Пять прямых линий. Полная история музыки (страница 5)
На рубеже архаического и раннего классического периодов около 500 лет до н. э. появились новые великие имена. Интимная лирика Сапфо стала предметом внимания сочинителей музыки. Состязательное искусство сделалось политическим инструментом в период короткого золотого века в начале V столетия до н. э., выделившись из искусства ритуального, что способствовало росту престижа профессиональных исполнителей. Гомер описывал занятия музыкой в целом ряде эпизодов, в том числе и на примере истории Фамирида, странствующего кифареда-виртуоза, который бросил вызов всем (включая самих муз), кто явился на певческое состязание, и за свое безрассудство был наказан слепотой. Теория и практика развивались, оставаясь предметом ожесточенных споров между мыслителями, такими как Эпигон и Лас (последний, согласно антиковеду М. Л. Уэсту, создал «первую книгу о музыке»)[66], и воплощаясь в звуках профессиональных музыкантов, например плодовитого поэта Пиндара. Пиндар описал роль музыки в идеальном обществе гиперборейцев, обитающих за Северным ветром:
Не чуждается их нрава и муза:
Хоры дев, звуки лир, свисты флейт
Мчатся повсюду…[67][68]
Эсхил, в свою очередь, описывает бога войны Ареса как врага «песен и плясок»[69][70], а Сапфо рассказывает о том, что муж, оплакивавший умершую жену, запретил в своем городе всю музыку на целый год. Так пифагорейская идея о том, что упорядоченная душа находится в созвучии с музыкой, отражается в повседневной жизни. Это представление было хорошо известно и Шекспиру.
В Афинах классического периода процветала музыка во всех формах. На сценах пышных фестивалей разыгрывались драматические представления, в которых звучали пеаны, гимны и экстатические хоровые «дифирамбы», обращенные к Дионису. В рамках Панафиней, ежегодных фестивалей в честь Афины, проходили состязания певцов и исполнителей. В 470 году до н. э. Фемистокл выстроил для них отдельное здание, Одеон, перестроенный затем в 446 году до н. э. Периклом. В домашней обстановке праздные классы наслаждались бесконечными симпосиями – своего рода клубными собраниями для интеллектуальных обсуждений и чувственных наслаждений, где часто звучала музыка. Поэт и певец Анакреонт был одним из лучших исполнителей. Музыка составляла часть системы образования: на росписях вазы, датируемой приблизительно 480 годом до н. э., изображен мальчик, получающий в школьном классе разнообразные музыкальные наставления (приведший его в школу раб сидит сзади и слушает). Религиозные ритуалы были своего рода общественными мероприятиями, соединяющими в себе практики закрытых аристократических симпосиев и открытых для всех фестивалей, и с помощью пения способствовали объединению полиса.
Ключевой общественной функцией музыки было сопровождение драмы. В комедии Аристофана «Лягушки», сочиненной в 405 году до н. э., описывается подземное состязание, устроенное богом Дионисом с тем, чтобы сравнить стили двух современников Аристофана, торжественные хоры Эсхила и модные безделушки Еврипида (Эсхил побеждает)[71]. Зрелые трагедии Софокла и других авторов представляют собой эклектичное действо, соединяющее народное искусство и масочные ритуалы и преобразованное политическим указом в гражданские состязательные мероприятия, куда входили декламация, танцы и музыка.
Платон сурово бичевал современный ему небрежный и разнузданный стиль, приверженец которого «ничем уже не побрезгает, всему постарается подражать всерьез, в присутствии многочисленных слушателей, то есть, как мы говорили, и грому, и шуму ветра и града, и скрипу осей и колес, и звуку труб, флейт и свирелей – любых инструментов – и вдобавок даже лаю собак, блеянию овец и голосам птиц. Все его изложение сведется к подражанию звукам и внешнему облику, а если и будет в нем повествование, то уж совсем мало»[72][73].
Особенно он не терпел мужчин, подражающих женщинам. Он, как и его ученик Аристотель, делал различие между музыкой как свободным искусством, созданным свободным человеком (ἐλεύθερος по-древнегречески или liber по-латыни), и музыкой как профессией. «Ремесленными же нужно считать такие занятия, такие искусства и такие предметы обучения, которые делают тело и душу свободнорожденных людей непригодными для применения добродетели и для связанной с нею деятельности. Оттого мы и называем ремесленными такие искусства и занятия, которые исполняются за плату: они лишают людей необходимого досуга и принижают их»[74][75], – высокомерно отмечает Аристотель. Один современный исследователь видит в этом пренебрежении к профессионалам исторические корни «противопоставления… идеалов колледжа свободных искусств и бизнес-школы, джентльмена и торговца»[76]. Другой называет недовольство Платона по поводу перемен «благочестивым вздором»[77].
Один из самых знаменитых исполнителей нового стиля в конце V века до н. э. – Тимофей Милетский, который гордо заявлял: «Старого я не пою, новое мое – лучше… Прочь ступай, древняя муза!»[78][79] Аристоксен возражал на это: «Музыка, как и Африка, каждый год порождает нового зверя»[80]. Последние столетия до н. э. были временами не сочинителей, но исполнителей, процветавших на фестивалях и состязаниях, в новых артистических гильдиях и на соревнованиях атлетов, таких как Пифийские и Истмийские игры, а также на царских празднествах – например, на пятидневном фестивале в Сузах в честь свадьбы Александра Македонского.
