, как по спине пробежал неприятный холодок.

Служба по распоряжению еврейской собственностью

Уведомляем вас о том, что магазин, расположенный по адресу улица Воци, 10, принадлежавший еврею Льву Криспису, передаётся вам. Вам необходимо в течение дня явиться в указанный орган для признания права собственности на вышеуказанный магазин.

Лев перечитал текст. Он не знал, что задело его больше, – что у него отбирают магазин или что иностранные силы обозначили его в документах как «еврея Льва Крисписа».

– Мы думали, вы уехали, – сказал мужчина.

Лев нахмурился.

– С чего бы мне оставлять собственный магазин?

– Пап? – сказал Нико.

Лев приблизился к мужчинам.

– Послушайте, я открыл эту лавку. Я построил бизнес на верхних этажах. Всё, что вы здесь видите: табак, сигары, трубки – за всё заплатил я.

– Возможно, нам лучше зайти завтра, – пробормотал низкий мужчина.

Его партнёр откашлялся.

– Но, видите ли, мистер Криспис, ваш магазин был передан нам. Здесь ясно написано, что…

– Плевать мне, что там написано! – крикнул Лев, выхватывая листок. – У вас совсем нет ни капли совести? Это мой магазин!

Нико открыл рот от изумления. Себастьян крепче сжал в руках метлу. В этот самый момент подъехала машина, и из неё вышли два нацистских офицера.

Лев глянул на лист в руках и быстро сунул его обратно незнакомцам.

Десять минут спустя Льва, Нико и Себастьяна проводили до двери и вытолкали. Это был последний раз, когда они ступили на порог табачной лавки. Им даже не разрешили забрать свои пальто.

…Потом они отнимают твою веру

В субботу на той же неделе Лазарь, Нико и Себастьян шли в синагогу на утреннюю службу. Лазарь всегда настаивал на том, чтобы брать мальчиков с собой по субботним дням и учить их всем ритуалам и чтению текстов на иврите.

Нико надел жилетку поверх рубашки с коротким рукавом. Себастьян был в пиджаке с галстуком, подтяжках и, поскольку он уже достиг возраста бар-мицва, нёс собственную сумку с талитом, как дедушка. Стоял солнечный день, мальчики быстро шли наперегонки, перепрыгивая с одной тротуарной плитки на другую и пытаясь не наступать на трещинки между ними.

– Ты проиграл, – сказал Себастьян.

– Ты тоже, – ответил Нико.

– А вот и нет.

Нико поднял голову.

– Смотри, вон Фанни!

Себастьян глянул на другую сторону улицы и увидел Фанни с отцом, тоже идущих в направлении синагоги. Когда Фанни помахала им, Нико помахал в ответ, а Себастьян опустил взгляд.

– Ты хочешь её поцеловать, – прошептал Нико.

– Не хочу.

– Хочешь-хочешь.

– НЕТ!

– Кто кого целует? – спросил Лазарь.

– Нико врёт, – сказал Себастьян.

– Он никогда не врёт, – заметил Лазарь.

– Я не вру. Ты хочешь с ней поцеловаться. Ты сам мне сказал.

– Ты не должен ничего говорить! – воскликнул Себастьян. Его лицо покраснело. Нико взглянул на Лазаря, и тот погрозил ему пальцем.

– Если он поделился с тобой секретом, нужно хранить этот секрет.

– Прости, деда.

– Извинись перед братом.

– Прости, Себастьян.

Себастьян сжал губы.

– Кто первый? – предложил Нико.

На лице Себастьяна промелькнула улыбка. Он знал, что бегает быстрее младшего брата. Знал, что Фанни увидит, как они бегут.

– Давай! – крикнул он, переходя на бег.

Нико бросился за ним, крича: «Эй!», но Себастьян уже удрал далеко вперёд и хохотал, и Нико тоже рассмеялся. Себастьян добежал до угла, надеясь поймать на себе восхищённый взгляд Фанни. Заворачивая за угол, он слышал топот Нико.