Кроме лестниц, ведущих на крыши, у вагонов имелись крошечные служебные площадки, больше похожие на стальные подножки шириной в полметра. На них можно было стоя выполнять кратковременную работу, но не ехать часами. Тул первым делом прошелся по всему составу – искал проход в какой-нибудь вагон, но не смог взломать ни одной двери. Поэтому беглецы скорчились на этих площадках. Под ними проносилась земля; их постоянно обдувал ветер. Неуютно, но все же лучше раскаленных крыш без защиты от палящего солнца.

Спать под стук колес у Гвоздаря тоже не получалось. Приходилось втискиваться между стенкой и лестницей и дремать по очереди, резко просыпаясь, когда поезд набирал или сбрасывал скорость. Разгон и торможение всегда сопровождались рывками, состав трясло так, что людей чуть не сбрасывало с насестов. После того как Гвоздарь и Нита едва не улетели под колеса, они сидели, зацепившись локтем за лестницу. Однажды, когда поезд резко затормозил, их едва не раздавил Тул, втиснув в металлическую стену вагона. В голове у Гвоздаря потом долго звенело.

Но все это ничего не значило по сравнению с нехваткой воды. Пару бутылок, найденных в мешке, они сразу опустошили, а на второй день уже умирали от жары и влажной духоты. Заняться было нечем – только смотреть на проносящиеся мимо пейзажи и надеяться, что поезд скоро прибудет в пункт назначения.

Иногда они проезжали вдоль огромных озер. Был соблазн спрыгнуть в прохладную воду, но Тул покачал головой и сказал, что на такой скорости им нипочем не запрыгнуть на поезд и, если они не хотят много дней тащиться пешком, придется потерпеть.

Гвоздарю не нравилась эта перспектива, хоть он и понимал, что огромная тварь права. Они убивали время, глядя по сторонам и разговаривая.

– Кто тебя преследует? – спросил Гвоздарь Ниту. – Что в тебе такого важного?

– Натаниэль Пайс, дядя по браку по расчету. – Она помялась, но все же добавила: – Хочет использовать меня для давления на отца.

Гвоздарь нахмурился, ничего не поняв.

– Отец узнал о некоторых его сделках, – пояснила Нита. – Пайс неправильно расходовал семейные средства. А теперь хочет, чтобы отец не мешал ему. Это лучший способ надавить на него.

– Надавить?

– Пайсу нужно сделать кое-что, что отцу не нравится. Если я окажусь в руках дяди, папа будет вынужден согласиться. Пайс планирует получить миллиарды, и не долларов, а китайских красных. Миллиарды. – (Темные глаза сверлили Гвоздаря.) – Больше, чем можно заработать на демонтаже судов за все время его существования. Хватит, чтобы построить тысячу клиперов.

– А твой отец против?

– Речь идет о добыче битуминозных песков. Это способ получить топливо, суррогат традиционной нефти. Из-за лимитов на выброс углерода проект не прошел аудит. А Пайс перерабатывает пески в наших северных владениях и тайно доставляет продукцию в Китай клиперами компании, через полюс.

– Как по мне, это большая удача, – сказал Гвоздарь. – Все равно что свалиться в отсек с нефтью, уже имея покупателя. Почему бы твоему отцу не войти в долю, и пусть бы Пайс продолжал?

Нита ошеломленно посмотрела на него. Открыла рот. Закрыла. Открыла снова в полнейшем недоумении.

– Это черный рынок топлива, – пояснил Тул. – Он под конвенциональным запретом, а может, запрещен и национальными законами. Лишь один бизнес более прибылен – торговля полулюдьми, но она-то как раз абсолютно легальна. И это не все, так, Счастливица?

Нита неохотно кивнула:

– Территориальные споры в Арктике позволяют Пайсу избегать штрафов за выброс углерода, а в Китае все можно продать, не оставляя следов. Рискованно, незаконно, и отец узнал об этом. Он хотел заставить Пайса выйти из семьи и бизнеса, но Пайс сделал ход первым.

– Миллиарды китайских красных, – сказал Гвоздарь. – Это правда так дорого?

Она кивнула.

– Ну, тогда твой отец спятил. Пусть входит в бизнес.

Нита посмотрела на него с отвращением:

– А как насчет Затонувших Городов? По-твоему, при затоплении погибло слишком мало людей? Моя семья ведет дела честно. Спрос есть, но это не значит, что мы обязаны его удовлетворять.

Гвоздарь расхохотался.