Отголоски Античности будут слышны на протяжении всей нашей истории – не только в музыке, вдохновленной греческими сюжетами, – такой, как свежая и напористая увертюра Ральфа Воана-Уильямса к «Осам» Аристофана, сочиненная в Кембридже спустя 25 веков после появления пьесы, или же эпическое изображение Генделем «Пира Александра», в котором нашлось место и для Тимофея Милетского. Но даже более отчетливо – в вечно актуальных спорах о музыке и морали, старых и новых стилях, системах настройки инструментов, образовании и роли музыки в обществе.
Греки все это придумали первыми.
Рим
Греция, вне всяких сомнений, оставалась самой музыкально развитой изо всех древних цивилизаций, однако были и другие. Египетское изобразительное искусство изобилует рисунками, связанными с музыкой и танцами. Музыка находится в центре повествования множества библейских историй, от сюжетов, связанных с Иувалом[81] и Иисусом Навином[82], до псалмов Давида и танца Саломеи.
Традиционно считается, однако, что римляне мало интересовались музыкой. Отчасти потому, что никакая римская музыка до нас не дошла, отчасти же оттого, что в том корпусе римского литературного наследия, который нам известен, куда больше внимания уделяется совершенству письма, нежели в случае греков, отдававших предпочтение искусству сценического представления, которое напрямую связано с музыкой. Во многом это происходило потому, что римские авторы продолжали рассматривать музыку как совокупность двух различных дисциплин. Это порождало, с одной стороны, философские рассуждения о ритме и метре, совершенно оторванные от повседневных практик, с другой же – высокомерное морализаторство по поводу опасной безвкусицы существующей музыки. (Сенека, Ювенал и Тацит, как и многие критики иных времен, обретали вдохновение лишь тогда, когда писали о том, что им совершенно не нравилось.)
Однако существует огромное количество литературных и прочих свидетельств того, что музыка в жизни римлян занимала центральное место: мы находим в пьесах Плавта и Теренция интерлюдии для тибии (римского эквивалента авлоса) и часто встречаем упоминания военной музыки, в которой использовалось множество медных духовых инструментов (часть из них была этрусского происхождения). Музыка играла ключевую роль в религиозных ритуалах; щедрая оплата популярных профессиональных музыкантов, домашнее музицирование, гидравлос[83] в цирке и тибия на месте жертвоприношений – все это зафиксировано на мозаиках и фресках.
Раннехристианская музыка
Наибольшее влияние на историю музыки в столетия после Христа оказала эволюция Его церкви. Проповеди апостола Павла во время странствий по Средиземноморскому региону заложили основы тех явлений и структур, долгое время определявших облик музыки, о которой рассказывает эта книга: христианской литургии, псалмопения и монашества.
В писаниях и талмудической литературе можно найти указания на то, что одной из составляющих ритуалов Иерусалимского храма было исполнение псалмов с весьма развитым инструментальным аккомпанементом. На одном из рельефов триумфальной арки Тита в Риме, датируемой 81 годом н. э., среди трофеев, оставшихся после осады, захвата и разрушения Иерусалима в 70 году, можно увидеть большую серебряную трубу. На собраниях ранних христиан во время трапезы в память о Тайной вечере участники исполняли «гимн» (почти наверняка это был псалом). Апостол Павел описывает такого рода собрание; в другом месте, будучи весьма желчным человеком, он использует известную фразу «медь звенящая или кимвал звучащий»[84], обозначающую пустые речи – возможно, в качестве завуалированной критики чрезмерной пышности храмовой музыки[85]. В более институализованных вариантах чина евхаристии, подобных изложенному Иустином Философом около 150 года, нет указаний на исполнение псалмов; однако предписанный текст почти наверняка произносился торжественным полупением, известным как «кантилляция». Позже, когда евхаристия стала совершаться утром, вечерние трапезы начали включать в себя «агапу», или вечерю любви, которую в III веке Киприан Карфагенский описывает следующим образом:
Ныне, когда солнце спускается к вечеру… да зазвучит псалом на этом степенном собрании… вы более насытите своих друзей, ежели представите им духовную пищу и усладите их слух сладчайшими благочестивыми напевами[86].
Пение псалмов вошло в состав утренней евхаристии в IV веке, и тогда же среди клира выделился кантор[87], ответственный за надлежащее их исполнение. Так родился и церковный музыкант.
Другая, особая форма христианской практики возникла среди глубоко верующих людей, предпочитавших общаться с Богом в уединении, чаще всего в пустыне. Институт монашества станет опорой западноевропейской музыки более чем на тысячу лет, отчасти по причине особенных возможностей для музыкального исполнения и образования в этой весьма разнородной среде, отчасти же в силу особого характера музыки, свойственного ей: литургического песнопения, или григорианского хорала. Никакой иной репертуар не оказывал столь глубокого и продолжительного влияния на эволюцию музыкальных стилей и техник исполнения.