– Ты мне говоришь, что у торговца кровью может быть чистая совесть? Что изготовить малость топлива – хуже, чем гробить нас, скупая ржавое железо для переработки?

– Хуже!

– Так или иначе, все сводится к деньгам. И ты, оказывается, стоишь намного больше, чем я думал. – Он оценивающе поглядел на Ниту. – Жаль, что ты этого не сказала до того, как я испортил отношения с папой. – Он покачал головой. – Наверное, я бы позволил ему тебя продать. Дядя Пайс отвалил бы состояние.

– Ты серьезно? – неуверенно улыбнулась Нита.

Гвоздарь и сам не знал ответа.

– До хренища денег. Ты рассуждаешь о совести только потому, что тебе не нужны деньги так, как обычным людям. – Он подавил разочарование в выборе, который уже нельзя было изменить.

«Хочешь быть как Ленивка? – спросил он себя. – Идти на все, лишь бы добыть чуть побольше?»

Ленивка – дура и предательница, но Гвоздарь не мог отделаться от мысли, что норны предлагали ему самую большую в жизни удачу, а он отказался.

– И как же ты попала в катастрофу, если такая важная?

– Отец отправил меня на юг на случай, если начнутся беспорядки. Никто не должен был знать, где я. – Она смотрела в никуда. – Мы не знали, что нас преследуют. Не подозревали, – поправила она себя. – Капитан Аренсман сказал, что надо уходить. Он-то знал. Может, был одним из них, но передумал. Может, вспомнил о норнах. Не знаю. И уже никогда не узнаю. Но я ему не поверила и задержалась. И наши люди погибли из-за того, что я не поверила в угрозу. – Ее лицо стало жестким. – За нами погнались, как только мы вышли из порта. Гнались днем и ночью. Когда начался шторм, у нас не осталось выбора. Либо идти в зону урагана, либо сдаваться. Капитан Аренсман предоставил решать мне.

– А что, нельзя было договориться? – спросил Гвоздарь.

– Только не с Пайсом. Этот человек не идет на сделку, когда уже выигрывает. Так что я приказала Аренсману идти в шторм. Не знаю, почему он согласился. Волна уже была высокая. – Она взмахнула рукой. – Палубу захлестывало, ходить по ней было практически невозможно, и не было ровного ветра, только порывы, которые нас мотали. Я не сомневалась, что погибну, но если бы мы сдались Пайсу, я бы тоже умерла. – Она пожала плечами. – Так что мы двинулись навстречу урагану. Волны все росли, паруса порвались, мачты сломались, а потом волны разбили иллюминаторы и вода хлынула в клипер. – Она прерывисто вздохнула. – А судно Пайса повернуло назад.

– Ты сильно рисковала, – рыкнул Тул.

– Я шахматная фигура. Даже пешка, – объяснила она. – Мною можно пожертвовать, но я не могу сдаться. Если я сдамся, игра закончится. – Она смотрела на проносящуюся мимо зелень. – Я должна была сбежать или умереть. Если бы меня похитили, отец согласился бы на любые условия. И его заставили бы сделать что-то ужасное.

– Если твой отец готов пожертвовать собой ради тебя, он, наверное, лучше знает, – сказал Тул.

– Ты не понимаешь.

– Зато я понимаю, что ты пожертвовала всей командой.

Нита отвернулась.

– Будь у меня выбор, я бы поступила по-другому.

– У тебя были верные люди.

– Да, не такие, как ты, – ядовито парировала она.

Получеловек лишь медленно моргнул. Желтые глаза вспыхнули.

– Считаешь, мне полагается быть хорошим псом? Я должен был хранить верность отцу Гвоздаря? – Он снова моргнул. – Покорная скотина, как те, что на твоих клиперах? – Он слегка улыбнулся, показав острые зубы. – Ричард Лопес надеялся, что за твою чистую кровь, красивые глаза и здоровое сердце хорошо заплатят Сборщики. Жалеешь, что я не остался ему верен?

Нита мрачно посмотрела на Тула, и костяшки побелели, когда она сжала кулаки.

– Не смей меня пугать.

Тул полностью обнажил белые острые зубы.

– Если я захочу напугать испорченную богачку, это будет нетрудно.

– А ну прекратите! – вмешался в перепалку Гвоздарь и коснулся плеча Тула. – Хорошо, что ты с нами. Мы перед тобой в долгу.

– Я сделал это не ради долга, – ответил Тул. – Я сделал это ради Садны. – Он посмотрел на Ниту. – Эта женщина стоит в десять раз больше, чем есть у твоего отца. И в тысячу раз дороже тебя, что бы там ни думали твои глупые враги.

– Не рассказывай мне, кто сколько стоит, – сказала Нита. – У моего отца есть собственный флот.

– А богатые все меряют деньгами. – Тул наклонился к ней. – Садна однажды рискнула собой и всей своей командой, чтобы спасти меня из горящей нефти. Она не должна была возвращаться, не должна была поднимать железную балку, которую я в одиночку поднять не мог. Ее уговаривали не делать глупостей. В конце концов, я человек всего лишь наполовину. – Тул пристально смотрел на Ниту. – У твоего отца есть флот и тысячи полулюдей. Рискнул бы он жизнью, чтобы спасти кого-нибудь из них?

Нита поморщилась, но не ответила. Повисло молчание. Наконец они стали устраиваться, чтобы поспать, как будто был шанс заснуть под грохот поезда.

Огромный затонувший город, Новый Орлеан, появился не сразу. Заваливающиеся постройки, сквозь которые проросли баньяны и кипарисы. Крошащиеся бетонные плиты, обломки кирпича, выгребные ямы под ними. Оплетенные кудзу коттеджи в тени огромных деревьев.

Поезд взобрался на эстакаду над болотами. Он проезжал над зелеными прудами, покрытыми ряской и кувшинками; под вагонами белыми сполохами пролетали цапли и тучами вились мухи и москиты. Эстакаду укрепили против ураганов, которые с ужасающей регулярностью набегали на побережье, но это было единственным успехом в борьбе людей с воздушной стихией и болотами.

Состав летел над замшелыми развалинами города. Над миром оптимизма и радости, залитым водой и растерзанным неспешно меняющейся природой. Гвоздарь подумал о людях, которые жили в этих домах. Интересно, куда они подевались? Таких огромных домов он не видел нигде на берегу. Хорошие здания из стекла и бетона – но они умирали точно так же, как убогие лачуги, что развалились на трухлявые бревна и растрескавшиеся доски.

– Это он? – спросил Гвоздарь. – Это и есть Орлеан?

Нита покачала головой:

– Это пригород. Рабочие окраины тянутся на многие мили. Раньше же у всех были автомобили.

– У всех? – переспросил Гвоздарь, пытаясь понять, как такое может быть.

Да нет, ерунда. Откуда бы взяться уймище богатых людей? Так же абсурдно было бы сказать, что теперь у всех есть клиперы.

– Это как? Тут даже дорог нет.

– Есть. Смотри, – указала она.

И действительно, приглядевшись к джунглям, Гвоздарь различил места, где когда-то были улицы, пока их не заполонили джунгли. Дороги стали относительно ровными прогалинами. Можно было вообразить их без деревьев, папоротников и мхов.

– А откуда брали бензин? – спросил он.

– Да отовсюду, – рассмеялась Нита. – С другого конца света. Со дна моря. – Она махнула рукой в сторону океана. – Бурили и здесь, в Заливе. Уничтожали острова. Вот почему штормы стали такими сильными. Острова заслоняли собой город, но их срыли, чтобы добывать нефть.

– Да ладно? – не поверил Гвоздарь. – Откуда ты знаешь?

Нита снова рассмеялась.

– Если бы ты ходил в школу, тоже знал бы. Орлеанские ураганы известны во всем мире. Каждый олух про них знает… – Она осеклась.

У Гвоздаря возникло желание съездить по хорошенькому личику. Тул тихо рассмеялся.

Иногда Нита вела себя нормально, а иногда превращалась в мажорку. В изнеженную, самодовольную богачку. Гвоздарю в такие моменты хотелось, чтобы она узнала кое-что из жизни Брайт-Сэндз-Бич. Научилась тому, в чем даже Ленивка, жадная и вероломная, превосходила эту холеную красотку, которая даже теперь выглядела шикарно, как будто грязь, боль и отчаяние не коснулись ее.

– Прости, – сказала Нита, но Гвоздарь только пожал плечами.

Он и так знал, что эта девочка о нем думает.

Дальше ехали молча. Посреди джунглей показалась деревня – среди болот на расчищенной от деревьев и кустов поляне устроилась небольшая община рыбаков. Такие же кривенькие хижины строили люди, среди которых жил Гвоздарь. Во дворах росли овощи и гуляли свиньи. Ему это место напоминало родной край. Интересно, а что видит Нита?